Константин Яук - Я — «Калибр-10». Штурм Грозного. Январь 95
Глава 1
Ввод войск в Чеченскую республику
В ноябре 1994 года командир дислоцировавшейся в Майкопе 131-й отдельной мотострелковой бригады полковник Иван Савин получил из штаба 58-й армии Северо-Кавказского военного округа необычную задачу: передать несколько танков танкового батальона чеченской оппозиции под руководством Умара Автурханова. Подготовка техники к передаче возлагалась на командира танкового батальона майора Эдуарда Гарьковенко. Для этой цели были выбраны лучшие машины, в основном из 4-й и 5-й танковых рот, и укомплектованы всем, чем положено. Танки пригнали в Моздок, где состоялась их передача представителям ФСК и чеченской оппозиции. Старшим от 131-й бригады был назначен заместитель командира бригады по вооружению полковник Николай Пиха. По словам начальника бронетанковой службы бригады подполковника Сергея Дмитриева, Николай Пиха, передавая машины, поинтересовался у принимающей стороны, как те собираются обеспечивать техническое обслуживание боевых машин и питание экипажей. Конкретного ответа на поставленный вопрос не последовало.
Совместно со 131-й бригадой свою технику оппозиции передавали и танкисты генерал-лейтенанта Льва Рохлина из волгоградского 8-го гв. армейского корпуса, где ранее проводилась подготовка отрядов Автурханова.[2]
После событий 26 ноября 1994 года, когда попытка свергнуть генерала Дудаева силами чеченской оппозиции обернулась неудачей, командира батальона вызвали в военную прокуратуру и потребовали отчета об «исчезнувших» танках, в связи с тем, что передача техники проходила неофициально, без документов. Когда же майор Гарьковенко показал рапорты своих подчиненных, которые готовили танки, относительно того, куда и зачем передается техника, в прокуратуре поняли, что возложить вину на комбата не удастся, и дело замяли.
Согласно директиве министра обороны № 312/1/00148Ш от 30 ноября 1994 года планирование и проведение операции на территории Чеченской Республики были возложены на управление СКВО,[3] и уже в начале декабря командующий войсками округа генерал-полковник Алексей Митюхин поставил задачу сводному отряду 131-й бригады на убытие в г. Моздок железнодорожным транспортом. Погрузка техники и личного состава бригады осуществлялась на железнодорожной станции в Майкопе. В зону чрезвычайного положения подразделения бригады выдвинулись шестью эшелонами и к 10 декабря сосредоточились в указанном пункте назначения.
Сергей Зеленский, заместитель начальника штаба 131-й бригады (и. о. начальника штаба), подполковник:
«Первый эшелон убыл 2 декабря, последний 7 декабря. Район сосредоточения 1,5 км юго-восточнее с. Терское (Терская. — Прим. авт.). <…> К моменту выхода из ППД о том, что бригада выходила для выполнения задач в Чеченской Республике, знал очень ограниченный круг командиров и начальников, что в целом оправдано интересами сохранения военной и государственной тайны».[4]
Боевой численный состав 131-й бригады, выдвинувшейся из Майкопа в Чечню шестью эшелонами, включал в себя:
личный состав: офицеров — 207 чел., прапорщиков — 53 чел., солдат и сержантов — 1022 чел., всего — 1282 чел; техпарк бригады: танков — 28, БМП — 48, БТР — 8, автомобильной техники — 208.[5]В 131-й отдельной мотострелковой бригаде сложилась следующая ситуация:
— в разведроте числилось всего три БМП-2 и около 30 человек личного состава, то есть один разведвзвод;
— в танковом батальоне имелось 28 танков Т-72А;
— в двух мотострелковых батальонах было по 240–250 человек, вместо четырех батальонов по 400–450 человек, при том, что в состав мотострелковых рот входило по 5–6 БМП-2 и 40–50 человек личного состава.
Сергей Зеленский, заместитель начальника штаба 131-й бригады (и. о. начальника штаба), подполковник:
«В состав бригады, убывающей в Моздок, были включены мотострелковые батальоны — 2, танковый батальон двухротного состава, разведывательная рота, артиллеристы, противотанкисты, зенитчики, саперы, связисты, медики и другие подразделения обеспечения — всего около 1200 чел. личного состава».[6]
Но это на бумаге! В действительности же бригада была укомплектована по штату мирного времени. Например, 1-й мотострелковый батальон состоял из трех неполных рот, в каждой из которых было по 50–60 человек. Подобный батальон, фактически являлся всего лишь хорошо усиленной ротой по штату военного времени! Это обстоятельство весьма негативно влияло на ход боевых действий, когда задача ставилась батальону, а выполнять ее приходилось усиленной роте.
