Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1916 год. Сверхнапряжение
Мощность артиллерийского огня поражала и готовившуюся к атаке русскую пехоту. Однако она была неравномерной, так как достигалась за счет концентрации на одном участке сэкономленных снарядов. По окончании артиллерийской подготовки 2-я армия, разделенная на три группы, начала атаку германских позиций. На ее правом фланге действовала группа генерала М. М. Плешкова, командира 1-го Сибирского корпуса. В нее, кроме того, входили 27-й армейский и 7-й кавалерийский корпуса. На правом фланге – группа командира 5-го армейского корпуса генерала П. С. Балуева, в который входили еще и 36-й армейский и 3-й Сибирский корпуса. В центре наступала группа командира 4-го Сибирского корпуса генерала Л.-О. О. Сирелиуса, поддержанная 24-м армейским корпусом. Наиболее мощным огонь русской артиллерии был на фронте группы генерала Плешкова, на двухкилометровом участке наступления 1-го Сибирского корпуса, менее значительным – на фронте группы Балуева и слабым – на фронте группы Сирелиуса55. Таким образом, основной удар наносился на правом фланге, в обход Нарочи, хотя лучшие части – сибирские корпуса – были равномерно распределены по всем трем группам.
«С 18 по 21 марта и затем еще раз двадцать шесть длились пехотные атаки, – вспоминал Гофман, – веденные, как всегда, смело, настойчиво, несмотря на тяжелые потери»56. В первый день наступления на главном направлении был занят участок размерами приблизительно 2 км в глубину и 4 км в длину. Атаковавший Смоленский полк потерял 3/ состава, из 37 офицеров в строю осталось 557. 7 (20) марта Ставка сообщила об успехе в наступлении между озерами Нарочь и Вишнев, где была захвачена «часть окопов противника»58. На этом участке был опрокинут баденский резервный пехотный полк59. Успех давался весьма дорогой ценой. 1-й армейский корпус потерял 50 офицеров и свыше 5600 рядовых, 1-й Сибирский корпус – 33 офицера и свыше 3000 рядовых, потери 36-го армейского корпуса – 19 офицеров и 2030 рядовых. Всего же 2-я армия потеряла в этот день 183 офицера и 15 139 солдат ранеными и убитыми60.
Таким образом, немецкие данные на 19 марта – на участке прорыва они насчитали 9270 тел павших русских солдат – можно считать близкими к верным. Это дает основание верить и цифре их собственных потерь, которые были весьма малы – около 560 человек. На следующий день наступила резкая оттепель, и, несмотря на это, атаки возобновились по всему фронту. Лед трескался, и образовавшиеся полыньи в низинах были настолько глубокими, что пехотинцы проваливались в них по пояс. Пулеметные точки противника не были подавлены, заграждения не разрушены. «Люди добирались до проволочной сети, – вспоминал участник боев, – но пройти через нее не могли. Тогда под сильным ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем они ложились и окапывались, чтобы рвать эту проволоку ночью, а раненые отползали назад. Но днем было тепло, а ночью были морозы. Шинели солдат, мокрые от дневных дождей и от грязи, на ночь примерзали к земле, и иногда раненые лежали по 2–3 дня…»61
С огромными потерями 1-й Сибирский корпус овладел первой линией окопов, которую оставил – позиции были открыты с тыла, и их невозможно было удержать. Неудивительно, что потери атаковавших, по немецким оценкам, возросли до 50–60 тыс. человек62. Эти данные не были преувеличенными. С 18 по 21 марта только группа генерала Плешкова во 2-й армии потеряла около 30 тыс. человек63. Массовые атаки поколебали немецкий фронт, но они не смогли надломить его. Перегруппировавшись, русские войска вновь пошли в наступление. «Вчера русские произвели еще одну яростную атаку, – записал в своем дневнике 22 марта 1916 г. Гофман. – К сожалению, одна из наших дивизий была отброшена назад. Два полка дрогнули и, конечно, жестоко пострадали. Как и можно было предположить, это была одна из западных дивизий – Баденская резервная. Русские, конечно, с удвоенной силой набросятся на точку, в которой они добились успеха. Мы сразу же послали одну из наших хороших дивизий в прорыв. Другая хорошая дивизия прибывает по железной дороге сегодня – во всяком случае, первая ее часть. Лично я не чувствую какого-либо беспокойства по поводу сражения. Тем не менее, именно эти маленькие провалы так особенно действуют на нервы»64.
