Олег Валецкий - Волки белые
Та гражданская война, что велась в Югославии, унесла боьше жизней, чем иностранная оккупация. Партизаны Тито убивали и русских эмигрантов (погибло около 250 человек, в том числе и гражданских лиц). Русский охранный корпус насчитывал десять тысяч человек и действовал лишь на территории Югославии. При необходимости корпус пополнялся людьми из Бессарабии, Черновицкой и Одесской областей, находившихся под румынской оккупацией. Русский корпус все же успел уйти в Австрию до прихода советских войск, избежав судьбы русских казаков, сербских четников и добровольцев, депортированных англичанами обратно. Поэтому после войны число эмигрантов стало незначительным, особенно после чисток советского Смерша и югославской ОЗНЕ (Госбезопасности). Окончательно с ними покончил террор, начавшийся после того, как Сталин и Тито окончательно рассорились (в 1948 году): в Югославии принялись истреблять или «перевоспитывать» всякую просоветскую оппозицию.
Все же некоторые русские в Сербии остались, многие из них породнились с местными жителями. Одного я видел в сербском войске. Родился и вырос он в Сараево. С другим таким русским я познакомился в Белграде в русской церкви, звали его Олег Орлов. Он сразу же меня пригласил на обед. Его жена, черногорка, приготовила еду. Олег меня встретил очень дружелюбно и предложил в дальнейшем свою помощь. Познакомился я и с его товарищем Джуро, человеком лет сорока, тренером по карате, который, имея двоих детей, добровольно отправился на войну в Краину в состав СДГ Аркана.
Задерживаться в Белграде я не хотел, и через несколько дней вернулся автобусом в Пале. Оттуда автостопом отправился до Праги. Один молодой серб подбросил меня до Подграба — села в нескольких километрах от Праги, где находился штаб местного батальона. Дальше я пошел пешком, по дороге встретил двух, хорошо выпивших русских добровольцев, с которыми и добрался до двухэтажного дома, где располагался 2-й РДО.
Здесь я встретил старых знакомых: Витю Десятова, питерских Валеру Г. и Игоря «Хозяина», харьковского Володю «Хохла», Сашу «Салоеда» с Радой, Николая «Узбека» и Валеру «Меченого». А из новых были Андрей (старый боец 2-го РДО, родом из Подмосковья) и Петя Малышев из Москвы (член РНЕ и приписной казак, которым он стал в Вышеграде и поэтому носил казачью фуражку). Петя не раз появлялся в средствах массовой информации и не только в связи с войной, как в Республике Сербской, так и в Преднестровье, где он тоже успел повоевать. В Москве он был тренером верховой езды и поселил в своей московской квартире лошадь, о чем бригада телевизионной передачи «Взгляд» даже сняла передачу. Да и его дружба с одним из основателей «Памяти», ныне покойным Смирновым–Осташвили, характеризовала его как личность весьма незаурядную. Правда, он тогда пил, и у него по этому поводу начинались проблемы, вроде бросания гранат в реку. Но позднее он совершенно перестал пить и я, познакомившись с ним поближе, узнал от него куда больше интересной информации, чем от многих наших «знатоков» жизни. Еще одним новым лицом для меня был высокий парень, Толик Астапенков, родом из Перми. Как я узнал, он и пропавший без вести Гена Типтин были друзьями еще в Перми, где вместе тренировались карате, и вдвоем отправились поступать во французский иностранный легион. Однако соответствующей визы у них не было, и они оказались в 1993 году в Республике Сербской. Здесь они сначала были в штурмовом отряде во Власенице, затем перешли в русский отряд под командованием Александрова, который погиб на минном поле, а Толик и Гена перебрались во 2-й РДО.
В то время командиром 2-го РДО был Миша Трофимов, родом из Винницы; он в последнее время жил в Одессе. В советской армии он был капитаном спецназа и три года провоевал в Афганистане. За Афган он получил орден «Красной Звезды», но был тяжело ранен в голову. Врачи закрыли ему трещину в черепе пластмассовой пластиной. В Одессе он начал работать начальником охраны какого-то казино, но дома ему не сиделось, и он решил ехать во Францию. Не знаю, пытался ли и он поступить в иностранный легион, но туда бы его все равно не взяли, так как людей с большими шрамами на теле в легион не принимали.
В Республику Сербскую Миша попал весной 1993 года — и сразу во 2-й РДО. «Афганец» Эдик — майор-артиллерист, бывший командир отряда, тогда уехал, и за ним последовало еще четверо или пятеро ребят, и Миша стал командиром, притом очень хорошим. Его отряд часто ходил в акции. 7 июня отряд пошел в рейд в тыл врага с целью захвата пленных. Они окружили дом на окраине села, Миша вошел в него. В одной комнате были женщины, и пока Миша принимал решение, из незамеченной им двери в соседнюю комнату в коридор подбросили ручную гранату, от взрыва которой он получил осколок в горло. Пока его вытаскивали, из окна выскочили двое мужчин. Одного успели застрелить, но второй скрылся. Что было с Типтиным, так никто и не узнал. Уже после войны кто-то из сербов говорил, что какой-то русский после боя с группой мусульман погиб как раз в районе Горажде.
