Илья Афроимов - Город, где стреляли дома
Железнодорожный узел горел три дня.
Теперь не скоро пройдут через станцию фашистские эшелоны.
Глава десятая
«Больничная койка меня убьет»
Здоровье Вали ухудшилось. Лицо осунулось, заострилось. Она старательно скрывала от друзей головные боли, а те делали вид, что ничего не замечают.
Завистливым взглядом провожала Валя агентурщиков, уходивших в Брянск с заданием, томительно ждала их возвращения.
В один из августовских дней ее вызвали в штаб.
— Собирайся, Валентина, в дорогу, — сказал Дука, не подымая на Валю взгляда.
Она решила, что ее посылают в Брянск, и обрадовалась.
— Самолет прилетит через три часа, — еще глуше проговорил он.
— Какой самолет?.. — нахмурилась Валя.
— Полетишь на Большую землю. — Дука явно нервничал.
— Не полечу, — запротестовала Валя. — Лечиться буду после войны.
— Да не об этом речь. — Он откашлялся. — Понимаешь, Верховное Командование заинтересовалось нашими донесениями. Требуются кое-какие пояснения. А кто лучше тебя знает расположение военных объектов в городе?
Дука кривил душой. Валю надо было во что бы то ни стало отправить на лечение.
…Дуглас, в котором летела Валя, приземлился в Ельце. Там ее уже ждал чекист Суровягин. Прямо с аэродрома поехали к Матвееву. Секретарь обкома принял тепло. Долго расспрашивал об отряде.
— А в столице-то не робей. Даже если потребуют к самому маршалу. Держи повыше голову, брянская партизанка.
— Буду держать, товарищ секретарь.
На прощание Матвеев спросил:
— Кажется, ты еще кандидат партии?
— Нет, я уже коммунистка. Три дня назад товарищи приняли в партию.
— Поздравляю, — Матвеев пожал ей руку.
И в Москве, на аэродроме, Валю тоже встретили. Двое с иголочки одетых военных откозыряли, посадили ее в легковую автомашину и увезли в гостиницу «Европа». Вручили ей целый ворох талонов: на одежду, в столовую, в концертный зал Чайковского…
Герой Советского Союза Михаил Ильич Дука. Он возглавлял Брянский городской партизанский отряд после гибели Д. Е. Кравцова.
Вечером Валя и Золотихина (она приехала тоже на лечение) бродили по Москве. Город был волшебно красив.
— Я сегодня такая счастливая, — откровенничала Валя. — Даже боюсь, что слишком.
Валя, обычно скрытная и сдержанная, говорила без умолку. Она впервые рассказывала о себе. Изумленная подруга «открывала» в Вале нового человека. Оказывается, она даже стихи пишет… И еще Золотихина услышала новость: незадолго до войны Валя вышла замуж, хорошим человеком был муж. Но любви, как выяснилось, не было.
Потом сидели в переполненном концертном зале имени Чайковского. Валя плохо улавливала музыку и все время тянулась вперед, нервничала, крепко сжимала руку Золотихиной. Болезнь давала о себе знать.
Весь следующий день Валя работала в Центральном штабе партизанского движения. Вместе с полковником Галицким и подполковником Серых уточняла расположение фашистских объектов в Брянске, проходимость эшелонов в южном направлении через железнодорожный узел. Несколько раз к ним заходил начальник разведотдела штаба генерал Аргунов.
Оказалось, что в столице она действительно нужна буквально всем: разведчикам, чекистам, интендантам, даже известному художнику Ф. Модорову. Он терпеливо дожидался Валю в гостинице и писал с нее портрет.
Сперва она отказывалась позировать.
— Для чего это?
— Для победы, — обиделся Модоров. — Ваш образ будет звать других быть смелыми и мужественными.
Валю начали лечить. Но она работала в аппарате ЦК ВЛКСМ. Вместе с инструктором Борисом Щербиной разъезжала по московским предприятиям, выступала перед молодежью, рассказывала о боевой жизни партизан и разведчиков. Суток не хватало. Здоровье не улучшалось.
— Ложитесь в госпиталь, — советовали товарищи.
Валя наотрез отказывалась:
— Больничная койка меня убьет.
Звезды Кремля
В Москву прилетели комсомольские работники Брянщины. Валя поехала к ним в гостиницу. Постучала в номер. Никто не отзывался. Открыла дверь. На полу, сладко посапывая, лежали Иван Мартынов и Михаил Зеленец. Валя растормошила обоих.
— Почему вы на полу спите? — удивилась она.
— А, черт… никак уснуть не могли на мягкой постели, — объяснил Мартынов, старательно протирая глаза. — Отвыкли от комфорта.
Поздно ночью брянских товарищей принял секретарь ЦК ВЛКСМ Михайлов. Он только что приехал с какого-то завода и привез оттуда небольшую железную печку.
