Юрий Пушкин - ГРУ в Германии. Деятельность советской военной разведки до и во время объединения Германии
Телефонный номер 2176 окружного управления Народной полиции обеспечивал связь с органами власти ГДР и, если необходимо, с разведпунктами ГРУ на территории ГДР по каналам связи Народной полиции.
Телефонный номер 33254 принадлежал командиру разведпункта и использовался для разговоров только с Центром в Москве и с разведуправлением в Вюнсдорфе.
Телефонные номера 33160 и 35600 предназначались для поддержки телефонной связи с членами агентурной сети разведпункта.
Как правило, за прием телефонных звонков отвечал дежурный офицер. Из‑за того, что каждого оперативного офицера вызывали к телефону по его рабочему или агентурному псевдониму, иногда происходили смешные случаи. Например, я неоднократно был свидетелем, как новый дежурный с обезумевшим лицом носился взад — вперед по коридору и рычал что‑то вроде: «Почему ни одна свинья не может мне сказать, кто в этом дурдоме скрывается под именем Алекс?»
Телефонный номер 31072, наконец, исполнял функцию «горячего» телефона. Этот номер использовался исключительно для приема звонков агентов в чрезвычайных ситуациях. [6]
Я хотел бы описать еще один эпизод, связанный с использованием телефона. В один прекрасный день под окнами разведпункта появился грузовик с надписью «Немецкая почта». Мужчины в синих комбинезонах принялись за распределительный щит. Работа длилась два дня, после чего рабочие исчезли. К сожалению, перед своим исчезновением они очевидно по ошибке подключили телефон командира разведпункта к телефону расположенного напротив ресторана. Теперь, когда командир разведпункта поднимал трубку, к аппарату подходил владелец ресторана напротив. Эти помехи длились два дня, и я могу себе только представить, что чувствовал бедняга, когда ему звонили из московского центрального управления, из разведуправления Вюнсдорфа, или агенты и важные люди города. Все это дело раскрылось, когда командир получил шифрограмму, где от него требовали объяснений, почему по его номеру в течение двух дней отвечают какие‑то люди, утверждающие, что они только владелец ресторана или его шеф — повар.
Об этом происшествии узнали в ГРУ, и оно позже вызывало приступы смеха у всех сотрудников, не только из магдебургского разведпункта. Но в московском центре были твердо убеждены, что немцы тем самым специально хотели устроить провокацию против разведпункта как разведывательного органа.
Как уже говорилось, разведцентр в Магдебурге располагал четырьмя абонентными почтовыми ящиками. Три из них использовались как почтовые ящики для завербованных агентов и были арендованы на фальшивые имена. В четвертый почтовый ящик поступала зарубежная пресса, счета за телефон и т. д. Официально этот ящик был арендован на имя советского пресс — бюро. Ежедневное опустошение ящиков входило в мои обязанности. Почтовые ящики с номерами 166, 103 и 90 находились в здании главного почтамта Магдебурга (почтовый индекс 3010), а почтовый ящик 619 в почтовом отделение (индекс 3060). Каждый день я обходным путем добирался до почтовых ящиков, в которые в среднем трижды в неделю поступали письма от завербованных агентов. Эти прогулки по городу, чтобы вынуть письма, мне нравились, особенно когда время для этого было предусмотрено сразу после обеденного перерыва. Позже я узнал, что в самих письмах от источников только очень редко содержались разведывательные сведения. Как правило, в таких письмах в зашифрованном виде указывалось, что разведывательную информацию следует забрать по контактному адресу. Письма с настоящей разведывательной информацией забирал оперативный офицер с контактного адреса, после чего их расшифровывали в отделе оперативной техники, так как эти письма были написаны на специальной бумаге.
В этой главе я еще раз хотел бы вернуться к теме оплаты агентов и рассмотреть ее с несколько необычной точки зрения.