Ребятам я рассказал об Алексиче, а «Хохол» сообщил, что к ним приезжал Валера «Крендель» и со спутником по имени Борис, и они сразу же их отправили ко мне. Задерживаться здесь не было смысла, и я отправился к себе на базу.
Приехав домой, я обнаружил в своей комнате полный беспорядок, словно Мамай прошел. Было очевидно, что у меня в комнате хорошо погуляли. Я отправился к воеводе, который мне и рассказал, что ко мне в комнату подселили двоих русских, по его мнению, коммунистов. Разумеется, это были Валера и Борис. Видимо, они решили пошутить с четниками, расхваливая коммунизм и Брежнева, советский строй, а Борис еще продемонстрировал свои знания ругательств на английском языке.
Таким обстоятельствам я не очень обрадовался, но ругаться не стал, так как оба сразу начали все опровергать. Поводом же для застолья в моё отсутствие послужил приезд какого-то кинорежиссера из Москвы. Ребята начали водить его по Гырбовице, которую сами толком не знали. Режиссер, пробыв три дня, уехал в Москву, оставив им свой фильм о Преднестровье. Фильм неплохой, но сербы хотели увидеть бои, которых в нем не было, поэтому картину они даже не досмотрели. Также я узнал, что готовится новая акция, притом большая, и, прибрав комнату, отправился спать.
В последних числах июня воевода Алексич собрал в столовой нашей четы десятка три людей. Кроме командиров взводов и ближайшего его окружения, здесь присутствовали молодые ребята, 20–25 лет, составлявшие своеобразную «интервентную» группу, которую он решил использовать в этой операции. По всем признакам, похоже, затевалось что-то серьезное. Воевода торжественно сообщил, что начинается большая акция по захвату поселка Тырново, а он назначен командиром сводного отряда нашего 3-го батальона. Был прочитан список участников этой акции. Кроме воеводы, были названы Горан «Чуба», майор Вучетич, а также Вера в качестве медицинской сестры, все русские и сербские добровольцы. Из связистов с нами отправился Милан, парень лет двадцати, «Панда», невысокий парень, лет двадцати шести, и Биляна, девушка лет двадцати, но имевшая уже ранение в бедро.
Все, кто оставался в чете, должны были усилить боевое дежурство и при необходимости быть готовыми выслать подкрепление.
Сборы были недолгие. Мне тогда здорово пригодился «лифчик», который мне сшил местный портной из маскировочной куртки. Застегивался он спереди, как обычная куртка, слева и справа находились два вертикальных кармана для одиночных автоматных рожков. Еще по одному такому карману — за правым и левым плечами. На спине — один широкий карман, который заменял рюкзак, в котором не было ничего, кроме боеприпасов. Спереди «лифчика» для ручных гранат было три кармана с застежками на липучках. Позднее я немного реконструировал застежки, заменив их пуговицами, так как липучки от сырости ослабевали. На кожаном ремне было два кожаных же футляра для ручных гранат и длинный штык-нож от «Маузера», который мне дал из каптерки Неделько. Таким образом, я был хорошо экипирован. Правда, тяжеловато, но страх остаться без патронов и гранат был сильнее. К тому же, в случае необходимости, например, выхода в разведку или неожиданном неприятельском нападении, я всегда мог обойтись и без «лифчика» — двойным рожком в автомате и двумя ручными гранатами, разумеется, если бы не пришлось вести долгий бой.
На следующее утро, мы построились в колонну по два, двинулись к штабу батальона, который находился селе Милевичи. Впереди колонны шел Раде с черным флагом, на котором были изображены череп с костями. Если к этому прибавить черную бороду Раде и красный платок, повязанный вокруг головы, то вид у него был бы впечатляющим. Нам же с Валерой он напоминал «пирата Южных морей». Вид воеводы, шедшего рядом, с еще более основательной черной бородой, в черной высокой шубаре, был не менее колоритным. Многие из местной молодежи, «попавшие под влияние Запада», носили длинные волосы до плеч: такой вид имели «Звезда» и Любиша, и понятно, что стрижку требовать от них было бесполезно. У некоторых была серьга в ухе. Миро Чамур обмотал синий платок вокруг головы, а «мистер Зак» был в своих перчатках, солнцезащитных очках и с двумя автоматами — румынским Калашниковым и югославской версией «Шмайссера» (МР-40), прозванного здесь «Пикавцем». Впечатление он производил такое, как будто только что спустился с парашютом с американского самолета. «Кикинда» и Милан водрузили на головы сербские народные головные уборы, «шайкачи», что-то вроде пилоток с широким верхом. Неделько тоже нацепил какую-то повязку на голову, так что вся наша колонна имела вид довольно лихой.