— Хороша?
Мартынов, он оказался посмелей, подошел к столу, осмотрел печку:
— А зачем она нам? Партизанский костер во сто раз лучше.
Михайлов убрал печку:
— Так и доложим рабочим: партизаны забраковали ваше изобретение.
Секретарша внесла бутерброды и чай.
— Как вас кормят в Москве? — поинтересовался Михайлов.
— Не обижаемся, — отозвался секретарь Суземского подпольного райкома комсомола Белов. — Но если два талона дадут — не откажемся.
Все рассмеялись.
Потом долго и обстоятельно говорили о том, как наладить комсомольскую работу в тылу врага.
Прощаясь, Михайлов сказал:
— Завтра в Кремле нас примет товарищ Климент Ефремович Ворошилов. Учтите, он самоотчетов не любит.
У Спасской башни Михайлов долго оформлял пропуска. Наконец вышли на Кремлевскую площадь. Через каждые тридцать — пятьдесят шагов их останавливали часовые, подолгу вертели в руках отпечатанные на материи партизанские удостоверения и звонили в центральное бюро пропусков. Целый час заняли бесконечные процедуры с документами. Партизан это начинало раздражать, Михайлов как мог успокаивал.
…К. Е. Ворошилов в маршальской форме вышел из-за стола, поздоровался с каждым за руку.
— Ну, рассказывайте, товарищи.
Первым заговорил Мартынов. Сбиваясь от волнения, он говорил о боевых делах комсомольцев Брянска.
Климент Ефремович поморщился:
— Зарядил «мы» да «мы», а сам-то что сделал?
Мартынов покраснел и покосился на Михайлова.
— Климент Ефремович, — вмешался в разговор Михайлов, — парень этот — известный минер, он подорвал девять эшелонов с боевой техникой и немецкими солдатами.
— Люблю подрывников, — подхватил К. Е. Ворошилов. — Люди на этом деле, не иначе, отчаянными должны быть.
Они встретились в Москве. На снимке в первом ряду: Валя Сафронова, командир отряда Герой Советского Союза М. И. Дука и командир партизанской разведки Денис Щуко. (Снимок сделан в декабре 1942 года).
— У нас ни подрывникам, ни подпольщикам смелости не занимать, — вставила Валя. — Но воюем мы, Климент Ефремович, голыми руками. Вот если бы Большая земля бесшумными пистолетами, автоматами да гранатами снабдила!..
— Оружие берите у немца.
— Вообще-то вы правы, — вежливо заметил Зеленец, — но не всегда получается так, как думается. Оружие добудем, патронов нет…
В разгар беседы в кабинет вошел заместитель начальника центрального штаба партизанского движения Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Он слышал перепалку.
— Должен порадовать вас, товарищи. По приказу Ставки отряду имени Кравцова выделено три сотни автоматов, боеприпасы. Это награда за отлично поставленную разведывательную работу. Только что получили добрые вести: брянские партизаны взорвали Навлинский мост.
— Часть оружия, так и быть, переправим для подпольщиков, — Ворошилов сделал пометку в блокноте.
Из Кремля уходили счастливые, довольные. Валя смеялась, да так заразительно, что невольно все остановились.
— Чего ты? — уставился на нее Мартынов.
Валя тронула его за руку:
— Ты знаешь, меня сегодня вылечили… вот эти… звезды Кремля!
Глава одиннадцатая
Сутки на размышление
Маленький деревянный дом на улице Фокина облепила густая толпа людей. Старушки в длинных черных одеждах вытирали платками слезы и без конца крестились. Пронырливые мальчишки с любопытством заглядывали в окна. В доме стоял гроб.
— Коля! Что ты сделал, Коля! — кричала молодая женщина.
Ей сочувствовали:
— Убивается, бедняга. Говорят, ребенка ждет.
— Эх, жизнь… Вчера свадьба — сегодня похороны.
— А он геройский парень, и надо же… от своих смерть принял…
В гробу лежал Марков.
…Днем над городом появился советский бомбардировщик. Испуганно завыли сирены, вмиг опустели улицы. Только один человек остался стоять на площади, он с торжествующей улыбкой глядел в небо и повторял вслух:
— Так их! Так их!..
Рядом рушились от бомб казармы. Крупный осколок впился в грудь Маркова. Он упал, вцепился в землю руками и затих.
В городе мало кто знал истинное геройство акробата, однако на похороны собралось столько народу, что вся улица оказалась запруженной.
В толпе шнырял Жуковский. Начальник тайной полиции был возбужден, как охотничий пес, искавший потерянный след. Егоров не выдал сообщников. Должны же прийти на похороны дружки Маркова. Они не могут не проститься с ним.