Очевидно, именно на участке баденцев была взята большая часть пленных за время боев 5–8 (18–21) марта у Нарочи: 18 офицеров и 1255 нижних чинов. У Постав эти цифры были гораздо меньше – 2 офицера и 180 нижних чинов. Общее количество трофеев было также незначительным (18 пулеметов, 26 полевых бомбометов, 10 ручных бомбометов, 2 миномета, 150-мм мортира, 4 прожектора, 637 винтовок и т. п.) и свидетельствовало о том, что взять удалось лишь первую линию обороны противника65. Этим успехом, сопровождавшимся большими потерями для русских войск, их достижения, несмотря на решительность атак, были ограничены66. 21 марта был поворотным днем для всей Нарочской операции днем, и старшие начальники Гофмана отнюдь не были так же спокойны, как он.
«С 18 по 21 марта положение 10-й армии было критическим, – отмечал Людендорф. – Русские обладали огромным численным превосходством. 21 марта русские одержали в озерной теснине успех, который был для нас очень болезненным, западнее Постав их атака была лишь с трудом отражена»67. Судя по всему, Ставка еще надеялась на успех, но ее сообщения о ходе сражения у Нарочи стали менее конкретны. 9 (21) марта в них говорилось уже о том, что «бой развивается успешно для наших войск»68. Все зависело от того, удастся ли развить наметившийся успех в крупный прорыв германского фронта. Для ликвидации кризиса немцы, по данным русского Главнокомандования, были вынуждены стягивать все возможные резервы – в промежутке между озерами действовало свыше четырех дивизий69. Бои приобрели особо ожесточенный характер.
Особенно удачно действовал 5-й армейский корпус. Судя по всему, неожиданным для германской пехоты было использование в ночь перед наступлением химических снарядов. Их было выпущено около 7 тыс. По оценкам немцев, на участке прорыва против 19 германских батальонов действовало 128 русских. Это количество было несколько преувеличено, но главное – это то, что русские батальоны понесли большие потери. В трех полках 1-й Сибирской дивизии оставалось в строю 262, 514 и 600 солдат и только в четвертом, стоявшем в резерве, – 2100. В 1-м армейском корпусе в атаку пошло уже только 5560 человек. В ряде случаев с трудом захваченную первую линию обороны не удалось удержать, в том числе и потому, что окопы были заполнены водой – сказывалась оттепель. Бойцы вынуждены были находиться рядом с ними и несли большие потери от артиллерийско-пулеметного огня немцев. После этого следовала контратака и ослабленные части отступали, а к вечеру холодало, и значительная часть раненых, которых не успели убрать из зон обстрела, замерзали. Из атаки в 1-м армейском вернулось только 1050 человек. 22 марта бои, затруднявшиеся идущим весь день дождем, продолжились, а в ночь с 22-го на 23-е небо прояснилось и ударил мороз. Это сказалось на боеспособности частей, мокрая одежда не спасала от холода, в окопах появились замерзшие и переохлажденные70.
Превосходство германской стороны в авиации приводило к тому, что немцы быстро устраняли допущенные вначале ошибки. Определяя участок, на котором налицо была наибольшая концентрация русских сил, они собирали собственные для контрудара. Узкие участки прорыва делали наступавшие глубокие порядки русской пехоты идеальной целью для вражеской артиллерии. Первая линия обороны использовалась лишь для того, чтобы максимально ослабить наступавшие войска. При необходимости ее оставляли, но только в случаях, когда оборонявшимся войскам угрожало окружение. Удержаться на этих полуразрушенных позициях было весьма сложно. Окапываться заново также было практически невозможно из-за погодных условий71. Использование тяжелой артиллерии иногда приводило к неожиданным результатам. «Некоторые части пехоты, – вспоминал генерал-майор Е. З. Барсуков, – иногда даже упрекали свою артиллерию за то, что она подвергала неприятельские укрепления излишнему разрушению, вследствие чего нельзя было в них закрепиться»72.
Подтянуть связь и обеспечить питание и снабжение войск на захваченных позициях через «лунный пейзаж», который образовывался после интенсивного артиллерийского обстрела, было практически невозможно. Слабость связи объясняла и несогласованность действий пехоты и артиллерии. Уже в первый день наступления были случаи, когда русская пехота попадала под огонь собственных орудий. По причине поднявшегося в результате оттепели тумана авиация не могла помочь скорректировать огонь. Но даже при хорошей погоде русские самолеты не могли обеспечить корректировку, далеко не на всех машинах стояли радиопередатчики. В группе генерала Балуева, например, где наступающий 36-й армейский корпус попал под собственный огонь, был только один такой самолет73. Все это обеспечивало благоприятные условия для немецкого контрнаступления. Группы прорыва, вовремя не подкрепленные резервами, несли потери и откатывались на исходные позиции74.
