Алексей Чичкин - Неизвестные союзники Сталина. 1940–1945 гг.
«Революция гвоздик» в апреле 1974-го не только лишила Португалию большинства ее зарубежных территорий. Но и резко ускорила включение этой страны в формируемую ЕС финансово-экономическую систему. А намерения Салазара, его преемников (Америко Томаша, Марселу Каэтану), да и попытки новых португальских лидеров (Антонио ди Спинолы, Марио Соареша) ускорить создание «общепортугальского» экономико-политического блока сопровождались поддержкой со стороны Запада сепаратистов на близлежащих португальских территориях в Атлантике — островах Азорских, Мадейра, Зеленого Мыса, Селваженш.
По данным португальского историка К.Э. Пачеко Амарала и британского аналитика Роберта Гудвина, западные державы не единожды предлагали Салазару создать оффшорные зоны на островах Мадейра, Селваженш, Зеленого Мыса или Азорских, но он отказывался, полагая, что с помощью этих зон Запад будет экономически и политически разрушать португальское государство и «Португальскую империю». Получив отказ в этом вопросе, те же державы стали создавать сепаратистские группировки на тех же островах и, более того, — участвовать (вместе с СССР и Китаем…) в финансировании повстанцев в африканских португальских территориях. Вдобавок с одобрения США и Великобритании Индия вытеснила Португалию с ее индийских территорий.
Эти тенденции, в конечном счете, оказали решающее влияние на внутри— и внешнеэкономическую политику Португалии. Что завершилось вовлечением Португалии в валютную зону евро в 2002 г., даже несмотря на провозглашение в середине июля 1996-го Сообщества португалоязычных государств.
Неудивительно, что в португальских и португалоязычных СМИ в последнее время все чаще вспоминается финансово-экономическая политика А.О. Салазара, которого часто называют «Португальским де Голлем», «Рузвельтом», «Франко» и даже «Сталиным». Отмечается, к примеру, что эта политика базировалась на разнообразной поддержке национальной экономики и стимулировании именно национального предпринимательства. Причем приоритет в экономической политике имели базовые отрасли — цветная металлургия, судостроение, сельское, лесное хозяйство, текстильная и пищевая, в том числе рыбная промышленность. Доходы от их развития направлялись как в другие, в том числе новые отрасли, так и на поддержку национального предпринимательства. Вдобавок, государство жестко регулировало курс национальной валюты, предупреждая тем самым нехватку капиталовложений, отдельных товаров и минимизируя последствия международных финансово-экономических кризисов. А национальным частным банкам, благодаря особенностям госрегулирования финансового сектора, было выгодно инвестировать в производственную экономику этой страны и ее зарубежных территорий.
В результате Португалия уже к 1941 г. расплатилась с внешними долгами за 1930-е гг., и уже в конце 1930-х — начале 1950-х была одним из европейских лидеров по темпам развития производственных отраслей, роста экспорта и по платежно-покупательной способности своей валюты.
Такая внутри— и внешнеполитическая линия А.О. Салазара получила и юридическую основу. Он разработал и ввел с 1933 г. в действие, в рамках новой Конституции того же года, государственную концепцию «Нового государства» (Estado Novo), основанную на доктрине государственно-национального корпоративизма. Ее основная задача — поддержание национальной социально-экономической и военно-политической стабильности государства и общества. А суть этой доктрины в том, что базисными ячейками общества являются социальные группы, а не массы в целом и не отдельные личности.
В этой связи небезынтересны главные постулаты Салазара: «Если демократия означает равнение лишь на низы и отказ от признания неравенства людей; если она пребывает в убеждении, что власть исходит лишь от масс, что править — это дело масс, а не компетентной элиты, то я рассматриваю такую демократию как ширму, фикцию, карточный домик…
Мы против всего того, что ослабляет, разделяет, распускает семью, против силы в качестве источника права. Наша позиция является антипарламентской, антидемократической, антилиберальной, и на ее основе мы хотим построить сильное корпоративное государство…
Семья является первородным ядром церковного прихода и общины, а отсюда — и нации. Она, следовательно, является по самой своей природе первым из органических элементов государства…» (см., например: Коломиец Г.Н. Очерки новейшей истории Португалии. М.: Наука, 1965; Силва Ж. Португальские колонии в Африке. М.: Иностранная литература, 1962; «The New York Times» (USA), 23.07. 2007).
