Виктор Суворов - Советская военная разведка. Как работала самая могущественная и самая закрытая разведывательная организация XX века
Спешишь коридором, навстречу такие же суматошные авиационные старлеи и флотские каплей. Каждый свою комнату ищет. Кто-то негромко чертыхаешься. А кто-то матерится. Правда, тоже негромко.
Мимо — дядька солидный в костюме заграничном. Что-то заставляет меня остановиться, повернуться, вслед ему посмотреть.
Он тоже мимо пропылил, остановился, что-то соображая, повернулся, очки в золотой оправе поправил, в листок какой-то заглянул:
— Это ты, что ли, триста сорок первый? Вот тебе нафталина пакет.
Голова дурная совсем. Поди с недосыпа сообрази, зачем нафталин дают. Вот вам бы незнакомый дядька начальственного вида сунул пакет нафталина, как бы вы на это реагировали?
Потому никак и не реагируешь. Тупо на него смотришь: шутить изволите, гражданин начальник?
И вдруг озарение: да неужели?
А он руку жмет: да, да, на Первый.
Нафталин дарили тому, кого приняли на Первый факультет Военно-дипломатической академии Советской Армии. Факультет готовил офицеров стратегической агентурной разведки. С первого дня всех, зачисленных на Первый, самый престижный и самый закрытый факультет, переодевали в гражданские костюмы и увозили в тайные места подготовки.
А парадный мундир с золотыми погонами — в нафталин.
Мундир теперь потребуется лишь через много лет, когда, завершив академию и отбыв первую командировку, пойдешь в высокий кабинет получать боевые ордена.
2
На Первом факультете подготовка предельно короткая — три года. После этого — год «предполетной» практики.
Да можно ли за такой-то срок…
Можно, если десятилетнюю программу сжать в три года и каждый день пробовать будущих шпионов на излом, на растягивание, на изгиб, на сжатие и скручивание. Ведь кто-то должен выдержать. Не так ли?
Кто не выдерживает, тех гнать.
Чему надо научить за три года?
Прежде всего, ГРУ — это Второе главное управление Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. Выпускник Военно-дипломатической академии становился офицером Генерального штаба. Потому академия из обыкновенных армейских и флотских офицеров кует офицеров ГШ.
А что это такое?
Объясняю.
Командир взвода разведывательной роты мотострелкового или танкового полка должен мыслить теми же категориями, что и командир полка с начальником штаба, понимать их логику, стараться смотреть на обстановку их глазами.
А командир группы глубинной разведки разведывательного батальона дивизии обязан смотреть на поле сражения глазами командира дивизии и начальника штаба дивизии, понимать их замыслы, представлять, что для них является самым важным в данный момент.
Поднимаемся выше и выше, проходим штабы общевойсковых и танковых армий, военных округов, флотов и фронтов и попадаем на самый верхний, стратегический уровень. И с удивлением обнаруживаем, что и тут к добывающему офицеру предъявляют все те же требования: он должен научиться смотреть на мир с той головокружительной высоты, с которой на него взирают Верховный главнокомандующий и начальник Генерального штаба, офицер Генерального штаба работает на них! Лично он является глазами Верховного главнокомандующего и его ушами.
К этой высокой роли офицера надо подготовить. Ему надо преподать военную стратегию, причем даже в большем объеме, чем ее преподают в Военной академии Генерального штаба. И вот почему.
Представьте себе ситуацию. Идет Вторая мировая война. В Оперативном управлении Генерального штаба Красной Армии работают майоры, подполковники, полковники, генералы. Они планируют стратегические операции. Допустим, молоденький майор, только что окончивший Академию Генерального штаба, совершил какую-то ошибку: что-то не так изобразил на карте. Досадно, но не смертельно. Над майором стоит полковник, который ошибку может заметить и исправить. А над полковником стоит генерал-майор. Над ним — генерал-лейтенант. Еще выше — начальник Оперативного управления Генерального штаба генерал-полковник Штеменко Сергей Матвеевич.
Ошибка в планировании, совершенная на самом низком уровне, обязательно будет обнаружена и исправлена на одном из более высоких уровней штабной иерархии. В конечном итоге Верховному главнокомандующему докладывал не тот майор, не стоявший над ним полковник и даже не стоявшие над тем полковником генералы, а начальник Оперативного управления Генерального штаба генерал-полковник Штеменко, а то и сам начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Василевский Александр Михайлович.
