Гаральд Граф - Моряки
Впрочем нас это мало интересовало, а не нравились, главным образом, "приемы" Б., и мы принимали "контрмеры" Чувствуя, что он где-нибудь притаился и подслушивает, мы нарочно отпускали по его адресу самые нелестные эпитеты и угрозы, и ему приходилось все выслушивать. Или обманывали дневального, служившего ему шпионом, рассказывая громко о какой-нибудь, якобы предполагавшейся шалости, и когда Б. приготовлялся "налопать" — никого не находил. В таких случаях он затаивал злобу и затем мстил. Этот тип воспитателей, кажется, встречается всюду, но он самый вредный из всех, несмотря на кажущееся усердие. Воспитание молодежи при помощи шпионажа никогда не может дать хороших результатов и внушает ей презрение. Полтора месяца на баржах прошли быстро, и наша смена стала готовиться к переезду на крейсер "Корнилов", прямо в пасть к грозному адмиралу.
В назначенный день, под вечер, на горизонте показались дымки и стали вырисовываться мачты и трубы отряда. Через час он вышел на рейд и встал на якорь. Нам приказали переехать на "Корнилов", а ‘'корниловцам’' - на баржи. За короткий промежуток встречи с ними мы успели обменяться впечатлениями о проведенной части кампании. То, что удалось узнать о порядках на "Корнилове", всех испугало. Предстояли неприятности. На "Корнилове" мы быстро устроились, осмотрелись и принялись за занятия и несение вахты.
При этом самым неприятным было исполнять обязанности "вахтенного", которого посылали с докладами к адмиралу, командиру и старшему офицеру С трепетом, бывало, подходишь к двери в адмиральский салон и слегка стучишь. От волнения иногда не расслышишь ответа и повторяешь стук, тогда раздается сердитый и раздраженный голос адмирала. "Что же вы не входите, сколько раз надо отвечать" Входишь в салон и в первый момент ищешь глазами, где находится адмирал, а он уже грозно и вопросительно осматривает вошедшего своим сверлящим взглядом. Становится совсем жутко, и даже язык начинает заплетаться, и того и гляди вместо: "ваше превосходительство", скажешь, "ваше высокоблагородие", или доложишь так неясно, что адмирал заставит пойти переспросить вахтенного начальника, а тот, конечно, тоже будет недоволен. Вообще, при этих докладах выходило много трагикомических сцен, которые мы потом со смехом вспоминали.
Уж очень большой страх нагонял адмирал, и этот страх усиливался, главным образом, теми рассказами, которые о нем ходили. Во всяком случае, если доклад сходил благополучно, то вылезаешь по трапу с облегченной душой, точно гора с плеч, а ведь и доклад-то бывал, в большинстве случаев, самым пустяковым, вроде: "Ваше превосходительство, с моря идет учебное судно "Верный" и показывает свои позывные" или: "ваше превосходительство, без двух минут подъем флага", а то и просто: "Ваше превосходительство, командир учебного судна "Князь Пожарский" едет" и т п.
Также много волнения доставляло стояние на вахте "при вахтенном начальнике", когда нам самим приходилось командовать. Наиболее сложными вахтами были те, на которых спускали и поднимали флаг, тем более что это почти всегда происходило "с церемонией, и следовательно, соответствующие команды отдавались при фронте офицеров, гардемарин и команды. И странное дело, за редким исключением, у большинства как то всегда случалось, что или голос сорвется, или глупейшим образом перепутаются командные слова, несмотря на всю их несложность. Но особенно мы путались с принятием рапорта от караульного начальника и передачей его старшему офицеру.
Также нередко чревато последствиями было несение обязанностей караульного начальника в судовом карауле. Он вызывался "наверх" при спуске и подъеме флага и при приезде на корабль адмиралов и командиров судов 1-го и 2-го рангов для отдачи им почестей. На флагманском корабле такие приезды были часты, так что приходилось весь день сидеть, так сказать, на "товсь", и как только заслышится дудка, "караул наверх, четверо фалрепных на правую", лететь сломя голову по трапу, чтобы не опоздать его встретить.
В не менее напряженном состоянии находились и офицеры, не исключая и командиров, ожидая всяких напастей. Командирам, пожалуй, приходилось хуже, чем другим, так как они отвечали за всех, и часто на "Корнилове" поднимался сигнал: "Адмирал приглашает командира такого-то корабля" Когда адмирал был особенно раздражен, он ждал их на верхней палубе, и даже пока они шли по трапу слышались уже его сердитые вопросы. Иногда объяснения доходили до криков и угроз, иллюстрируемых весьма нелестными эпитетами. И ничего не поделаешь, приходилось все выслушивать и капитанам 1-го ранга, убеленным сединами.
