Гаралд Граф - Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг.

Кронштадт прогремел на всю Россию. Можно бы написать целую книгу относительно этой революционной вакханалии, к прекращению которой Временное правительство боялось принять должные меры. Вся психология Кронштадтской эпопеи носила грубый, варварский, настоящий революционный характер. Ничего идейного в ней не было: было только стремление разрушить, уничтожить дотла все, что создано веками, стремление удовлетворить свои животные инстинкты.

Вот в какой обстановке узурпаторы власти готовили тип нового матроса, своего верного клеврета, который должен был сыграть решающую роль по «углублению революции», превратить Россию в один сплошной, мрачный советский застенок.

После переворота я задержался на «Новике» всего несколько дней. Порядок пока ещё держался, но дисциплина стала заметно падать. Матросы ходили, как в угаре: большинство из них, несмотря на свою «ультрареволюционную» окраску, совершенно не понимало смысла и значения совершившихся событий. Ко мне неоднократно обращался то один, то другой матрос и с несколько сконфуженным видом задавал какие‑нибудь вопросы политического характера. Некоторые из них спрашивали меня, почему отрёкся от престола государь, что такое был Распутин, что за люди взяли теперь власть и так далее. Часто, ни к селу ни к городу, во время разговора они приплетали какое‑либо мудрёное «модное» слово, слышанное ими случайно на берегу. Иногда повторялось что‑то вроде общеизвестного приветственного крика мятежных солдат 14 декабря 1825 года: «Да здравствует Константин и жена его Конституция!». Так, мне высказывали свой взгляд о том, что «как бы было хорошо, если бы царь остался и скрепил «Золотой Грамотой» все завоевания революции». Насколько только позволяла обстановка, я разъяснял им весь ход и смысл событий, приводил примеры клеветы из истории, просил не доверяться красивым словам различных «болтунов» и так далее. Матросы с глубоким вниманием меня выслушивали, благодарили «за науку» и уходили. К чести их, могу сказать, что ни один из таких интимных разговоров со мной не был никому ими передан.

Тем временем революционная агитация делала своё дело. Среди команд начал уже наблюдаться «сознательный» элемент. Раньше он являлся исключением, а теперь был сплошь и рядом. Примеры Кронштадта, особо революционных кораблей, усталость от трехлетней войны, а главное, сплошные ошибки Временного правительства и нового, революционного командующего флотом, старавшегося подольститься под Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов и судовые комитеты — всё это вело к развалу флота, означало его близкую смерть.

После моего ухода с «Новика» я не переставал поддерживать с ним связь. Несколько человек из старой команды перешли со мной на «Чайку»; многие же, которые уже плавали пять лет, были списаны, по их просьбе, на берег. Прежний состав команды совершенно изменился. На вакантные места были присланы молодые матросы призыва 1917 года, из числа участников кронштадтских зверств. Тут были совсем другие веяния, чем у старой боевой команды «Новика». Понемногу начинался беспорядок и развал на корабле; молодые, ничего не понимавшие в морском деле матросы, принеся шаблонные лозунги о «мире во что бы то ни стало» и кичась «революционными заслугами», благодаря своему большинству захватили в свои руки всё влияние. Это были развращённые до мозга костей круглые невежды. Что они могли дать, кроме развала?..

II

Как следствие мартовского переворота явились большие перемены в командном составе флота вообще и Минной дивизии в частности. В первые же дни революции начальник дивизии контр–адмирал М. А. Кедров был вызван в Петроград и назначен товарищем морского министра. Его место занял капитан 1–го ранга А. В. Развозов, один из самых выдающихся офицеров нашего флота.

Всю весну «Новик» продолжал ремонт, но работы, благодаря революционным порядкам, шли медленно. Только в середине мая ему удалось оторваться от Сандвикского завода и присоединиться к другим судам дивизии в Рижском заливе. Сейчас же начальник дивизии перенёс на него свой флаг.

Личный состав «Новика» тогда уже сильно изменился не только в отношении команды, о чем упоминалось выше, но и офицеров. Из старого состава остались только командир, штурман и младший механик; остальные все были новые. Под влиянием этих перемен изменил своё лицо и «Новик». С большим трудом только можно было узнать в нем прежний корабль, боевыми подвигами которого так гордился старый личный состав.

