Борис Шапталов - Как организовали «внезапное» нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия

То же самое произошло с другой идеей, высказанной Троцким в телеграмме на смерть Ленина: «Ленина нет, но есть ленинизм. Наша партия есть ленинизм в действии»[72]. И Сталин в том же году выпускает книгу «Вопросы ленинизма», закрепляя тем самым авторство термина за собой.

Троцкий родил сколь «религиозную», столь и гибельную, как оказалось, формулу, по которой затем каялись сами троцкисты. В 1924 году он говорил на XIII съезде РКП(б) по поводу резолюции, в которой осуждалась его оппозиционная деятельность: «Отдельные решения последней конференции я считаю… неправильными и несправедливыми… (Однако) партия в последнем счете всегда права, потому что партия единственный исторический инструмент, данный пролетариату для разрешения его исторических задач. Я знаю, что быть правым против партии нельзя. И если партия выносит решение, которое тот или иной из нас считает несправедливым, то он говорит: справедливо или несправедливо, но это моя партия, и я несу последствия ее решения до конца»[73]. Потом, в «соответствии с решениями съездов и пленумов», каялись и брали на себя несусветные грехи все лидеры правой и левой оппозиции вплоть до признания в шпионаже. Правда, сам Троцкий, вопреки выдвинутому им тезису, каяться отказался и боролся против нового режима до конца. Но дело было сделано. Обожествление «коллективного разума» обернулось обожествлением ее вождя. Троцкий сам способствовал созданию искусственной трудности, о которую крепко споткнулся Советский Союз, в том числе оказался бессилен перед деятельностью «всегда правого» руководства во главе с Горбачевым.

Показательно, что Сталин сначала не понял всей значимости формулы Троцкого для будущей борьбы за власть и справедливо возразил ему в ответной речи: «…партия, – говорит тов. Троцкий, – не ошибается. Это неверно. Партия нередко ошибается»[74]. Мол, исправляя ошибки, она учится и ее лидеры получают опыт, становясь мудрее. Сказал, а через некоторое время полностью перешел на «троцкистские» позиции и в этом пункте. В 1930-х годах уже никто, ставя на кон свою жизнь, не смел усомниться в том, что партия, которую возглавлял Сталин, могла ошибаться.

Сталин перенимал у Троцкого не только идеи, но различные частности, например практику насаждения вождизма.

В 1923 году за заслуги в деле обороны Петрограда в 1919 году Гатчину назвали в честь председателя Реввоенсовета, переименовав в Троцк. В 1925 году Сталин переплюнул его – куда более крупный город Царицын стал Сталинградом, а до этого – в 1924 году – Юзовку (ныне Донецк) переименовали в Сталино. И пошло-поехало: в 1929 году Душанбе стал Сталинабадом, а также его имя носили десятки предприятий. Троцкий со своим провинциальным Троцком остался далеко позади.

В марте 1923 года один из лучших партийных публицистов Карл Радек опубликовал в «Правде» статью: «Троцкий – организатор побед». Статья была заполнена восхвалениями в таких выражениях: «человек с железной волей», «великий умственный авторитет» и «организаторский гений», обладающий «гениальным пониманием военных вопросов». «Наша партия войдет в историю как первая партия пролетариата, которая сумела построить великую армию. Эта блестящая страница будет навсегда связана с именем Льва Давидовича Троцкого».

Радек ошибся. Уже через семь лет строительство Красной армии «навсегда» связали с именем Сталина. В декабре 1929 года за подписью Ворошилова в той же газете «Правда» была опубликована статья «Сталин и Красная армия», в которой уже Сталин был представлен как «выдающийся организатор побед в гражданской войне» и «настоящий стратег», вождь, обладающий гениальной прозорливостью. А затем было и вовсе объявлено, что Троцкий лишь занимался вредительством, тогда как Сталин являлся подлинным создателем Красной армии.

Именно портреты Троцкого как вождя первоначально вешали в кабинетах учреждений, потом эта традиция полностью перекочевала к образу Сталина.

Стоит отметить также, что Сталин сначала защищал Зиновьева, Каменева и Бухарина с Рыковым от критики Троцкого, а спустя три года практически полностью повторил его обвинения против них.

Получилось следующее: троцкизм оказался жизнеспособен как идейный арсенал, только надо было использовать этот источник без их создателей – Троцкого и его идейных сотоварищей. Надо было присвоить троцкизм, отбросив троцкистов. Задача, конечно, не простая, но «нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики».

И еще одну задачу решал Сталин. Заимствования из троцкизма были столь очевидны, что ему пришлось предпринять мощный маневр: репрессии против партаппаратчиков и военных шли под флагом борьбы с троцкизмом! Теперь, надеюсь, понятно, зачем надо было дискредитировать Троцкого – тогда и сейчас?