А в разведке не так. Добыл офицер нечто, и результат его работы никто из вышестоящих не может ни улучшить, ни ухудшить. Именно этот добывающий офицер выходил на тайную встречу, только он один говорил с агентом, смотрел ему в глаза и получал от него документы. И если добытый материал заслуживает высочайшего внимания, то именно этого офицера вызывают в кремлевский кабинет — а вовсе не его начальников, и даже не самого начальника ГРУ.
Поэтому выпускник Первого факультета Военно-дипломатической академии должен был иметь такую подготовку в области военной стратегии, чтобы в случае необходимости он мог обсуждать любые связанные с ней вопросы не только с начальником Генерального штаба, но и с самим Верховным главнокомандующим.
Так было заведено и на более низких уровнях военной разведки. Например, если в 145-м гвардейском учебном мотострелковом полку лейтенант-разведчик в ходе учебного боя обнаружил нечто интересное и доложил по команде, то к командиру полка подполковнику Бажерину вызывали именно этого лейтенанта, а вовсе не начальника разведки полка майора Шуршитбаева. И командир полка сурово вопрошал: ты, прохвостина, сам это видел? Ты за слова свои ответишь! Да ты знаешь, что я с тобой сотворю, если ошибся?
3
Итак, первым делом — стратегия.
Откровенно говоря, на самом деле на первом месте была марксистско-ленинская философия Получишь на выпускных экзаменах оценку «хорошо» по этому предмету — начальство скрипнет зубами и, скорее всего, простит. А вот оценку «удовлетворительно» уже не простят. С такой оценкой по марксистско-ленинской философии ни на какую работу в агентурном добывании не попадешь.
Но ребят на Первый факультет (или Первый фак, как мы между собой его называли) набирали подкованных, с философией марксистской они вполне справлялись. И если ее не считать, то главным предметом была военная стратегия.
А после нее — иностранные языки. Будь ты трижды гениален в добывании, но если язык знаешь только один — великий и могучий, правдивый и свободный, то нечего тебе делать во вражеском логове. Какой потенциальный агент или информатор с тобой пожелает толковать на твоем правдивом языке? Потому за три года учебы в академии надо было освоить два иностранных языка на таком уровне, чтобы уметь свободно на них болтать.
Тут надо особо отметить, что сейчас перед народами бывшего Советского Союза открыты все границы — можно поехать куда хочешь, хоть в Турцию! (Простой советский человек не мог даже мечтать о том, чтобы побывать в стране, которая являлась членом НАТО!) Сейчас каждый из нас имеет доступ в интернет, может смотреть любые телеканалы, слушать любые радиостанции. Потому народ с языками знаком. И сам русский язык чудовищно засорен иностранщиной вроде «Вам сыру наслайсовать, или писом возьмете?» или «Сядем в кару и поедем шоповать!» Так что сегодня учить языки, особенно английский, легко. В Советском Союзе было иначе, и потому изучение языков приходилось начинать с нуля.
Один из двух языков изучался как основной, и одним из двух языков обязательно был английский. Например, основной — французский, второй — английский. Или основной — английский, второй — урду.
Каждый день два или четыре первых часа занятий — язык. А уж потом все остальное. В группе — два-три человека. Преподаватели — самого высокого класса, и много технических средств, помогающих все усвоить.
На первом курсе мы изучали только основной язык, начиная со второго курса — основной и второй языки, с мощным преобладанием основного.
Еще один предмет исключительной важности — ВСКГ, вооруженные силы капиталистических государств. Этот предмет я безумно любил. Это про французские баллистические ракеты и японские танки, про американские аэромобильные дивизии и германские БМП, про тактику израильских танковых бригад и базы американских атомных подводных лодок в Испании и Шотландии.
Другим интересным предметом была история военного искусства с упором на войны XX века. Ну и, понятно, вооружение Советской Армии. Это про наши подводные лодки и крейсера, про танки и противотанковые ракеты, про бомбардировщики и разведывательные спутники. Очень подробно.
А зачем?
Представьте себе, что вы — конструктор советских велосипедов (само собой, лучших в мире и не имеющих аналогов), а я — добывающий офицер советской военной разведки, собирающийся в зарубежную командировку Если вы мне расскажете все об устройстве своих совершенно секретных велосипедов, если поделитесь со мной своими техническими проблемами и печалями, то я, оказавшись за рубежами нашей великой Родины и прорвавшись к вражеским секретам, буду знать, что вот это колесо, например, интереса не представляет: у нас такие же колеса, и руль у нас такой же. А вот звоночек у врагов какой-то хитрый, у нас такого нет! Надо спереть технологию!