Весь первый период кампании 1917 года в Рижском заливе и Моонзунде прошёл сплошь в борьбе с процессом разложения судовых и береговых команд. Под влиянием усиленной пропаганды они, прикрываясь революционными лозунгами, прилагали все усилия, чтобы избежать малейшей для себя опасности. Такое гибельное разложение до известной степени пока ещё сдерживалось благодаря поразительной энергии, твёрдой воле и удивительному умению говорить с командами начальника дивизии контр–адмирала АВ. Развозова. Подчиняя своему влиянию лучший матросский элемент, он тем самым заставлял их влиять уже на остальных. всё же это было невероятно трудно, так как развал всего государства шёл быстрыми шагами и неизбежно передавался на флот. Никакая сверхчеловеческая воля отдельных начальников не могла этому помешать.

В июле распоряжением Временного правительства был смещён с должности командующего флотом не в меру «дальновидный» адмирал Максимов. Его сменил контрадмирал Д. Н. Вердеревский [18]. Однако его командование длилось весьма недолго: после известного конфликта с Временным правительством адмирал был вызван в Петроград и там арестован. На его место заступил вице–адмирал А. В. Развозов. Должность начальника дивизии перешла к капитану 1–го ранга Ю. К. Старку [19], человеку очень порядочному, но совершенно непригодному для такой роли в разгар революционного брожения и полного сумбура понятий. С этого момента дела пошли совсем плохо.

Общая разруха, постигшая флот после переворота, неизбежно отразилась и на военном счастье. За один этот период погибли три новые подлодки — «Барс», «Львица» и «АГ-14».

«Барс», отправившись в двухнедельное крейсерство в Балтийское море, больше уже не возвратился.

«Львица», уйдя к неприятельским берегам, тоже не вернулась. Находившаяся тогда недалеко от южной оконечности острова Готланд английская подлодка «Е-19» случайно напала на след её гибели. Заметив какой‑то вертикально плавающий предмет, она подошла ближе и увидела мину без зарядного отделения. По номеру удалось установить, что эта мина принадлежала «Львице». Во время осмотра «Е-19» подверглась атаке неприятельской подлодки и чуть сама не сделалась её жертвой. Возможно, что «Львица» была взорвана той же подлодкой.

«АГ-14» погибла во время обычного дежурства в районе Либавы. Её командиром был единственный сын покойного адмирала Н. О. Эссена [20], молодой офицер, подававший очень большие надежды. Он был опытным командиром и со своей лодкой показывал прямо «фокусы». Сделался ли он жертвой неприятельской подлодки или попал на заграждение, так и осталось невыясненным.

Произошло также несчастье и с подлодкой «АГ-15», правда, окончившееся сравнительно благополучно. Эта лодка затонула из‑за того, что в момент погружения главная горловина не была плотно задраена, в силу чего туда хлынула вода. В последнюю минуту всем удалось спастись. «АГ-15» затонула на мелком месте, и её вскоре подняли.

Наконец, 30 июля посыльное судно «Лейтенант Бураков» наткнулось на мину, поставленную неприятелем в Лёд–Зунде, у острова Оланд; часть команды спаслась, но офицеры все погибли.

В военном отношении весь период, до падения Риги 22 августа, в Рижском заливе прошёл очень спокойно. Неприятель почти ничем себя не проявлял. Но с этого момента атмосфера уже стала сгущаться. Чувствовалось, что настало время, когда неприятель приступит к решительным действиям.

В конце августа недалеко от мыса Кави, у Ирбенского пролива, по небрежности своего командира выскочил на мель миноносец «Стройный». Этот командир, выбранный матросами, явился удивительно ярким выразителем пресловутого «выборного начала». Немедленно приступили к снятию миноносца, но неприятель, проведав об этом, стал ежедневно присылать аэропланы. Уже при одном их появлении всё бросали работу и прятались. После того как в миноносец попало несколько бомб, причинивших ему большие повреждения, работы пришлось бросить. С течением времени «Стройный» был окончательно разбит штормами.