Алексей Шишов - Казачество в 1812 году
Наполеоновский адъютант Арман де Коленкур в своих мемуарах «Поход Наполеона в Россию» встречу французских военных русскими казаками на российском берегу плавно несущего свои воды Немана описывает куда «скромнее», и то понятно:
«Ночью дивизия Морана перешла через Неман. За нею последовали другие, так как понтонные парки заранее были стянуты к реке. Операция была выполнена в несколько часов без всяких помех даже со стороны казаков, которые в небольшом числе находились на правом берегу и стали отвечать на ружейные выстрелы, направленные против них, лишь тогда, когда наши части вступили в первую деревню по ту сторону Немана, находившуюся на некотором расстоянии от реки».
Ожидалось ли вражеское вторжение в те июньские дни 12-го года? Вполне определенно можно сказать, что да, ожидали. Казачьи дозоры многие дни перед этим могли наблюдать, как это описал мемуарист, на противоположном берегу пограничного с Восточной Пруссией полноводного Немана следующую картину:
«Неприятельские войска час от часу более и более скоплялись на Немане. О беспрестанном умножении их и приготовлениях к переправе показывали лазутчики, беглецы, наконец, и наши передовые цепи. Нам видно было, как неприятели свозили лес и барки, и усиливали вдоль реки разъезды. Во многих местах пробовали они глубину Немана, под видом купанья, и доходили до половины реки.
В Мерече, на вопрос нашего пикета, для чего они это делают, поляки отвечали, что, переправившись чрез Неман, скажут причину.
В ночное время слышны были с русского берега движения войск, бряцание сабель, топот и ржание лошадей, крики погонщиков. Только нельзя было знать точного направления неприятелей, потому, что они ходили то вверх, то вниз по реке, в разных местах делали обозрения и съемки, и расширяли дороги.
У нас усугубили надзор, подтверждая пикетам и разъездам смотреть зорче. Парламентеров запретили пропускать в главные квартиры, и велели отбирать от них депеши, оставляя переговорщиков в передовых цепях до получения ответа.
Без письменных видов от главнокомандующих не разрешали въезда из-за границы и выезда из России. Береговым жителям дозволили производить рыбную ловлю только для их пропитания, да и то возле нашего берега, с подтверждением не выезжать на середину реки.
Со 2-го июля остановили ход почт в чужие края, и всякое сообщение с противоположным берегом Немана прекратилось…»
Начало вражеского вторжения в России описано многими мемуаристами, исследователями и писателями. Военный историк старой России А. И. Михайловский-Данилевский так изобразил то памятное событие в своем известном труде по Отечественной войне 1812 года:
«Наполеон… приказал, чтобы к вечеру начинали наводить три моста на Немане между Ковно и Понемунями.
На этом пространстве, почти возле самого Немана, стояли пехота, конница и артиллерия, в густых, необозримых колоннах. Запрещено было разводить огни, и велено хранить величайшее молчание, чтобы никакой бивачный дым, никакой шум не изменили присутствию неприятельских сил на рубеже России.
Солнце село; наступила тишина, и Наполеон прибыл к Неману руководствовать переправою. При нем (с)пущены понтоны на воду, и 300 поляков 13-го полка отчалили от берега на лодках. Они заняли лежавшую на той стороне небольшую деревню.
Тут был лейб-казачий разъезд. Начальник его, Жмурин, поскакал донести командиру полка графу Орлову-Денисову о переправе неприятелей, и испрашивал приказаний: ударить ли на них, или отступить? Разъезду велено собраться и отойти назад. Между лейб-казаками и поляками произошло несколько ружейных и пистолетных выстрелов. Гул их огласил песчаные берега Немана…»
…Великая армия императора Наполеона I начала переправу через пограничный Неман еще до получения императором Александром I, находившимся в Вильно, официального объявления войны России. Его французский посол в Санкт-Петербурге не без внутреннего торжества вручил главе российского МИДа 10 июня. Эстафета с берегов Невы не могла своевременно доставить эту весть в Вильно. Однако ошеломляющего вероломностью, внезапного первого удара у Бонапарта в ту ночь не получилось: несшие дозоры гвардейские казаки Орлова-Денисова, гордость Тихого Дона не оплошали. Они подняли тревогу еще до того, как первые вражеские лодки пристали к правому речному берегу.
