Рожденные Смершем - Николай Николаевич Лузан
19 ноября Кулик был отозван в Москву и предстал перед Специальным присутствием Верховного суда СССР. 19 февраля 1942 года, по итогам заседания, он был призван виновным, лишен всех правительственных наград, позже, 2 марта, понижен в звании до генерал-майора.
Все это уже не могло изменить положение советских войск в Крыму. Он перешел под полный контроль немцев. И только героический Севастополь, бойцы подземного гарнизона в Аджимушкайских и Старокарантинских каменоломнях не покорились оккупантам и продолжали сражаться. Их травили газами, выжигали огнеметами, заливали фекалиями, но они в отличие от бывшего маршала Кулика не отступили и стояли насмерть.
В ту лихую годину смерть обошла стороной Леонида Георгиевича и Антонину Григорьевну. Ей и ее коллегам Баранову, Тененбойму, Богданову вместе с начальником Особого отдела 51-й армии полковником Пименовым и его заместителем полковником Хваленским удалось вырваться из кромешного ада, что творился в Керчи, уцелеть под бомбежками и на барже переплыть в Тамань. Там их никто не ждал, царила полная растерянность. Комендант местного гарнизона не смог предоставить им даже мало-мальски подходящего помещения.
Поэтому Пименову вместе с подчиненными оставалось полагаться только на самих себя. Наспех отремонтировав бывшее правление рыболовецкого колхоза, они на ходу принялись налаживать контрразведывательную работу. Через несколько дней к ним присоединились Леонид Иванов, второй заместитель Пименова полковник Звездин, начальник 1-го отделения подполковник Душник, начальник 3-го отделения подполковник Гинзбург и его подчиненные, старшие лейтенанты Буяновский, Козаченко и Стороженко. Им с боями удалось вырваться из Керчи, найти уцелевший баркас, чудом избежать бомбежки и переправиться в Темрюк. Узнав, что отдел находится в Тамани, они на перекладных добрались до станицы Крымской и оттуда на машине полевой комендатуры приехали в Тамань.
Основное внимание контрразведчики сосредоточили на выявлении среди потока военнослужащих, вырвавшихся из Крыма, вражеских агентов, дезертиров и членовредителей. Воспользовавшись ситуацией, сотрудники абвера, не особенно заботясь о качественной подготовке, массово вербовали попавших в плен советских военнослужащих и забрасывали их в Тамань. Только за первые несколько недель подчиненные Пименова задержали и арестовали свыше полутора десятка агентов. Объем работы настолько возрос, что к ней привлекли Антонину и Татьяну-«Кнопку». Они занимались тем, что оформляли протоколы допросов, фильтрационные дела и, когда оставалось время, помогали подругам оборудовать пункт ПК, его разместили на месте почтового отделения совхоза.
Там Антонину нашел дежурный по отделу Богданов и довел распоряжение Пименова — немедленно прибыть к нему!
Она не знала, что думать, и теребила Богданова вопросами:
— Что случилось, Коля? Зачем он вызывает?! Почему меня?
— Точно не знаю, но волноваться не стоит, — успокаивал ее Богданов.
— Да как не волноваться, когда вызывает сам Пименов?! Зачем?
— Я только могу предполагать.
— Так чего мне ждать, Коля? Чего? — допытывалась Антонина.
— Ты же немецкий знаешь? — продолжал говорить загадками Богданов.
— Учила, и что?
— Толька Баранов говорит: на немецком ты шпрехаешь не хуже самих фрицев.
— Чего, чего? Каких еще фрицев?
— А ты что, еще не слышала?
— А чего слышать?
— Тут этих гадов, немцев, так кличут, — пояснил Богданов.
— Слушай, Коля! Ты мне уже голову совсем заморочил! При чем тут фрицы и Пименов?! — начала терять терпение Антонина.
— А при том. Буяновский и Стороженко притащили в отдел важного фрица!
— Да ты что?! Как?! Откуда!? — поразилась Антонина.
— С неба свалился, — пояснил Богданов и ткнул пальцем в потолок.
— Так он живой?
— Живой, живой гад! Когда брали, зараза, орал: «Сталин капут!» Вражина еще тот! Сама увидишь. Ну давай! Давай, пошли! — поторопил Богданов.
Антонина на ходу надела бушлат, присоединилась к Богданову и поспешила в Особый отдел. Дверь в кабинет Пименова не была плотно зарыта, и проходившие мимо сотрудники с любопытством заглядывали в щель. Пименов, его заместитель Звездин и начальник 3-го отделения Гинзбург расположились на табуретках полукругом, перед ними у стены стоял пленный немецкий летчик. На его лице были заметны ссадины, под правым глазом наливался синевой синяк, один погон был оторван. Те, кто брал его в плен, не очень церемонились.
Антонина постучала в дверь и обратилась к Пименову.
— Разрешите войти, товарищ полковник?
— Давай! Давай! — поторопил тот и поинтересовался: — Ты, говорят, знаешь немецкий?
— Не совсем, — призналась Антонина.
— Ладно, других переводчиков у нас нет. Проходи, садись, — пригласил Пименов, кивнул на стул и начал допрос: — Спроси его фамилию, имя, звание и основную цель задания!
Антонина впервые так близко видела живого немца, не могла скрыть любопытства и откровенно разглядывала его. Холеный, с надменным выражением на лице, он держался дерзко, в глазах отсутствовал страх, взгляд был направлен в одну точку, над головой Пименова. Она перевела вопросы, на них со стороны пленного не последовало никакой реакции, и развела руками. Пименов, поиграв желваками на скулах, бросил:
— Он что, глухонемой? Повтори ему мои вопросы!
Антонина предприняла еще одну попытку. Пленный брезгливо сморщил губы, но так и не ответил. Его реакция и без перевода была понятна Пименову. И опять со стороны пленного не последовало никакой реакции.
— Тоня, скажи этой сволочи, если и дальше он будет кочевряжиться, то мы с ним цацкаться не станем.
Хрипливая, как могла, смягчила перевод. И здесь ненависть, переполнявшая немца, выплеснулась наружу. Его физиономию исказила гримаса, он взорвался и посыпал угрозами. Пименов с трудом сдержался, чтобы не ударить его и, скрипя зубами, процедил:
— У… у, сволочь. Гинзбург, в холодную его! Воды и жрать не давать, глядишь, поумнеет!
Звездин и Гинзбург схватили немца за руки, тот продолжал сыпать угрозами, и выволокли в коридор. Пименов в сердцах хлопнул дверью, да так, что едва не вышиб косяк, и заметался по кабинету. Антонина переминалась с ноги на ногу и не знала, что делать. Наступившую тишину нарушали скрип досок под сапогами Пименова и его тяжелое дыхание. И когда вспышка гнева погасла, он остановился перед Антониной, прошелся по ней пристальным взглядом и огорошил предложением:
