22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война» - Михаил Алексеевич Алексеев
Он выразил настоятельное пожелание, чтобы англичане как можно скорее послали тяжелые самолеты, необходимые для бомбежки румынских нефтепромыслов, и настаивал, чтобы вместе с самолетами были присланы пилоты и экипажи.
Он сказал мне, что одним из крупнейших вопросов является вопрос определения портов, через которые можно доставлять снабжение, и что использовать Архангельск трудно, но не невозможно. Он уверен, что его ледоколы могли бы держать порт открытым всю зиму. Он заявил, что Владивосток опасен, потому что в любой момент он может быть отрезан Японией, и выразил опасение, что пропускная способность имеющихся железных и грунтовых дорог в Иране недостаточна. Однако сейчас придется использовать все. Сталин несколько раз выражал уверенность, что русский фронт будет удерживаться в пределах 100 км от нынешних позиций.
Сведения, приведенные выше, не были подтверждены никаким другим источником».
Именно во время этого разговора Сталин написал карандашом на листке небольшого блокнота четыре основных пункта, в которых указал потребности русских, и передал листок Гопкинсу:
«1) Зенитные орудия калибром 20, или 25, или 37мм
2) Алюминий
3) Пулеметы 12,7 мм
4) Винтовки 7,62 мм»
Часть II.
На этом совещании я сказал Сталину, что наше правительство и английское правительство (Черчилль уполномочил меня заявить это) согласны сделать все возможное в последующие недели для того, чтобы послать России снаряжение. Это снаряжение, однако, надо еще изготовить, и он, Сталин, должен понять, что даже имеющееся в наличии снаряжение, по всей вероятности, не сможет поступить иа его фронт в оставшееся до наступления плохой погоды время.
Я сказал ему, что, по нашему мнению, должны быть составлены планы длительной войны; что, поскольку дело касается Соединенных Штатов, мы имеем большие обязательства в отношении снабжения нашей собственной армии, военного и торгового флота, а также несем очень серьезную ответственность за снабжение Англии, Китая и республик Южной Америки.
Я сказал ему, что решения, касающиеся проблемы долгосрочного снабжения, могут быть приняты лишь в том случае, если наше правительство будет полностью знакомо не только с военным положением в России, но и с типами, количеством и качеством ее вооружений, а также с ресурсами сырья и промышленным потенциалом.
Я сказал ему. что, как мне известно, наше правительство и, как я полагаю, английское правительство не захотят послать тяжелое вооружение, как, например, танки, самолеты и зенитные орудия, иа русский фронт до тех пор, пока между нашими тремя правительствами не состоится совещание, на котором исчерпывающим образом будут совместно изучены относительные стратегические интересы каждого фронта, а также интересы каждой из иашнх стран.
Я указал, что, поскольку он столь занят руководством происходящим сейчас сражением, ои не сможет уделить время и внимание такому совещанию до окончания этого сражения.
Сталин ранее указал, что фронт стабилизируется не позднее 1 октября.
Я помнил о важности того, чтобы в Москве не было никакого совещания, пока мы не узнаем об исходе нынешней битвы. Я считал чрезвычайно неразумным проводить совещание, пока исход ее не известен. На этом и основывалось мое предложение о том, чтобы совещание состоялось возможно позже. Тогда мы знали бы, будет ли существовать какой-нибудь фронт, а также где приблизительно будет проходить линия фронта в предстоящие зимние месяцы.
Сталин сказал, что он будет приветствовать подобное совещание и что, конечно, ему будет невозможно выехать на совещание куда-либо из Москвы; но он будет рад предоставить нашему правительству всю необходимую информацию. Он изъявил готовность передать нам советские чертежи самолетов, танков и орудий.
Я сказал ему, что я не уполномочен официально делать ему предложение о таком совещании.
Сталин тогда заявил, что в случае, если наше правительство желает подобного совещания, ои встретит такое предложение сочувственно и уделит совещанию свое личное внимание.
Сталин до сих пор не давал никакой информации какому-либо из посольств или военным атташе иностранных правительств. Английскому морскому атташе были даны сведения, касающиеся русского военного флота, ввиду некоторых совместных операций.
Буквально во всем правительстве нет никого, кроме самого Сталина, кто бы был готов дать какую-либо важную информацию. Поэтому очень важно, чтобы такое совещание было проведено лично со Сталиным.
Я считаю, что он уделит этой конференции личное внимание.
Я предлагаю, чтобы конференция состоялась не раньше 1 и не позже 15 октября.
Часть III.
Когда Сталин закончил обзор военного положения, он высказал свою большую благодарность президенту за проявляемый им интерес к борьбе русских против Гитлера. Он заявил, что хочет передать президенту следующее личное послание; что он думал изложить это послание в письменной форме, но считает более целесообразным, чтобы оно было мною устно передано президенту.
Сталин сказал, что самое слабое место Гитлера — это огромные массы порабощенных им людей, которые ненавидят его, а также безнравственные методы его правительства. Для того, чтобы эти люди и миллионы других в еще не завоеванных странах могли бороться против Гитлера, их надо ободрить, морально поддержать. Это, по мнению Сталина, могут сделать лишь Соединенные Штаты. Он заявил, что международное влияние президента и правительства Соединенных Штатов огромно.
В противоположность этому ои считал, что немецкая армия и немецкий народ, моральное состояние которых уже довольно низкое, были бы деморализованы заявлением о том, что Соединенные Штаты намерены вступить в войну против Гитлера.
Сталин сказал, что, по его мнению, мы в конце концов неизбежно столкнемся с Гитлером на каком-нибудь поле боя. Мощь Германии столь велика, что, хотя Россия сможет защищаться одна, Великобритании и России вместе будет очень трудно разгромить немецкую военную машину. Он сказал, что нанести поражение Гитлеру — и, возможно, без выстрела — может только заявление Соединенных Штатов о вступлении в войну с Германией.
Сталин сказал, что он полагает, однако, что война будет ожесточенной и, возможно, длительной; что если мы действительно вступим в войну, то, по его мнению, американский народ будет настаивать на том, чтобы его армия вступила в бой с германскими солдатами; и он хотел, чтобы я передал президенту, что он приветствовал бы на любом секторе русского фронта американские войска целиком под американским командованием.
Я сказал Сталину, что в компетенцию моей миссии входят исключительно вопросы снабжения и что решение вопроса о нашем вступлении в войну будет зависеть в основном от самого Гитлера и его посягательств на наши интересы. Я сказал ему, что сомневаюсь,