А было ли в троцкизме то, что противоречило взглядам Сталина и что он отверг? Да, было два принципиальных несогласия.

Первое – вопрос о роли управленческого аппарата в жизни страны и партии, второе – о мировой революции.

Троцкий писал в статье «Новый курс» (1923): «Бюрократизм рождается не внизу, а на самом верху, он идет не от уезда к центру, а от центра в уезд. У нас два этажа – в верхнем решают, в нижнем только узнают о решении. В партийных организациях все сосредоточено в руках одного секретаря. Руководство вырождается в простое командование. С этим старым курсом надо решительно покончить и взять новый курс… чтобы в аппарате все почувствовали… что никто не смеет терроризировать партию».

Ну уж нет! Сталин был категорически против «нового курса», и он довел «старый курс» через «терроризирование партии» до полного господства комбюрократии над страной.

И второе, с чем был не согласен Сталин, – с курсом на мировой социализм. «Частный» теоретический вопрос о возможности построения социализма в одной стране привел к совершенно неожиданным последствиям.

Ленин говорил: «…капитал представляет из себя силу международную, насколько связаны между собой крупнейшие капиталистические фабрики, предприятия, магазины по всему миру, и отсюда, конечно, очевидно, что капитал по самой сущности дела победить в одной стране до конца нельзя. Это – сила международная, и чтобы победить до конца, нужны совместные действия рабочих тоже в международном масштабе»[75]. Но то, что представлялось Ленину и Троцкому очевидным, было не очевидно для Сталина и его сторонников. Ну и пусть себе капитализм действует в мировом масштабе со своими фабриками и магазинами, но заводы можно построить в одной стране, после чего на таком фундаменте сформировать полноценное социалистическое общество. И ведь почти удалось! Разве в СССР к 1980-м годам не была создана мощная (вторая по размерам в мире!) промышленность, а также общество без эксплуататорских классов, вполне целостное культурно и идеологически? Это так, только потом руководство КПСС неожиданно выбросило белый флаг и сдалось на милость Запада. С чего вдруг?

На этом пути к финишу лежали два оврага – споры 20-х годов и тайна «22 июня 1941 года». Но сначала о спорах 20-х.

Чтобы двигало троцкистами, а потом Сталиным, когда спорили об источниках индустриализации?

Троцкий исходил из того, что через пару-тройку лет материальные возможности, доставшиеся от прежнего государства, будут исчерпаны. Чтобы поспеть за ростом общественных потребностей, необходимы огромные капиталовложения. Причем у СССР не было времени на раскачку, ни возможности широко пользоваться услугами иностранных кредитов, ни доходами с колоний. Так где было взять средства на индустриализацию? Выход виделся в перекачке средств из легкой промышленности и сельского хозяйства. Причем уговорами делу не поможешь. Требовался определенный административно-налоговый нажим. Бухарин, Рыков и Сталин были категорически против такого подхода. Они стояли за эволюционный путь развития. Здесь нет нужды спорить, кто был прав. Главное – чей подход к проблеме победил. Победили троцкисты. Но только после отсечения их от власти. После этого Сталин также заговорил языком ярого «троцкиста». Сравним: «Пока у нас недостаток хлеба. Крестьянин должен будет давать советскому хозяйству натуральный налог в виде хлеба под страхом беспощадной расправы. Крестьянин через год привыкнет к этому и будет давать хлеб»[76].

Сталин так и поступил. В речи на заседании Сибирского крайкома партии он втолковывал партийным работникам: «Мы хотим убить у середняка веру в перспективу в отношении повышения цен на хлеб. Как ее можно убить? Путем 107 статьи… Середняк как думает? Он думает: Хорошо, если бы заплатили больше, но тут дело темное. Петруху посадили, Ванюшку посадили, – могут и меня посадить. Нет уж, лучше я продам хлеб»[77].

Через полгода, чтобы разрядить накалившуюся обстановку, он прикажет сажать уже самих партработников за «превышение власти», за бюрократизм и бездушие по отношению к народу. (Потом этот прием он будет использовать неоднократно, например с Ежовым и его подручными.) Но первым об этом стал писать Троцкий. И о перетряхивании аппарата как средстве борьбы с бюрократизмом и расслабленностью (1920), и об опасности его перерождения и необходимости ориентации на молодые кадры (статья «Новый курс», 1923). Все это будет скрупулезно применено на деле. Только под другим авторством и с куда большим размахом, чем предлагал Троцкий. Не говоря уже о том, что Учитель никогда не предлагал использовать расстрелы в качестве воспитательной меры партработников.