Владимир Семичастный - Спецслужбы СССР в тайной войне
Меня оставили первым секретарем украинского комсомола.
Что касается секретаря ЦК ВЛКСМ Иванова, то его жизнь закончилась трагически: уже став партийным работником, он был раздавлен бериевскими жерновами. Его обвинили в участии в вымышленном заговоре. В конце сороковых годов Берия и его приспешники таким образом устранили многих своих конкурентов из сталинского окружения. Это было так называемое Ленинградское дело. Иванов в тюрьме повесился.
В ЦК ВЛКСМ
До своего отъезда с Украины Хрущев отверг просьбу первого секретаря ЦК ВЛКСМ Михайлова о моем переводе в столицу на работу в ЦК комсомола. Хрущев тогда сказал, что для работы в центре я еще слишком молод.
Потом Михайлов как-то раз пригласил меня к себе, но, узнав, что я как первый секретарь ЦК ЛКСМУ получаю зарплату в два раза больше, чем секретарь ЦК ВЛКСМ, от этой мысли отказался: «Да мы тебя не прокормим», — полушутливо сказал он.
Михайлов долго был первым секретарем ЦК ВЛКСМ — с 1938 по 1951 год. Как-то позже, когда я уже работал в Москве, я сказал ему:
— Николай Александрович, когда я вступал в комсомол, вашу биографию на бюро райкома комсомола рассказывал.
Думал ему приятное сделать, а получилось неловко. Обиделся Михайлов:
— Вечно вы, украинцы, всякие анекдоты придумываете.
А вот когда Хрущев в Москве занял пост первого секретаря МК и МГК, Михайлов сообщил мне, что Никита Сергеевич в разговоре с ним одобрил мой перевод в ЦК ВЛКСМ. Так что и я расстался с Украиной.
Конечно, жаль было покидать своих единомышленников, друзей, товарищей. Но в комсомоле такие ситуации не были предметом особых переживаний: все же наверх ухожу!
В Москве я занял пост секретаря ЦК ВЛКСМ. До моего прихода в ЦК было пять секретарей. Я стал шестым. В сферу моей деятельности входили вопросы сельской и армейской молодежи. Занимался я также вопросами спорта. Потом стал ведать кадрами и оргделами, затем финансами, потом управделами — в общем, всеми вопросами, кроме идеологических, я занимался основательно.
Вторым секретарем ЦК ВЛКСМ тогда был Александр Николаевич Шелепин. Мы еще лучше узнали друг друга, и дружба наша окрепла. Секретарями были А. Харламов, 3.Федорова, Т. Ершова и В. Кочемасов.
В то время, когда я обустраивался после Киева в Москве, Сталин где-то сказал: «Мы берем людей из республик в центральные органы. Сейчас будут выборы в Верховные Советы республик. Надо, чтобы их избрали депутатами. Не надо их обижать». И меня избирают депутатом в Верховный Совет Украины от Черниговской области — был депутатом Верховного Совета Украины четырех созывов.
Я стал более глубоко познавать жизнь во всем тогдашнем Советском Союзе, выезжал и за границу. Мои пути вели меня прежде всего в страны социалистического лагеря.
В 1950 году я впервые посетил народный Китай в составе делегации Международной федерации демократической молодежи. На площади Ворота небесного спокойствия мы отмечали первую годовщину китайской революции. По Пекину меня сопровождал сын самого Мао, по-русски мы его называли Александром Ивановичем, потому что он воспитывался у нас в Иванове, в детском доме.
В этом детском доме воспитывались в свое время дети многих эмигрантов и известных деятелей иностранных коммунистических партий, которые тогда находились на фронтах, в подполье или по каким-то иным причинам не могли сами позаботиться о своих детях.
И сын Мао сначала научился говорить по-русски, а уже потом по-китайски. У него с отцом даже возникали при этом недоразумения. Так что во время поездок по Китаю он был отличным переводчиком. Мы вместе встречались с Дэн Сяопином, будущим генеральным секретарем ЦК КП Китая, и Чжоу Эньлаем — главой правительства.
Когда Китай вступил в корейскую войну, Мао Цзэдун послал своего двадцативосьмилетнего сына воевать, и Мао Анунг, он же Александр Иванович, сложил голову на Корейском полуострове.
Довелось мне также посетить и капиталистические страны: Австрию, Францию и землю тысячи озер — Финляндию.
Именно во время первой поездки в Финляндию в 1951 году я ближе познакомился с Вячеславом Михайловичем Молотовым, который в течение 1930–1941 годов был главой Советского правительства — Совнаркома, а начиная с 1939 года — министром иностранных дел при Сталине. Финны пригласили нас на съезд своей молодежной организации, и Молотов хотел воспользоваться предоставленной возможностью.
