Андрей Судоплатов - Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1
Не в самом лучшем расположении духа Люшков отбыл из Хабаровска в служебную командировку в Приморскую область. Бывший сотрудник УНКВД по ДВК Н. С. Кардовский вспоминал, что о предстоящем смещении с должности Люшков узнал, находясь в этой командировке: «Оставшийся в Хабаровске за Люшкова начальником управления его заместитель Г. М. Осинин-Винницкий уведомил находящегося в Приморье Люш-кова: в Хабаровск вскоре прибудет Горбач». По-видимому, перспектива прибытия и сдачи дел по УНКВД края именно Горбачу (наряду с арестом Леплевского и «исчезновением» Кагана) стала переломным моментом в решении Люшкова совершить побег за кордон.
Майор госбезопасности Григорий Федорович Горбач (1898–1939), член партии с 1916 года, до 1937 года работал в органах ВЧК — ОГПУ — НКВД Северного Кавказа и плотно вошел в «обойму» чекистов «северокавказской группы» Евдокимова—Фриновского. Летом 1937 года он стал начальником УНКВД по Западно-Сибирской (затем — Новосибирской) области. По мнению такого компетентного руководителя, как заместитель наркома внутренних дел СССР В. В. Чернышев, «Горбач пользовался большим авторитетом у Ежова и являлся близким человеком Фриновского». Встречавшемуся с ним в Новосибирске Μ. П. Шрейдеру Горбач сам заявлял, что назначен сюда Фриновским «очистить область от врагов народа и особенно от врагов, пробравшихся в НКВД».
Люшков знал, что покровительствующий ему Ежов все больше «увязает» в делах параллельно руководимого им (с апреля 1938 года) Наркомата водного транспорта, перепоручая решение большинства вопросов в НКВД своему первому заместителю Фриновскому. Что могло помешать Фриновскому через голову Ежова дать Горбачу задание «очистить от врагов» аппарат УНКВД по ДВК? 11 июня Горбач был освобожден от должности начальника УНКВД в Новосибирске приказом по личному составу НКВД СССР. Возможно, что в это время он уже находился по пути в Хабаровск…
В органах безопасности, как и по всей стране, происходили трагические события. Ежов провел жесточайшие репрессии: арестовал весь руководящий состав контрразведки НКВД в 1937-м. В 1938 году репрессии докатились и до Иностранного отдела. Жертвами стали многие друзья моего отца, которым он полностью доверял и в чьей преданности советскому строю не сомневался. Он, как и многие другие тогда, думал, что это стало возможным из-за преступной некомпетентности Ежова, которая становилась очевидной даже рядовым оперативным работникам.
Здесь хотелось бы привести факт, который при всей его важности не упоминается в книгах, посвященных истории советских спецслужб. До прихода Ежова в НКВД там не было подразделения, занимавшегося следствием, то есть следственной части. Оперработник при Дзержинском (а также и Менжинском), работая с агентами и осведомителями курируемого участка, должен был сам вести следствие, допросы, готовить обвинительные заключения. При Ежове и Берия была создана специальная следственная часть, которая буквально выбивала у арестованных показания о «преступной деятельности», не имевшие ничего общего с реальной действительностью.
Оперативные работники, курировавшие конкретные объекты промышленности и госаппарата, имели более или менее ясные представления о кадрах этих учреждений и организаций. Пришедшие же по партпризыву, преимущественно молодые, без жизненного опыта, кадры следственной части с самого начала оказались вовлеченными в порочный круг. Они оперировали признаниями, выбитыми у подследственных. Не зная азов оперативной работы, проверки реальных материалов, они оказались соучастниками преступной расправы с невинными людьми, учиненной по инициативе высшего и среднего звена руководства страны. Как результат возникла целая волна арестов, вызванных воспаленным воображением следователей и выбитыми из подследственных «свидетельствами».
Многие тем не менее надеялись, что с назначением Берия в декабре 1938 года наркомом внутренних дел ввиду его высокого профессионализма и в связи с известным постановлением ЦК допущенные перегибы будут выправлены. Понятно, что эта надежда была наивной, но сотрудники Иноотдела искренне верили тогда в порядочность и безусловную честность своих непосредственных руководителей. Знали, к примеру, что Слуцкий и Шпигельглас отправляли из Москвы и устраивали на жительство жен и детей некоторых их коллег, подвергшихся аресту, чтобы они, в свою очередь, не стали жертвами репрессий.