С того времени, как я прибыл в Магдебург, меня интересовало, насколько велики суммы, выплачиваемые оперативными офицерами своим агентам. В связи с этой темой я должен подчеркнуть, что по своей должности в разведпункте, который структурно входил в систему оперативной, а не стратегической разведки, я располагаю только информацией, касающейся оперативных агентурных сетей. Разница между оперативными и стратегическими агентурными сетями состояла в том, что оперативная сеть была лишь одной из составных частей общей агентурной сети ГРУ, действовавшей на территории ГДР/ФРГ.[7]
Суммы, выплачиваемые представителям агентурной сети, лишь изредка соответствовали распространенным представлениям о том, что, какой бы ни была информация, но если уж дело касалось разведки, то в ней фигурировали четырех-, пяти-, даже шестизначные цифры. Я рассказываю, прежде всего, не об источниках, располагавших исключительно важной информацией, а о тех, которые поставляли текущую информацию о ежедневной деятельности потенциального противника, потому что к этой категории относилось подавляющее большинство агентов. Если честно, то я сам был в шоке, когда узнал о смешных суммах вознаграждения. Например, в ряде случаев средний размер «гонорара» не превышал пятидесяти западногерманских марок. Очень редко сумма достигала трехсот марок, что уже считалось очень много. Чтобы получить сумму в тысячу западногерманских марок, нужно было представить действительно очень хороший результат. Во время моей службы в Магдебурге деятельность оперативных разведывательных органов ориентировалась официально на вербовку дешевых источников. Так, некий полковник Толмачев, начальник второго отдела разведывательного управления в Вюнсдорфе, приводил в пример вербовку одного инженера на предприятии на севере тогдашней ФРГ, выполнявшего заказы для Бундесвера. (Второй отдел разведуправления или отдел агентурной разведки вербовал агентов и давал им задания на добывание секретных материалов, интересовавших штаб Западной группы войск. При этом они ограничивались той территорией федеральных земель, где в случае войны должна была действовать данная группа войск.)
По словам Толмачева этот инженер за пару тысяч марок в год поставлял первоклассные сведения военно — научного характера. Когда я, лично для себя, стал разбираться с этими фактами и узнал, что вышеназванная сумма в большинстве случаев и выплачивалась как базовая, меня весьма заинтересовал вопрос, какие мотивы могли двигать гражданином ГДР и особенно гражданином ФРГ, чтобы стать агентов. Я совсем не хочу читать мораль. Я воспринимаю разведывательную работу как такой вид деятельности, который ведется в интересах данного государства, вне зависимости от того, какой в этом государстве общественно — политический строй. Потому я совсем не понимаю, почему сегодня в Германии так усиленно раздувают все случаи разоблачения бывших агентов или негласных сотрудников секретных служб бывшей ГДР. С теоретической точки зрения нет ничего ненормального в том, что ГДР, если абстрагироваться от коммунистического тоталитарного режима, как суверенное государство занималась шпионажем против другого государства, в данном случае — ФРГ. Интересным вопросом в этой связи оставался для меня вопрос о внутренней мотивации, из‑за которой тот или иной гражданин становился агентом. Я могу только представить, что сейчас найдется лишь очень мало людей, кто занимался бы подобной деятельностью исключительно из веры в какую‑то идею. Я сомневаюсь и в возможности того, что кто‑то всерьез мог бы рассматривать вышеназванные суммы как средство для улучшения своего благосостояния и, исходя из этого, шел бы на риск попасть за шпионаж под суд и в тюрьму. Напомню еще раз, что речь тут идет не о суперагентах, а о большинстве источников оперативной агентурной сети, как правило, очень далеких от получения секретов особо важного характера. Вывод, который я сделал по поводу мотивации деятельности большинства представителей оперативной агентурной сети, состоял в том, что в большинстве случаев к таким мотивам относились страх или тяга к приключениям. Проиллюстрирую эти слова несколькими примерами, чтобы показать, какими коварными методами людей впутывали в агентурную деятельность. В этой связи я вспоминаю один случай, о котором мне рассказал подполковник Кушнерев, который после своего вынужденного перевода в мае 1990 года из Магдебурга занял должность во втором отделе разведуправления.
При вербовке одного кандидата в агенты Кушнерев выбрал метод так называемого постепенного сближения.[8] Речь шла о восточном немце, который мог регулярно ездить к своим родственникам в ФРГ. При знакомстве с кандидатом Кушнерев представился ученым — экологом. Потом он начал расспрашивать кандидата о разных безобидных вещах и щедро платил ему за это. Кушнерев попросил своего кандидата описать ему ландшафт в окрестностях городка, который случайно находился поблизости от места жительства его родственников в ФРГ. Эту просьбу он мотивировал тем, что описание ландшафта в этой местности относится к сфере его работы эколога, но у него самого, увы, нет возможности ездить в Западную Германию. Фокус сработал, и кандидат принес не только несколько описаний ландшафта, но и карты этой местности. В ходе дальнейшей работы Кушнереву удалось одолжить кандидату довольно большие суммы денег. Постепенно кандидат стал агентом, не догадываясь об этом. Когда он уже довольно глубоко завяз, Кушнерев стал жестким и открыто рассказал кандидату правду. Ему объявили, что он впутался в шпионские дела, и для него уже нет пути назад. Со временем задания становились все сложнее, а оплата все меньше. [9]