— Попробуйте задержаться подольше, — говорил он мне, — поездите по всей стране, повстречайтесь с молодыми людьми, произведите на них впечатление.
Финляндия тогда шла к выборам, и ему хотелось, чтобы наша страна пропагандировалась как можно лучше.
Все мои встречи с Молотовым носили официальный характер. Это был замкнутый человек, можно сказать, сухарь и при том дипломат. На трибуне, среди других членов Политбюро, он выглядел самым удрученным, словно был больным. А в конце концов пережил их всех. Он умер в 96 лет, дожив до горбачевской перестройки.
В апреле 1951 года в Москве был создан Советский национальный олимпийский комитет, а месяц спустя в Вене он был признан и Международным олимпийском комитетом. Это означало, что в будущих Олимпийских играх, которые должны были состояться в 1952 году в Хельсинки, впервые в истории этих игр смогут принять участие спортсмены из СССР.
Все эти события сопровождались нелегкой закулисной борьбой: «холодная война» проникла и в сферу спорта. Первые проблемы возникли из-за стычек между народным Китаем и чанкайшистским Тайванем. В конце концов Тайвань отказался участвовать в этих играх, а в Пекин приглашение поступило поздно, так что в Хельсинки многомиллионный Китай был представлен всего-навсего одним спортсменом.
Не смогли участвовать в играх и представители ГДР, так как эта страна еще не имела международного признания и не состояла в членах МОК. В итоге западные немцы стартовали в Финляндии под провокационно выглядевшим названием — Deutschland.
Политические схватки, связанные с Олимпиадой, мне пришлось испытать на собственной шкуре, когда в середине июля довелось отправиться в Хельсинки вместе с нашей делегацией, которая насчитывала 295 человек.
Самым острым вопросом в ходе Олимпиады в связи с выступлением советских спортсменов стала не китайская проблема и не споры о разделенной Германии. Яблоком раздора оказались советско-югославские отношения.
После освобождения от фашизма на востоке Европы, за так называемым «железным занавесом» возник лагерь социалистических стран, находившихся в большей или меньшей зависимости от Советского Союза. Некоторые из них пришли к диктатуре пролетариата собственным путем, другие — благодаря советскому военному присутствию.
Однако Югославия выбрала свою дорогу в будущее. Вождь югославских коммунистов Иосип Броз Тито, как и Сталин, был сильной личностью. Он хотел доминировать на Балканском полуострове таким же образом, как это делал Сталин в Восточной Европе. Лоб в лоб сшиблись две твердые головы, и результатом был такой разрыв между СССР и Югославией, который проявился даже на олимпийской встрече по футболу в Хельсинки.
В пропагандистском походе против Югославии мы, равно как и они против нас, не знали удержу. Когда два оппонента сходят с цивилизованного пути, отказываются от разумных дискуссий, остаются лишь глупые оскорбления и ссоры, которые никого ни в чем не могут убедить. Мы, оперируя убогой аргументацией, изобличали Тито как палача, фашиста и глупца, его соратников честили оскорбительными словами. Югославы платили нам той же монетой.
В футбольной встрече наших команд сначала вели в счете югославы. Футболисты на поле оскорбляли друг друга, репортеры выходили из себя. Они находились на трибунах стадиона неподалеку от нас, так что мы могли слышать, что они говорили.
Стоило только югославу при счете 3:0 заявить, что «пошла на слом, рушится сталинская машина», как у наших футболистов открылось второе дыхание, и они забили гол, потом другой, третий!.. В конце концов успели забить четвертый и даже пятый! Нам удалось сравнять счет — 5:5.
Тут уж во все горло кричали наши репортеры, и в этом шуме потонул голос югослава. После финального свистка югославы вошли в такой раж, что плакали, валялись по футбольному полю и рвали руками траву. Дополнительное время не изменило результата, и встречу предстояло на следующий день повторить, потому что по правилам в дальнейших соревнованиях могла участвовать только команда-победитель.
При немалой поддержке английского судьи на другой день выиграли югославы 3:1. Матч со стадиона в Тампере транслировали по радио (телевидения тогда еще не было).
Победу праздновала вся Югославия. У нас же было что-то вроде траура. Некоторых наших функционеров даже наказали за это поражение.
Но больше всего Кремль был рассержен результатами общих итогов участия в Олимпийских играх: мы получили меньше наград, чем спортсмены США, и в общей таблице заняли второе место, вслед за ними.
