Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир - Игорь Иосифович Ландер
При рейде в АРКОСе МИ-5 захватила ряд материалов, позволивших ПШКШ дешифровать перехватывавшуюся ранее переписку, но вновь опрометчиво опубликованные в открытой печати тексты стали для советской стороны сигналом к смене шифрсистем. После этого британские криптографы уже никогда более безоговорочно не доверяли своему правительству и строго дозировали направляемую ему информацию, чтобы оно в очередной раз не открыло противнику факт компрометации его шифров. ИНО и Разведупр лишились резидентур в Лондоне, поскольку весь персонал полпредства СССР был выслан на родину. События 1927 года послужили серьезным уроком и для советской разведки. Прежде всего, в Центре осознали необходимость создания нелегальных резидентур, ибо только они могли продолжать работу в условиях отсутствия официальных учреждений и, как следствие, “легальных” загранточек. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 28 мая 1927 года “О мерах конспирации” предписывало: “Совершенно выделить из состава полпредств и торгпредств представительства ИНО ГПУ, Разведупра, Коминтерна, Профинтерна, МОПРа”[27].
Кроме того, был предпринят ряд мер по избежанию компрометации шифров. Упомянутое постановление уделило этому особое внимание:
“д) безусловно отказаться от метода шифрпереписки телеграфом или радио по особо конспиративным вопросам. Завести систему конспиративных командировок и рассылки писем, каковые обязательно шифровать.
е) Отправителей конспиративных шифровок и писем обязать иметь специальные клички, воспретив им подписываться собственным именем”[28].
Стали применяться надежные блокноты разовых ключей, а условия их хранения и использования разрабатывались с учетом возможности быстрого уничтожения документации при угрозе захвата.
К лету 1929 года по всему миру ударил набат “великой депрессии”, вызвавший в СССР злорадное удовольствие и подтвердивший тезис о загнивании капитализма и его скором крахе по причине всеобщего обнищания трудящихся масс. С оперативной точки зрения, кризис расширил вербовочную базу за счет сотен тысяч и миллионов потерпевших экономический крах людей. Открывшиеся новые разведывательные возможности вскоре реализовались. В 1929 году в полпредство СССР в Париже явился посетитель, пожелавший получить аудиенцию у военного атташе, вместо которого его принял оперативный сотрудник резидентуры В. Войнович. Представившийся фамилией Скотт визитер заявил, что работает в МИД Британии, и за две тысячи долларов предложил приобрести дипломатический шифр. Войнович резонно заметал, что не может тратить деньги на покупку непроверенных материалов, в соседней комнате снял с текста фотокопию, а затем вернулся и обвинил инициатавника в мошенничестве. После этого он выгнал его из полпредства, одновременно послав за ним наружное наблюдение. Добытый шифр в ближайшее же время отправили дипкурьерской связью в Центр, где подтвердили его подлинность и приказали немедленно разыскать “Скотта”, однако сделать это не удалось. Наблюдатель записал адрес неточно и совершенно забыл, где жил объект.
Целый год вся разведка искала растворившегося в парижских улицах человека, и лишь в 1930 году нелегал ИНО Д. А. Быстролетов (“Андрей”, “Ганс”) нашел бывшего инициа-тивнка и восстановил связь, уплатив ему и за шифр, и за предстоящую работу. Этим человеком оказался шифровальщик управления связи МИД Британии Эрнст Холлоуэй Олдхам. Когда Быстролетов подошел к нему на улице, извинился за допущенную ошибку и вручил конверт с деньгами и инструкцией по связи, у англичанина стало плохо с сердцем, однако он справился с собой и на первой же встрече попытался отказаться от дальнейших контактов. Но это ему не удалось, как не удавалось десяткам тысяч других людей, имевших неосторожность скомпрометировать себя одним-единственным негласным контактом со спецслужбами, никогда просто так не отпускающими своих жертв. Олдхам получил псевдоним “Арно” и вначале не производил впечатления особо ценного агента, однако через год выяснилось, что англичанин располагает достаточно широким доступом к кодам и шифрам, причем передавать их упорно не желает.
Существует несколько версий рассматриваемой истории, равно далеких от истины. Согласно одному из распространенных заблуждений, Олдхам вначале представился наборщиком типографии МИД Британии, но затем наружное наблюдение выявило у него наличие навыков оперативного работника. Известно также и утверждение о том, что он являлся одним из руководителей шифровальной службы Форин офис. Все эти легенды представляя-ют собой лишь отголоски подлинных событий и отчасти пущены самим склонным к художественному вымыслу Быстролетовым, а также его позднейшими биографами. Действительность оказалась более захватывающей, чем любой вымысел. Работа с “Арно” представляла значительную трудность, поскольку агент был плохо управляем, деморализован, постоянно пьянствовал и все время боялся появления существовавших лишь в его воображении убийц из СИС, готовых расправиться с предателем. Для закрепления вербовки и воздействия на объект Быстролетов применял различные меры, одна из которых являлась совершенно беспрецедентной в истории нелегальной разведки. Пытаясь подбодрить Олдхама, он подарил ему ружье с выгравированной на нем благодарностью от ОГПУ за плодотворную работу! Советский разведчик также использовал влияние “Мадам”, как в оперативных документах ИНО именовалась жена агента Люси. Обладая достаточно сильным характером, она удерживала мужа от сползания в алкоголизм, а Быстролетов несколько раз добивался от руководства финансирования лечения его прогрессирующей склонности к спиртному. Еще ранее он организовал трехстороннюю встречу с участием нелегального резидента ИНО Б. Я. Базарова (“Кин”, настоящая фамилия Шпак), на которой тот играл роль итальянского коммуниста да Винчи, сам же Быстролетов изображал обедневшего венгерского графа, несчастного аристократа, попавшего в лапы жестокой советской разведки. “Да Винчи” в присутствии “Арно” третировал “графа”, запугивая тем самым и Олдхама, после чего тот был рад поддерживать контакт с якобы более мягким и уступчивым “венгром”.
Олдхам
