Захар Прилепин - Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы
За несколько дней до решающего сражения Шишков передал адмиралу Чичагову записку со своими подробными рассуждениями о предстоящем деле. Адмирал три дня молчал: ему могло показаться вольностью желание капитана 2-го ранга давать советы. Но на третий день Шишков всё-таки спросил: ознакомился ли адмирал с запиской?
«Да, и прочитал её несколько раз», – был ответ. Шишкова оценили. Советы были на редкость дельными.
Для шведов, попавших в «мешок» почти месяц назад, промедление смысла не имело, и 3 июля в 2 часа ночи суда их начали обстрел наших береговых батарей и тут же атаковали российский флот. Они решились идти на прорыв основными силами, оставив и предав огню лишь свои старые суда.
Густав III пересел в шедшую на буксире шлюпку, на которой, как утверждают, был поднят его флаг (впрочем, и на корабле, с которого он сошёл, – тоже). Когда начался прорыв, шлюпка легко прошла под русскими ядрами – погиб только один гребец. Поднятый Густавом на шлюпке флаг, конечно же, многое говорит о королевских понятиях чести, но справедливости ради стоит отметить, что ночью вряд ли кто-то мог разглядеть, что там развевается над шлюпкой.
Под жесточайшим обстрелом шведы, тем не менее, очень быстро прорвали блокаду.
Шишков, наблюдавший всё происходящее и непосредственно в бою участвовавший, в своих записках отдаёт врагу должное: «Прохождение передового шведского корабля и последовавшего за ним, было сколько отважное, не меньше того искусное: он шёл под одними марселями, имея все прочие паруса для сбережения их закреплёнными, но приготовленными так, чтоб в одно мгновение можно было распустить их. Все служители его были скрыты внизу, в подводной части корабля, куда ядра пролетать не могут. Наверху оставались одни офицеры с малым числом матросов. Лёжа носом к отряду, он не мог палить по нему, кроме как из двух носовых пушек. Таким образом, осыпаемый ядрами по крайней мере из полутораста орудий, не претерпел ни в людях великого урона, ни в снастях и мачтах значительных повреждений. Может быть, сие покажется слабым с кораблей наших действием, но надлежит себе представлять, что переход расстояния на два пушечных выстрела (то есть от точки, где начинают бить ядра, до точки по другую сторону отряда, где они перестают доставать) весьма недолговременен, и тем ещё больше сокращался, что каждый неприятельский корабль тотчас, по миновании нашего отряда, распускал вдруг все паруса, так что переход сей продолжался не более четверти часа».
Шишков признаёт ошибку: надо было сразу бить по парусам и снастям – это не дало бы шведам уйти.
«Когда неприятельская кор дебаталия[2] проходила помянутый наш отряд, – пишет Шишков дальше, – два корабля ея, узостью места и сильным поражением стесняемые, стали на мель… Адмирал, по соизмерению близости расстояний, приказал первым из них овладеть кораблю “Константину”, вторым – кораблю “Бориславу”. В десятом часу неприятель пустил на отряд контр-адмирала Повалишина зажжённый брандер[3], который, не дошед до него, стал на мель. Шедшие за ним неприятельский корабль и фрегат, не могши по тесноте прохода обойти оного, от него загорелись и вскоре воспалившимся порохом взорваны на воздух».
«Ужас пожара на море, – делится Шишков, – превосходит всякое бедствие, и разве только ту имеет выгоду, что недолго мучит, и скорее, чем погибель сокрушаемого бурею корабля, приносит смерть. Многие смолёные на корабле снасти и другие вещи, мгновенно возгораясь, распространяют повсюду пламень, который, проникнув до порохового погреба, страшным образом разрушает корабль, бросая верхние части его на воздух, а нижнюю опуская на дно моря. Мы смотрели на сие пагубное зрелище в трубы и с трепещущими от соболезнования сердцами видели, как на каждом из них отчаянные люди, высыпав и, так сказать, прильнув к бокам корабля и висящим с кормы лестницам, ожидали между огнём и водою последнего своего часа».
…Шведы потеряли восемь кораблей – причём семь из них сели на мель из-за плохой видимости. Один из кораблей продолжал обстреливать русских, пребывая в совершенно недвижимом, то есть, по сути, обречённом положении – стоит отдать ему должное, – но только один.
