Никто не выVOZит эту жизнь - Герман Умаралиевич Садулаев

странное и удивительное обстоятельство относительно происхождения человеческих вшей состоит в том, что, как оказалось, платяная вошь самая древняя. Она появилась более ста тысяч лет назад. То есть когда человек нашего типа ещё жил в Африке, в тёплом климате. Выселялся из Африки человек уже одетым. Что же он прикрывал одеждой и почему? А прикрывал он срамные места. Именно потому, что познал стыд. Человеческая платяная вошь произошла в результате ряда мутаций от какой-то животной вши, которая осталась в шкуре животного, использованной как одежда – чтобы прикрывать половые органы. Потому в результате следующего ряда мутаций от платяной вши произошла лобковая вошь. И самой последней родилась вошь головная. Это доказывает, что уже в среднем палеолите были и стыд, и одежда, а промискуитета не было. Люди всегда придерживались каких-то форм брака. Это установил ещё Льюис Генри Морган, книга которого «Древнее общество» вышла в 1877 году. На эту работу опирался Фридрих Энгельс в своём трактате «Происхождение семьи, частной собственности и государства», и с той поры лишь немногие уточнения были внесены историками и антропологами. Скорее всего, древнейшей формой человеческого сожительства был коллективный брак. Группа мужчин совместно обладала группой женщин (или группа женщин совместно обладала группой мужчин), при этом никаким развратом и промискуитетом не пахло, потому что доступ посторонним, не участникам коллективного брака, к сексу был закрыт, и отношения внутри группового брака были, скорее всего, строго регламентированы временем, очередностью, системой табуирования определённых контактов и так далее. Социальный смысл коллективного брака состоял в том, что все дети, рождённые в таком союзе, считались общими детьми коллектива, то есть каждый мужчина был каждому ребёнку отцом, а каждая женщина – матерью. Идеологически это оформлялось представлениями о том, что детей зачинают не люди, а духи-покровители, тотемы или предки коллектива. Иногда в литературе можно встретить смешные рассказы о том, что некие дикари не видят связи между сексом и появлением детей или что древние люди не понимали, что дети рождаются от секса. Конечно, и так называемые дикари, и древние люди знали, от чего рождаются дети. Мне кажется, даже животные об этом догадываются. Однако это знание-понимание было условно табуировано. Все знали, но полагалось не знать, полагалось думать, что зачатие произошло в результате контакта с тотемом, такова была социально-религиозная вера, и, ещё раз, смысл её состоял в том, чтобы все дети считались детьми тотема, то есть общими детьми коллектива. Зачем это было нужно? Затем, что шансы ребёнка выжить сильно повышались, если у него было несколько матерей и отцов. Одна мать может легко погибнуть, укушенная змеёй, и ребёнок умрёт без материнского молока. Один отец быстро погибнет в схватке с хищником, и ребёнок умрёт без еды и защиты. А в коллективе всегда есть матери с молоком, есть и мужчины, способные заботиться. Природа человека такова, что внутри коллективного брака стали формироваться пусть временные, но парные союзы из одного мужчины и одной женщины. Так появился самый могущественный семейный институт – сериальная моногамия. Он и доныне исподволь определяет психологию брачных связей. Про сериальную моногамию говорят, что это такой брак, когда мужчина и женщина принадлежат только друг другу какое-то время, но потом могут разойтись и заключить другие браки. Подобные отношения считаются нормой в большинстве современных обществ. Обычно забывают упомянуть, что сериальный брак возник в рамках коллективного брака и до сих пор несёт в себе его атавизмы. Например, мужчины и женщины склонны формировать новые союзы, обмениваться партнёрами, но в рамках того же коллектива. Эта психология хорошо прослеживается в сюжетах мелодраматических и комедийных сериалов, например хрестоматийного сериала «Друзья» (Friends). Мы видим на самом деле коллективный брак нескольких мужчин и нескольких женщин, в рамках которого они заключают серийные (сериальные) моногамные союзы. Иногда один или другая из членов коллективного брака пытаются найти себе партнёра «на стороне», вне коллектива «друзей»: такого чужака коллектив всегда недолюбливает, тайно или явно отвергает, и кончается союз с чужаком скорым распадом, неудачей. В каждом офисе большой корпорации все, как правило, переженились и перетр@хались друг с другом. Если твоя девушка захочет тебе изменить, то первым делом она будет искать кандидата среди твоих друзей или коллег, братьев по вере и секте, товарищей по политической партии и так далее: в этом проявляется вовсе не её цинизм, а, напротив, атавистическая «верность» принципам коллективного брака, ведь она, хоть и изменяет тебе, всё же не собирается изменять твоему коллективу, выходить из-под его обладания. Так Федра, узнав о гибели мужа, Тесея, предложила себя его сыну, своему пасынку: она была верна фамилии, коллективному браку, но была неправильно понята и несправедливо наказана. Может быть, когда ты это поймёшь, тебе станет легче пережить измену и ты не примешь близко к сердцу, что твоя девушка была в постели твоего же приятеля или знакомца и брала у него в рот, хотя вряд ли, вряд ли это поможет, всё равно будет обидно и больно; такой у нас атавизм и таково доказательство, что никогда, даже в каменном веке, не было ни промискуитета, ни свободной любви; это доказывают твоя дикая боль и древняя ревность, а ещё вши.

Иногда мне кажется, что я занимаю слишком много места в пространстве. Я читал о похожем чувстве в «лейтенантской прозе» о войне: ты лежишь в окопе, и тебе кажется, что ты очень-очень большой, что в тебя летят все пули, снаряды и бомбы, и ты такой большой, что промахнуться невозможно, а ты хочешь стать маленьким, очень-очень маленьким, чтобы спрятаться в норку, чтобы тебя никто не нашёл и чтобы ничего в тебя не попало. Когда я был в деле под Чернухино, то таких обстрелов не было. У нас были стычки, огневой контакт. Немного другие ощущения, потому что ты, как правило, куда-то движешься и сам в кого-то стреляешь. Хотя, конечно, от этого ничуть не менее страшно. А в огневом мешке были как раз наши противники. Вот по ним долбили из всех стволов. Они, наверное, себя так ощущали: слишком большими, чтобы можно было промахнуться. Они ведь тоже были воспитаны на русской-советской литературе, кто-то из них читал и «лейтенантскую прозу». Говорят, что наши ощущения предопределены, обусловлены в том числе книгами, которые мы читали. Например, любовь. Или ревность. То есть в основе, конечно, атавистические инстинкты. Но они очень сильно обработаны, изменены, сублимированы и трансформированы культурным опытом. Порой до неузнаваемости. И француз любит не так, как араб, русский ревнует не так, как немец, хотя атавизмы одни и те же. И все