Мой отец глубоко уважал Слуцкого как опытного руководителя разведки и часто вспоминал, что в чисто человеческом плане Слуцкий неизменно проявлял внимание к нему и маме. О смерти Слуцкого от сердечного приступа мой отец узнал в 1938 году из некролога в «Прав-де», когда по заданию Иностранного отдела находился в Мурманске. Обстоятельства смерти Слуцкого до сих пор относятся к числу неразгаданных тайн сталинского времени и судеб руководителей НКВД.
Абрам Аронович Слуцкий родился в 1898 году в Фергане. Получил среднее образование. Знал немецкий и узбекский языки. До Октябрьской революции работал монтером на хлопкоочистительном заводе в Андижанском уезде. В 1917 году вступил в ряды РКП(б), принимал самое активное участие в событиях Октябрьской революции и установлении советской власти в Средней Азии. В Гражданскую войну сражался в Красной Армии рядовым 7-го Сибирского стрелкового полка. Затем перешел на партийную работу, стал членом Андижанского укома РКП(б), председателем уездного трибунала, членом бюро Ферганского обкома. С 1919 года работал в органах ВЧК следователем-инспектором Особого отдела Туркестанского фронта, заместителем председателя Ташкентской областной ЧК. В 1922 году был назначен членом коллегии Туркестанского военного трибунала, затем — ответственным секретарем Ташкентского ГК РКП(б), председателем военного трибунала 2-го стрелкового корпуса Московского гарнизона. С1925 года находился на хозяйственной работе в системе ВСНХ, был председателем Государственного рыбного синдиката. С 1926 года Слуцкий направляется в Экономическое управление ОГПУ, где сначала работает помощником начальника, затем — начальником отделения. В 1928 году — уполномоченный, а в 1929–1931 годах — помощник начальника ЭКУ ОГПУ, секретарь парткома ОГПУ. Слуцкий — один из «создателей» «Шахтинского дела». Одновременно в 1930–1931 годах — помощник начальника ИНО ОГПУ. В 1931–1933 годах находился на работе в торгпредстве в Германии. Являлся главным резидентом ИНО ОГПУ по странам Европы, возглавляя параллельный с московским центр разведки. Параллельно в 1931 году был назначен заместителем начальника ИНО ОГПУ. В 1934–1935 годах — заместитель начальника ИНО ГУГБ НКВД, затем — начальник ИНО ГУГБ НКВД. В 1936–1938 годах — начальник 7-го отдела ГУГБ НКВД. Слуцкий неоднократно участвовал в специальных операциях в Германии, Испании, Франции. 29 ноября 1935 года Слуцкому было присвоено звание комиссара госбезопасности 2-го ранга. Он был награжден орденом Красного Знамени.
Слуцкий имел действительно большие заслуги. Именно ему в свое время удалось похитить в Швеции технические секреты производства шарикоподшипников с помощью завербованной им агентуры. Для нашей промышленности это имело важнейшее значение. Вместе с Никольским (позднее известным как Орлов), начальником отделения экономической разведки, в 1930 или 1931 году они также встречались со шведским спичечным королем Иваром Крюгером. Шантажируя его тем, что мы наводним западные рынки нашими дешевыми спичками, они потребовали для советского правительства отступную сумму в размере трехсот тысяч американских долларов. Прием сработал — деньги были получены…
В последние годы жизни Слуцкий был тяжелобольным сердечником, он, в частности, принимал посетителей в затемненном кабинете, лежа на диване. Думается, он был обречен на уничтожение в ходе осуществленной Сталиным расправы с руководством госбезопасности, работавшим с Ежовым. Ежов, как следует из допросов, на следствии показал, что Слуцкий был ликвидирован путем инъекции яда, осуществленной начальником токсикологической лаборатории НКВД Алехиным, и 17 февраля 1938 скоропостижно скончался в кабинете заместителя наркома НКВД Фриновского в результате отравления. Однако это представляется маловероятным. Зачем нужно было разыгрывать при нескольких свидетелях спектакль с насильственным уколом известному всем тяжелобольному сердечнику в кабинете Фриновского? И, наконец, самое главное — младший брат Слуцкого, сотрудник оперативного отдела ГУЛАГ в НКВД, также тяжелобольной сердечник, умер в его возрасте в 1946 году от острого сердечного приступа во время обеда в столовой на глазах сослуживцев. Поэтому следует относиться с большим сомнением к показаниям Ежова, Фриновского, Алехина об обстоятельствах смерти Слуцкого, данным ими в ходе следствия, которое велось с применением к ним в 1938–1940 годах пыток, именовавшихся в официальных документах «мерами физического воздействия».