Хуже всего было, когда адмиралу приходила охота устраивать общие парусные учения или совместное маневрирование всех судов отряда. Тогда обязательно что-либо не ладилось и от недостатка практики и просто от сознания, что сам адмирал зорко за всеми следит в свой одноглазый бинокль с кормового мостика "Корнилова" Обычно во время таких учений то тому, то другому кораблю поднимались сигналы с выговором, и все очень удивлялись, если учение проходило без этого.
Но под влиянием строгости адмирала весь отряд сильно подтянулся, и даже кадеты и гардемарины старались вести себя так, чтобы не подводить своего корабля под гнев начальника отряда.
Как-то раз на одном корабле зная, что предстоит общее парусное учение, кадеты решили незаметно забраться на марс, чтобы, когда начнется аврал, быть уже на местах. Забрались они туда, воспользовавшись тем, что вахтенный начальник был чем- то занят и этого не заметил. С палубы своего корабля их не видели, так как этому мешала площадка марса. Кадеты нетерпеливо ждали сигнала о начале учения, и вдруг взвился сигнал с позывными этого корабля. Разобрали, и оказалось, что он означает' "Отчего у вас на марсе находятся люди?" Вышел командир, старший офицер, все смотрят наверх, спрашивают вахтенного начальника и остаются в полной уверенности, что в сигнал вкралась какая- нибудь ошибка. А адмирал в это время все следит за кадетами на марсе и видит, что они продолжают там оставаться. И поднимается сигнал: "Убрать людей с марса" Злополучных кадет нашли, но не успели еще пробрать как следует, как на "Корнилове" появился новый сигнал: "Прислать адмиралу тех, которые были на марсе".
Бедных "преступников" посадили на паровой катер и с корпусным офицером отправили к начальнику отряда. Тот на них долго кричал, топал ногами, засадил под арест и обещал лишить отпуска после плавания. Попало и бедному офицеру Учение тогда все же состоялось.
Много нам также доставалось, когда во время шлюпочных учений приказывалось резать корму адмиральскому кораблю. А то и того хуже — приставать под парусами к трапу При этом сам адмирал наблюдал за учением. Тут выговоры сыпались, как из рога изобилия, и нередко не столько от неумения, сколько от страха мы перед адмиралом врезались в трап и ломали бушприты и мачты шлюпок. Но в конце концов все же научились прилично управлять под парусами.
На рангоутных кораблях перед спуском флага опускались брам-реи и брам-стеньги, а перед подъемом ■— поднимались. Это делалось на случай, если ночью засвежеет ветер, чтобы мачты не представляли слишком большой площади парусности и корабль не стал бы дрейфовать. Этот маневр сохранился и до наших дней на отряде и проделывался каждый вечер и утро. Благодаря частому повторению и тому, что он происходил одновременно на Бсех кораблях, команды достигали большой виртуозности и стремились перещеголять друг друга в быстроте выполнения.
Нормально весь маневр занимал 2-3 минуты, но достаточно было какой-либо снасти заесть или кому-либо из матросов зазеваться, как сейчас же происходила задержка. При этом иногда в пылу увлечения происходили несчастные случаи, и у тех, кто стоял на саллинге у марса-фалов, затягивало палец в блок и обрывало. Но так уж велик дух спорта, что, несмотря на это, аврал продолжался без задержки, а несчастную жертву по окончании маневра спускали на палубу и делали перевязку.
Адмирал Ч. также строго следил за исполнением этих маневров, и, не дай Бог, если на одном из кораблей что-либо не ладилось, сейчас же выговор и требование повторить. В распоряжение кадет давалась бизань-мачта, как наиболее короткая, а следовательно, с более легкими парусами, реями и стеньгами. И хотя нам не легко было тягаться с матросами на фок и грот- мачтах в быстроте и чистоте работы, мы все же пытались не отставать и к концу кампании почти сравнялись с ними.
Спуск и подъем брам-реи и брам-стенги, вместе со спуском и подъемом флага, был очень красивой церемонией на парусном флоте, на судах же без рангоутов она уже не производила такого впечатления. За пять минут до захода солнца взвивался условный сигнал, и вдруг видно, как по канатам всех кораблей начинают быстро бежать человеческие фигурки. Достигнув своих мест, они останавливаются и ждут Раздаются команды старших офицеров, и брам-реи всех мачт как одна поворачиваются и спускаются вниз.