Когда стало ясно, что тревога поднята по всему правобережью Немана, казаки отошли к своим главным силам: задачу армейского дозора они исполнили, настрелялись вдоволь и видом своим испуга новоявленному врагу не выказали. Внезапного появления под утро на российском берегу неприятеля не произошло, как то иногда описывают. И «виной» тому стала пограничная казачья стража (по тому случаю она состояла из лейб-казаков), которая после 1812 года просуществовала в старой России еще более столетия.
Так для России начиналось нашествие более чем 600-тысячной наполеоновской Великой армии, вобравшей в себя военную силу пол-Европы и предназначенной для Русского похода Бонопарта. В первом эшелоне значилось примерно 450 тысяч человек и 1066 орудий. В ходе войны на российскую территорию было переброшено еще около 190 тысяч человек из состава тех сил, которые не перешли черту госграницы в первые дни вторжения и находились в составе 2-го эшелона Великой армии.
Лишь половину этой невиданной для истории Европы массы войск составляли собственно природные французы, граждане своей страны. Остальные (германцы и поляки, итальянцы и австрийцы, испанцы и португальцы, швейцарцы и бельгийцы, голландцы и хорваты… и даже египетские мамелюки) были рекрутированы из союзных и вассальных Франции европейских государств.
Россия в составе всех своих вооруженных сил в 1812 году имела 622 тысячи человек. Но из них на прикрытии западной границы было сосредоточено всего лишь 210–220 тысяч человек. Они составили на начало войны три полевые действующие армии: 1-ю Западную военного министра России генерала от инфантерии М. Б. Барклая де Толли, 2-ю Западную генерала от инфантерии П. И. Багратиона и 3-ю Обсервационную (Наблюдательную) генерала от кавалерии А. П. Тормасова.
В первый день «грозы 12-го года» в русской армии, в ее казачьих полках читался приказ императора Александра I Павловича. В нем были и такие строки:
«…Не нужно напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу! Я с вами. На зачинающего Бог!»
…Отечественная война 1812 года стала для истории апогеем столкновения на полях Европы двух подлинных империй Российской и Французской, созданной силой оружия за короткий временной срок великим венценосным завоевателем Наполеоном. На континенте у Бонапарта к тому году оставался единственный противник, растерявший своих союзников на сухопутье, – Россия. Схватка двух гигантов не заставила себя долго ждать, и стороны готовились к ней самым серьезным образом.
Подготовка к новой большой европейской войне коснулась и казачьи войска, составлявшие основу легкой, иррегулярной конницы русской армии. С образованием в 1802 году Военного министерства (первоначально называлось Министерством военно-сухопутных сил) казачьи войска, прежде всего Войско Донское, подверглись структурной (штатной) реорганизации. Первые военные министры России – генерал от инфантерии С. К. Вязьмитинов (1802–1808), генерал от артиллерии А. А. Аракчеев (1808–1810) и генерал от инфантерии М. Б. Барклай де Толли (1810–1812) в работе по усилению русской армии о казачестве не забывали.
В 1802 году император Александр I утвердил штаты Донского казачьего полка (кроме Лейб-гвардии Казачьего и Атаманского, находившихся на особом положении). Полк, в котором ранее числился 501 человек, теперь состоял из:
командира полка в звании штаб-офицера (полк носил имя своего командира, при его замене, убытии или гибели он переименовывался);
5 есаулов;
5 сотников;
5 хорунжих;
1 квартирмейстера;
1 писаря;
5 старших урядников;
5 младших урядников;
550 рядовых казаков.
Всего в 5-сотенном Донском казачьем полку по штату числилось 578 человек. Но Отечественная война 1812 года при ее накале боевых действий (особенно во время контрнаступления русской армии) внесла существенные «поправки» в численность казачьих полков не только Дона: в той войне фактическое число строевых казаков в конном полку колебалось от 200 до 400 человек.
К концу военной кампании 12-го года в полках оставалось менее половины штатного состава. Причина была не только в неизбежных боевых и санитарных потерях, различного рода командировках. Большое число рядовых казаков несли ординарческую и вестовую службу при штабах и лицах высшего армейского командного состава. То есть были там, где требовались конные люди сноровистые, быстрые в движении и неприхотливые в походной жизни.