Шишков описывает такую ситуацию: когда русский фрегат обходил ставшие на мель или подбитые шведские суда, они тут же опускали шведские флаги и поднимали белые, показывая, что сдаются. Но едва ближайший наш фрегат удалялся, они возвращали на мачты шведские флаги и пытались грести вослед основной части своего сбежавшего уже флота. Огорчившись такому вероломству, русские начали жестоко обстреливать хитривших шведов. На этот раз, доказывая, что обмана больше не будет, шведы не только спустили флаги, но догадались на глазах у русских сломать свои реи и начали рвать паруса, давая понять, что попытки побега были напрасными, и больше такого не повторится.
Доверившись, русские ушли, а шведы остались в одиночестве – и всё-таки сбежали на своих судах.
Самое огорчительное, пишет Шишков, что шедший в шлюпке Густав III именно к одному из этих кораблей и пристал. И если б в пылу боя кто-то решил остановиться и арестовать шведских офицеров – в наши руки попался бы и король. Но этого не сделали!
«В осьмом часу, – продолжает Шишков, – прошли мы остров Го гланд, гонясь при свежем ветре за неприятелем, бегущим под всеми парусами. В девять часов корабль “Мстислав” стал приближаться к заднему шведскому под контр-адмиральским флагом кораблю, с которым вскоре вступил в сражение и принудил его сдаться. Битва сия, происходившая на виду обоих флотов, представляла прекрасное зрелище, если так можно назвать битву. Корабль наш, имея в ходу некоторое превосходство перед шведским, повреждённым в верхних парусах, стал помалу приближаться к оному, и, когда подошёл к нему на пушечный выстрел, тогда швед начал палить по нему из двух кормовых пушек. Он, не ответствуя на то, продолжал свой путь, и чем более с ним выравнивался, тем больший претерпевал огонь от боковых ближайших к корме пушек его, доколе совершенно с ним не поравнялся. Тогда открыл свою батарею – и сражение между ими сделалось самое жаркое. Вскоре у обоих паруса изорванные затрепетали и скорость хода уменьшилась. Ядро нашего корабля сбило висевший на бизань-pee шведский флаг, который, вея и кувыркаясь, летел оттуда в море…»
Когда капитана корабля уже взяли в плен, он спросил: а видели, что рядом с нами шло небольшое парусное судно? «Конечно, да», – ответили ему. Зря вы гнались за нами, сказал капитан, и дал понять, что на том парусном судне был король.
Так Густав III спасся второй раз за день.
Шведы потеряли, по разным данным, от четырёх до восьми тысяч убитых, раненых и пленных матросов и солдат (в записках Шишкова – пять тысяч пленных и три тысячи убитых). Потери российского флота составили 117 убитых и 164 раненых. Кораблей нами потеряно не было.
С донесением о победе были посланы Шишков и сын адмирала Чичагова – Павел, тоже будущий адмирал. Для таких поручений отбирались самые яркие и видные офицеры – значит, Шишков достаточно быстро заработал высокое уважение в глазах адмирала.
Императрица одарила каждого золотой саблей с надписью «За храбрость» и золотой с бриллиантами табакеркой.
Позже адмирала Чичагова будут критиковать за излишнюю медлительность, проявленную в сражении, и обвинять в том, что его подчинённые упустили добрую половину пленённых шведских судов и полностью уничтожить шведский флот в очередной раз не удалось. Но главное – о продолжении войны после таких шведских потерь речи идти уже не могло.
Однако ещё одно сражение всё-таки тогда случилось – Второе Роченсальмское, где из-за бездарного руководства русские ухитрились потерпеть поражение. Но там уже не было ни адмирала Чичагова, ни Шишкова. Зато в нём принимал участие капитан Марчал, которому Шишков совсем недавно передал свой фрегат. Вот судьба человеческая: получая в управление фрегат, Марчал уходил прочь от грядущего сражения, а Шишков стремился в дело. Но жизнь распорядилась так, что Шишков выжил и был награждён лично императрицей, а Марчал во Втором Роченсальмском сражении погиб.
3 августа 1790 года был заключён мирный договор, подтвердивший довоенные границы между Россией и Швецией. Густав не получил ничего – три года войны прошли для него впустую: Россия осталась при своём. Однако стало понятно, что при таком незавидном положении Санкт-Петербурга и настрое шведов аннексия Финляндии должна рано или поздно случиться.
В 1791 году Шишков получил в командование 64-пушечный линейный корабль «Ретвизан», захваченный у шведов во время Выборгского сражения.
Война завершилась, походы теперь были только учебными, и появилось время для завершения работы над «Треязычным морским словарём» и переводом книги «Морское искусство, или Главные начала и правила, научающие искусству строения, вооружения, правления и вождения кораблей».
«Морское искусство» было издано в 1793 году.