Комплектование бригады, направлявшейся в зону боевых действий, проходило по принципу «с бору по сосенке». Военнослужащих в бригаду собирали со всего Северо-Кавказского военного округа. В танковом батальоне бригады лишь 3-я танковая рота имела все машины, 1-я и 2-я роты частично укомплектовывались танками других рот батальона. Кроме того, ни один танк батальона не имел активной брони — это были машины модификации «А». Зачастую бронемашины, снятые с хранения, требовали ремонта.
Юрий Морозов, командир танкового взвода, старший лейтенант (позывной «Броня-37»):
— У одного танка один узел не работает, у второго — другой…
В этой ситуации профессионально сработал личный состав сводного ремонтного батальона бригады.
Евгений Пащепко, командир 1-й мотострелковой роты, капитан (позывной «Откос-10»):
— У нас ремонтировали все бесподобно! Молодцы! Были проблемы с БМП — к нам приехали с рембата, все сделали!
Количество и качество стрелкового вооружения, которым оснащали личный состав бригады, также оставляли желать лучшего. В особенности это было характерно для танкового батальона. По штату каждому члену экипажа положено личное оружие: командиру и механику-водителю — пистолеты, а наводчику-оператору — автомат АКС-74У либо АКС-74. Нов декабре 1994 года командование 58-й армии сочло, что солдаты могут потерять пистолеты, и распорядилось выдать всего по одному автомату с двумя магазинами на экипаж — его полагалось иметь наводчику-оператору! Офицеры-танкисты приложили немало усилий, чтобы увеличить боезапас к стрелковому оружию до четырех магазинов и десяти ручных гранат Ф-1 на экипаж. В ответ на просьбы танкистов генерал-лейтенант Владимир Чилиндин распорядился выдать им автоматы АКМ с нескладывающимися прикладами. Такие автоматы разместить в башне было довольно сложно — мешал длинный деревянный приклад. На штатное место, предназначенное для автоматов со складывающимся прикладом, они не помещались, приходилось оставлять оружие в башне в незакрепленном положении. Однажды, по свидетельству старшего лейтенанта Юрия Морозова, произошел инцидент, когда АКМ при движении танка соскочил со своего места и попал в щель между транспортером автомата заряжания и броней. Как только транспортер заработал, а башня начала вращаться, АКМ, словно жерновами, смяло и раздробило. На счастье, автомат заряжания и механизм вращения башни не пострадали. В результате инцидента полностью пришел в негодность автомат Калашникова, а также помяты кассеты и один боеприпас. Интересно отметить, что похожий случай произошел уже в боевой обстановке в Грозном с танком № 517, когда у командира танка младшего сержанта Валерия Лыкова автомат попал в конвейер и, как отмечал наводчик-оператор танка рядовой Денис Шачнев, был настолько деформирован, «что даже затвор взвести было невозможно».
Только после ожесточенных боев за Грозный каждый член танкового экипажа получил положенное ему личное оружие — автомат АКС-74.
В течение всей Чеченской кампании 1994–1996 годов, а особенно в период боев за Грозный, российская пресса заостряла внимание на плохой подготовке личного состава ОГВ к операции. Основной лейтмотив публикаций того времени — «бросили в бой «пушечное мясо»». Действительно, момент для начала боевых действий был выбран крайне неудачно — в декабре военнослужащие, выслужившие свой срок, должны были демобилизоваться, а так как к началу Чеченской кампании срок срочной службы в армии составлял всего полтора года, то в подразделениях остались военнослужащие, отслужившие либо год, либо полгода. Комплектовать подразделения приходилось практически на марше. Еще в Моздоке, а позднее и в Чечне, в бригаду поступило новое пополнение, прибывшее из учебных частей. Эти солдаты и сержанты, отслужив по полгода и пройдя курс молодого бойца (КМБ), могли бы, в принципе, принимать участие в боевых действиях, как это практиковалось во время войны в Афганистане, но из-за слабого уровня подготовки в учебных частях вновь прибывшие имели только первичные навыки воинских профессий.