На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров
«Он не принадлежит к учёным ни первого, ни даже второго ряда. Он всегда имел репутацию импровизатора, предпочитающего работать по наитию. У Аргентины нет обнадёживающих результатов по атомной энергии, ни мирной, ни военной».
По данным Прелата, Рихтер пытался построить первую экспериментальную установку для управляемой термоядерной реакции в горах под Кордобой. Её пришлось забросить из-за пожара. Рихтер обвинил в этом «саботажников», пытающихся сорвать его работу. Второй исследовательский комплекс был возведён на острове озера Науэль-Уапи в провинции Рио-Негро в конце 1949 года. То есть своё выдающееся открытие Рихтер совершил всего за полтора года исследований. Карлос Эваристо был лаконичен в оценке: «Много шума из ничего».
Вообще, реакция научных «светил» на сенсационные достижения Рихтера была настолько возмущённой, что Рихтером занялась авторитетная комиссия. Согласие на проверку дал президент Перон, который не мог поверить, что на этот раз интуиция его подвела. Рихтер оказался прожектёром, не мошенником, а именно прожектёром, погружённым в мир фантазий. Этим, в конечно счёте, и можно объяснить, что провал атомного проекта на Рихтере персонально никак не отразился. Перон не хотел лишний раз напоминать о провале своей «абсолютной правды». Рихтер, как и следовало ожидать, ни на секунду не засомневался в своей гениальности, с чувством хорошо исполненного долга благополучно дожил до старости.
В начале февраля 1953 года в советское посольство в Буэнос-Айресе пришла телеграмма, в которой «доводилась для учёта в работе» информация о приёме Сталиным аргентинского посла Леопольдо Браво. Верительные грамоты аргентинец вручил Николаю Швернику полгода назад. Должно было случиться что-то экстраординарное, чтобы Сталин по собственной инициативе пригласил Браво в Кремль. Он не баловал вниманием латиноамериканских послов.
Посол Резанов и резидент обсудили неожиданную новость и пришли к выводу, что Сталин «очень своевременно обратил внимание на Латинскую Америку». Посол высказал мнение, что здравомыслящим политикам в регионе «надоел диктат США, и Сталин, основываясь на всём объёме имеющейся информации, прозорливо решил, что Аргентина – самое слабое звено в империалистических тенетах, которыми США и Англия опутали Латинскую Америку».
Резидент подхватил мысль, заметив, что причина «весьма вероятного» разворота в сторону Аргентины понятна: на неё можно опереться как на делового и внешнеполитического партнёра. Страна весомая, с солидными торгово-экономическими ресурсами, динамичным развитием, а президент Перон – влиятельный лидер, с которым даже американцам приходится считаться.
С отчётом посла Браво о встрече со Сталиным советский резидент в Буэнос-Айресе ознакомился через неделю после того, как она произошла. Аргентинская точка зрения на событие – вот что представляло интерес. Браво сообщил в свой МИД, что настрой советского вождя был позитивный, он улыбался, даже поинтересовался, как господин Браво чувствует себя в Москве после трёхлетнего перерыва? [143] Посол передал приветствия от Перона. В ходе беседы советский лидер затронул несколько тем. Нефтяную, возможность продажи Аргентине нефтяного оборудования, «часть которого производится в СССР на очень высоком уровне». Другая тема – развитие двусторонней торговли, готовность Москвы к продаже Аргентине всех товаров, в которых она нуждается: «Я с энтузиазмом отношусь к развитию торговли между Советским Союзом и всеми дружественными к нему странами».
Сталин спросил посла об основах доктрины Перона. Браво ответил, что она базируется на трех фундаментальных принципах: экономической независимости, политическом суверенитете и социальной справедливости. Сталин выслушал переводчика и сказал послу, не давая ему возможности продолжить:
«В реальной жизни последние два принципа зависят от претворения в жизнь первого. При всём моём уважении к Аргентине, я думаю, что отдельная страна сравнительно мало что может сделать в борьбе против чуждых ей интересов. С каждым днём я всё больше убеждаюсь, что единственный путь, остающийся у латиноамериканских наций, – это их объединение в федерацию, чтобы противостоять с большей вероятностью успеха давлению капиталистических держав. В федерации латиноамериканским государствам будет значительно легче. Мы хорошо знакомы с этим вопросом[144]».
В отчёте для МИДа Браво подчеркнул, что для Сталина ключевым пунктом беседы была тема латиноамериканской федерации. Причём подтекст был не слишком завуалированным: обращение с этой идеей к аргентинскому представителю означало, что Сталин не видит в Латинской Америке никого другого, кроме Перона, кто в разгар холодной войны способен к её реализации.
Но в самом начале встречи Сталин затронул вопрос, оказавшийся для Браво неожиданным:
«Господин посол, чем объясняется возвышение Эвы Перон: её личными качествами или тем, что она была женой президента?»
Не мудрствуя лукаво, Браво дал личную оценку «феномена Эвы» в Аргентине, упирая на то, что важными были обе причины.
Этот вопрос Сталина ясно показал, что он готовился к беседе с Браво, «проявил знание ситуации не только в Аргентине, но и в целом в Латинской Америке»[145]. Не напрасно Сталин упомянул о покойной Эве Перон с её практическим умом и способностью к решительным поступкам.
Упомянув о личных качествах Эвы Перон, Сталин, прежде всего, имел в виду её умение говорить с народом, улавливать чаяния трудящихся и действовать в критические моменты. По большому счёту, эти её качества не раз помогали Перону преодолевать трудности. Благожелательность Сталина явно указывала, что он нацелен на диалог и углубление отношений с Аргентиной. Встреча с послом Браво была своего рода символическим жестом готовности Сталина к рукопожатию с Пероном.
Сталин умер через месяц после этой беседы. Аргентинцы возложили к гробу Сталина два громадных венка из живых цветов – от имени Хуана Перона и непосредственно от посольства.
Следует сказать, что задуманное Сталиным стратегическое сближение с Аргентиной обладало такой инерционной энергией, что осуществлялось вопреки негативным факторам того времени: от сопротивления реакционных кругов в Аргентине до саботажа со стороны США. В августе 1953 года было подписано советско-аргентинское соглашение, придавшее серьёзный импульс двусторонней торговле: Аргентина поставляла в СССР сельскохозяйственную и животноводческую продукцию, Советский Союз – нефть, промышленные товары, железнодорожное оборудование и т. д. Аргентина стала первой латиноамериканской страной, заключившей с Советским Союзом соглашение такого масштаба, о чём не без гордости заявил сам Перон.
В 1954 году активизировались культурные связи. Аргентину посетила делегация советских кинематографистов. Перон встретился с её членами 18 марта, и, разумеется, это событие широко освещалось национальной прессой. Сохранилось несколько анекдотических историй, связанных с киноделегацией. Одна из них связана с Сергеем Столяровым, сыгравшим главную роль в фильме «Садко», который был показан в Аргентине:
«На приём к президенту Хуану Перону полагалось идти во фраке, которого у отца, естественно, не было, и он надел вышитую русскую рубаху и пиджак песочного цвета. Среди дам в декольте он производил впечатление человека, одетого в индейский костюм. Президент поинтересовался у отца насчёт заработка. А у отца была единственная награда – Сталинская премия. Но президенту отец
