Павел Ефремов - Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания
— Закончить осмотр кабельных трасс, начать отработки первичных мероприятий по борьбе за живучесть!
Осмотр плавно перетек в отработки. Тоже очень нужное мероприятие. Моряк должен уметь бороться с огнем, водой и прочими аварийными пакостями. Должен уметь спасти свою жизнь и жизнь товарища. Это святое. Но у нас и святое умеют сделать невыносимым. Как говорят, не из говна сделать пулю, а наоборот. Ничего реально нужного и просто познавательного для личного состава, а стандартный набор действий по одеванию СГП, действиям с раздвижными упорами, пластырями, досками и обесточиванию механизмов. Вырабатывание автоматических действий — это, конечно, правильно и верно, но даже самый последний матрос понимает, что, при получение пробоины, даже на глубине метров 50, заделать эту пробоину пластырем, изобретенным в начале прошлого века еще дедушкой Крыловым, просто невозможно. И невозможно наложить жгут на трубопровод под давлением, смотря, естественно, под каким, без шансов лишиться какойлибо части тела.
Довелось мне видеть, как один матросик случайно наступил на трубу, в которой свищ был практически миллиметровый, да вот давление было такое, что этот свищ и видно не было. Так парню эта невидимая струйка оторвала полсапога вместе с пяткой. Куда уж такое заделать-то, под водой, да на глубине метров эдак 100? А наши спасательные костюмы и аппараты? Уж не знаю, правда или нет, но говорят, что ИДА-59 — как раз 1959 года разработки. Вот и не пойму, то ли денег как всегда нет, то ли голова не на том месте у наших московских «спасателей», но почему у нас все аварийноспасательное имущество, если не осколок еще царских времен, то уж однозначно из репертуара дизелистов времен Отечественной войны. Ну да ладно. Тема щекотливая. И не о ней сейчас разговор. Вот и проходят отработки эти примерно так: по отсеку разбрасывается аварийно-спасательное имущество, разворачиваются шланги ВПЛ, чтобы видно было, что отсек усиленно занимается отработкой мероприятий, а на самом деле занимаются матросы по плану командира отсека кто приборкой, кто еще чем. Конечно, не все так плохо: в некоторых отсеках, и устраивают настоящую «войнушку», но так как на кораблях все более болеют не за знания, а за надраенность линолеума, и командир отсека более всего получает по балде не за обученность личного состава, а за грязь в трюме, то и занятия эти не так уж часты, ветошьюто махать поважнее будет. Мы на пульте тоже распускаем шланги от ШДА, и продолжаем чаевничать.
— Начать отсечные учения по борьбе за живучесть!
По этой команде командиры отсеков начинают давать в отсеках вводные. Горим, тонем, током бьет, народ из соседних отсеков эвакуируем. Эти отсечные учения проверяет группа «инспекторов», включающая старпома, помощника, замполита и кого-нибудь из походного штаба. Естественно, предварительно перекурив и разогнав из курилки всех нерадивых военнослужащих. К нам тоже вваливается флагманский механик. Капитан 2 ранга Пашков свой человек, из наших, десятка полтора лет сам оттарабанил на пульте и в корме и цену учениям на пульте знает. Комдивы на всякий случай принимают вертикальное положение, и Полупанов, давя зевоту, докладывает:
— Товарищ кавторанг, на пульте ГЭУ проводятся отсечные учения по борьбе за живучесть. Тема занятия: срабатывание аварийной защиты реакторов обоих бортов при повышенном CO в отсеке. Тока щас из масок выскочили.
Пашков плюхается на шконку.
— Задницу-то хоть подвинь, когда флагманский сесть хочет, сосунок! — Пашков двигает локтем Солитера, по молодости еще робко относящегося к флагманским механикам.
— Это ты береговой шушере заливай, что ты здесь отрабатываешь! Куда чайник спрятали? Молодежь, разве не видно, что я чайку хочу? Давай быстренько!
Пока закипает чайник, Пашков успевает обсудить с комдивами и нами реальное состояние «железа», что-то подсказать, за что-то трахнуть, над чем-то посмеяться. Потом, вытерев пот и взглянув на часы, говорит:
— Ну до конца этого лицедейства еще минут двадцать, пойду перекурю и корму трахну… на всякий случай. Серега, курить хочешь?
Полупанов кивает.
— Само собой, Юрий Сергеевич!
— Пошли, медвежонок, курилку проверять!
До того сидевший молча или невпопад отвечавший на вопросы Солитер вскидывается.
— А можно и мне, тащ кавторанг?
— Можно всраться, а для тебя — разрешите! Молод еще, да и кто старшим на пульте останется?