Между тем, СССР, поддерживая с конца 1950-х гг. националистические движения в «Португальской Африке» в надежде (как оказалось — тщетной…) на их сугубо просоветскую политику, с того же периода официально называл правление Салазара и его преемников (Томаша, Каэтану) «фашистской диктатурой». Но примечательно, что в сталинский период официальных советских клише такого рода в отношении Португалии не было (см., например: первый в СССР справочник «Испания и Португалия». М.: Госполитиздат, 1950)…
Салазар заявлял, что «СССР сохраняет, по понятным причинам, свой блок, но по похожим причинам это делает и Португалия, хотя в более жесткой форме, чем СССР. Без сохранения своих ареалов экономического, политического, национально-культурного, наконец, духовного присутствия и СССР, и Португалия перестанут быть самостоятельными, самодостаточными фигурами в мировой политике и экономике. А извне делается многое, чтобы так случилось». Вероятно, такая позиция Лисабона могла импонировать сталинскому СССР, идеология внутренней и внешней политики которого, особенно в последний сталинский период (1946–1953 гг.), была схожей на тот момент с португальской.
Мало кто знает и о не проамериканской политике Лисабона в Юго-Восточной Азии сразу после Второй мировой войны. Так, Португалия в 1946 г. запретила использовать территорию своего Восточного Тимора в 15 тыс. кв. км (географически «окруженного» Голландской Индией — будущей Индонезией) войскам Голландии для транзита военных грузов и военных действий против индонезийских партизан. За эту португальскую позицию Сукарно отказался присоединить Восточный Тимор к Индонезии. Хотя, например, западный регион острова Папуа — Новая Гвинея — Западный Ириан, более чем вчетверо превосходящий территорию Нидерландов, в 1962–1963 гг. был захвачен войсками Индонезии. А Восточный Тимор оставался португальским, повторим, до середины 1970-х гг.
Тот же запрет в 1960—1970-х гг. действовал в португальском Макао — в отношении участвующих в войне в Индокитае ВВС и ВМС США. Как и в отношении транзита военных грузов США через Макао. Хотя в близлежащем британском Гонконге такого запрета, заметим, не было (см., например: «ДРВ: справочник». М.: Мысль, 1974; «Hong Kong: annual reports 1945–1965». London, 1966).
Тем временем, многие португальские эксперты полагают, что провозглашение зоны евро в рекордно короткие сроки, без учета национальной финансово-экономической, в том числе отраслевой специфики государств, включенных в эту зону, с одновременной отменой их национальных валют и национальных банков, не может не приводить к таким кризисам, как в Греции, Ирландии, Португалии. Тем более, что межрегиональные социально-экономические диспропорции в Европе существовали всегда, а их игнорирование «во имя евро» лишь усугубляет эти диспропорции. Поэтому срочная кредитная помощь в таких условиях, по оценкам Международной организации кредиторов, лишь продлевает финансовую, а значит, и общеэкономическую недееспособность (если не агонию) Португалии, Греции и ряда других «еврогосударств».
Во всяком случае, их современная и, похоже, долговременная социально-экономическая политика уже нацелена на выплаты по внешним кредитам и кредитным процентам. То есть, это классический вариант небезызвестной «шоковой терапии», исключающей развитие производственных отраслей и экспортного потенциала, чтобы вывести из кризиса национальную экономику.
Но с Португалией важно и то, что ее финансовый «провал» превратит, скорее всего, лишь в аббревиатуру Сообщество португалоязычных государств. Провозглашенное в июле 1996 г. с целью формирования общего рынка 10 стран, подчеркнем, на базе прежней португальской валюты (эскудо). Кстати, она традиционно была привязана к британскому фунту стерлингов — наиболее стабильной и платежеспособной европейской валюте.
Лисабон стремился сохранить, скажем так, «свой португалоязычный» ЕС и после вступления в еврозону, развивая торговлю, межотраслевую кооперацию и инвестиционное сотрудничество со странами этого сообщества в их валютах. Но издавна дотационная португальская экономика, будучи ввергнутой в долговой «еврокризис», вряд ли сможет, что называется, усидеть на двух стульях.
А в ответ на просьбы Лисабона о срочной финансовой помощи, обращенные к наиболее мощному государству «португальской зоны» — Бразилии — ее власти заявляли, что сохранение в еврозоне Португалии, в контексте ее нынешнего финансового кризиса, потребует постоянных внешних денежных «инъекций», в том числе бразильских. Поэтому целесообразнее, одновременно с получением бразильской финансовой помощи, проработать варианты как восстановления национальных денежных институтов, включая эскудо, так и тесной координации финансовой и общеэкономической политики в рамках Португалоязычного сообщества. Похоже, Бразилия поставила условие…