И они покидают пульт, оставив комдива два с глупой улыбкой на лице, при дружном хохоте с нашей стороны.
15.00. «Каштан» оживает и вещает умирающим голосом нашего механика, командира БЧ-5, капитана 2 ранга Ерофеева Михал Анатольевича. Он очень хороший мужик, и как мы сидим на пульте во время всех общекорабельных мероприятий, так и он сидит в ЦП наравне с нами. Но солидный для подводника возраст — 44 года — дает о себе знать, и механик страдает постоянным и хроническим недосыпом, что явственно слышится в его голосе.
— Отбой всех тревог! Первой смене заступить!
Вот так всегда. Дневная первая смена на вахте стоит не более полутора часов. Два с половиной часа за них, вместо того, чтобы отдыхать, стоим мы, КГДУ-1 Скворцов и КГДУ-2 Белов. Прибегает окончательно проснувшийся за эти часы Бузичкин. Он одновременно и зол, и весел. К нему на БП-65 заглянул замполит и, как всегда, сунулся туда, куда нормальный человек не полезет. В бачок для аварийного запаса воды. И нашел там тертый-перетертый номер журнала «Плейбой». Бузичкин, естественно, об этой «мине» не подозревал, наличие воды в бачке не проверял недели полторы и получил по полной программе за сексуальную напряженность личного состава. Потом на запах прибежал помощник командира и заявил, что по нынешним временам «Плейбой» — просто периодическая печать, не более, а вот отсутствие воды в бачке — практически преступление. В итоге замполит и помощник сцепились над злосчастным бачком и «Плейбоем» в жесткой схватке, выявляя приоритеты для посадки на кукан бедного Бузичкина. В итоге помощник победил, но замполит в вечерней общекорабельной «молитве», а правильнее, в подведении итогов дня по корабельной трансляции обещал помянуть и «Плейбой», и прочее блядство.
15.30. После всех тревог и учений возникла очередь в курилку, не менее 20 человек. Надо успеть до заступления второй смены обникотиниться и спрятаться в каюту. Все обсуждают предстоящее всплытие на сеанс связи под перископ. Ждут новостей. Там, на Большой земле — чемпионат мира по футболу, а мы не в курсе, что там происходит. Мне футбол по барабану, а вот то, что всплытие — после нолей часов, совсем не радует. Значит, ночью поспать придется часа на три меньше.
Перекурил и растворился в каюте. Там никого нет. Скворцов на вахте. Сейчас объявят пересменку, а потом сразу, минут через пять, не дав никому из сменившихся ни минуты на личные нужды, объявят занятия по специальности. Мутное такое время. Тревоги нет, офицеры и мичманы начнут дрессировать молодежь в отсеках и на постах, попутно занимаясь повседневными делами в своих углах. По уму и совести, я тоже должен быть на ПУ ГЭУ, учиться военному делу настоящим образом, но как-то не очень хочется. Да и по правде говоря, знаю я это все давно, это же практика, а не теория. Поэтому, пока никто не хватился, можно и голову уронить на подушку. Есть еще один вариант: пробраться на нижнюю палубу 4-го отсека и немного заняться спортом, а то и так жирку за последний месяц зримо добавилось, но со слов вахтенного, туда уже спустился большой старпом, а вот с ним мне в это время не по пути. Поэтому предпочтение отдается здоровому сну подводника.
17.00. До чего же быстро засыпается днем! Так бы и ночью. А то шатаешься до двух часов и никак. А тут только голову положил, и все! Темнота. Разбудил меня вахтенный отсека, тихонько поскребшись в дверь каюты.
— Тащ… малая приборка. Старпом сказал, лично вас разбудить.
Вот еще одна несправедливость: малая приборка. Идет она у нас полтора часа. Про большую приборку и говорить нечего. Она может идти с утра до ночи. Но на время приборки я опять должен идти на пульт и менять командира отсека, чтобы он проруководил этой самой приборкой у себя в отсеке. Раз старпом самолично… придется идти. Добрел, чертыхаясь, на пульт. Упал в кресло. Предусмотрительный Мефодьич выставил у двери обрез с ветошью, мол, и мы тоже убираем, а сами увлеченно гоняют со Скворцовым в нарды. У Кости уже не сонный вид, пшеничные усы топорщатся вверх, и вообще выглядит он молодцевато.
— Паша, грамулечку не хочешь?
Костик не алкаш, в общем понимании этого слова, он просто имеет свойство так взбадриваться. И если одного алкоголь расслабляет и тянет в сон, то на Костю он оказывает диаметрально противоположное действие. Его это бодрит. Само собой, такой допинг на корабле строго-настрого запрещен, но, как известно, если нельзя, но очень хочется, то можно! Главное, не перебарщивать.
