Михаил Болтунов - Разведка «под крышей». Из истории спецслужбы
Ефимию Путятину удалось добиться многого, и с полным основанием можно заявить, что его поистине историческая миссия увенчалась огромным успехом для нашей страны. Трактат открывала статья, которая гласила: «Отныне да будет постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией».
Между двумя странами устанавливались дипломатические отношения, для захода наших судов открывались три японских порта, было предусмотрено установление границы, Курильская гряда к северу от острова Итуруп признавалась за Россией.
Триста лет японцы жили обособленно, отвергая дружбу, религию и торговлю чужестранцев, и Ефимий Путятин стал первым, кто прорвал эту блокаду.
Разумеется, миссия русского адмирала имела большую разведывательную ценность для государства: тщательно исследованы и нанесены на карты береговая линия Китая, Кореи, Филлипин, наших Дальневосточных районов, открыты новые заливы и острова, проведено описание мест пребывания участников экспедиции.
Дипломатические и разведывательные усилия Ефимия Путятина были высоко оценены императором. Ему пожаловали графский титул.
В «Морском сборнике» Ефимий Васильевич опубликовал материал, названный «Всеподаннейший отчет о плавании военных наших судов в Японию и Китай в 1852–1855 годах».
А в наступившем 1856 году адмирал Путятин получил новое разведзадание. Как мы помним, после поражения в Крымской войне император Александр I утвердил «Инструкцию агентам, посылаемым за границу» и отправил в европейские столицы пять сухопутных офицеров.
От «сухопутчиков» не отставали и моряки. Великий князь Константин Николаевич обратился в Министерство иностранных дел.
«Я признаю совершенно необходимым, — писал он, — иметь при посольстве нашем в Лондоне способного, весьма образованного и весьма опытного морского офицера для доставления морскому министерству подробных сведений о всех новейших улучшениях по морской части…»
Этим способным, образованным, опытным морским офицером оказался не кто иной, как адмирал Ефимий Путятин. Он и стал нашим первым военно-морским агентом одновременно в Лондоне и в Париже.
А военным агентом в том же Лондоне был назначен полковник Николай Игнатьев. Так пересеклись пути этих двух замечательных офицеров. Ефимий Васильевич продолжил свою блистательную карьеру разведчика и военного дипломата, а Николай Павлович, только начинал ее.
В книге «Очерки истории Российской внешней разведки» сказано: «Царь, отправляя молодого военного агента на Британские острова, дал ему личное поручение «изучать все новейшие достижения артиллерийского и инженерного дела в Англии и установить возможность их применения в России, а также привести в ясность военно-политические замыслы врагов наших в Европе и Азии».
Молодой полковник очень старался. Когда в Лондоне в Британском музее выставили на всеобщее обозрение засекреченный образец новейшего патрона, он, подойдя к стенду, взял в руки редкий экспонат и… положил его в карман. Вот так по-гусарски решил добыть секрет. Служители музея попытались вернуть патрон на стенд, но Игнатьев удивленно развел руками, выскочил из здания и бросился в посольство.
Разгорелся дипломатический скандал. Полковнику Николаю Игнатьеву пришлось покинуть Британию. Общий срок его пребывания в должности военного агента оказался невелик, всего 16 месяцев.
Недолго работал в Лондоне и в Париже и Ефимий Путятин. Для него нашлось более важное и ответственное дело. Ефимию Васильевичу поручили возглавить миссию в Китай. Задача — заключить торговый договор и добиться свободного въезда в Поднебесную граждан Российской империи. Важно было также противостоять все возрастающему влиянию западных держав в этом регионе.
Путятин успешно выполнил поручение. В Тянь-цзине он заключил договор с китайцами. Теперь русские миссионеры обрели право доступа во внутренние провинции Китая, имели возможность посещать китайские порты и назначать своих консулов.
Покинув Китай, Путятин отправился в Японию. Там, в городе Эдо, в августе 1858 года подписал новый, наиболее выгодный для Российской империи договор о торговле и мореплавании. Кстати говоря, этот договор действовал почти сорок лет.
Николаю Игнатьеву также поручили стать во главе разведывательной и дипломатической экспедиции. Путь его лежал в Хиву и Бухару. Во время опасного путешествия Николай Павлович показал себя не только боевым, смелым офицером, но и умелым командиром. Он успешно провел своих людей по пустыне, вступил в переговоры с эмиром бухарским, заключил договор, в соответствии с которым были установлены торговые отношения с Бухарой.
По возвращении из путешествия Игнатьев получил новый приказ: отбыть с посольством в Китай. По сути, Николаю Павловичу поручалось продолжить дело Путятина и упрочить наши отношения с китайцами.
И с этой задачей Игнатьев справился. Он добился ратификации заключенного ранее Айгунского договора и получил согласие на установление границы в Уссурийском крае.
В 1860 году в Пекине Николай Павлович подписывает новый договор, который устанавливал государственную границу по реке Уссури. Как результат — территория современного Приморья присоединена к Российской империи. Следует отметить, что Игнатьев действовал во многом по собственной инициативе. К счастью, император Александр II оценил заслуги Николая Павловича и достойно наградил его, произвел в генерал-адъютанты.
После своих блистательных «Китайских походов» и Путятин, и Игнатьев получили новые назначения: Ефимий Васильевич, ставший полным адмиралом, возвратился в Лондон на «старую новую» должность военно-морского агента, а Николай Павлович был назначен на высокий пост в Министерство иностранных дел. Он возглавил Азиатский департамент МИДа.
Несколько лет провел в кресле высокого чиновника теперь уже генерал Игнатьев, и занемог, заскучал «по живой» работе. Тяготила его кабинетная деятельность. Упросил государя и канцлера А. Горчакова отпустить его послом в Константинополь.
Для многих в Петербурге этот поступок Игнатьева был непонятен: уходил Николай Павлович с явным понижением, с начальника департамента в простые послы, да еще в «бусурманскую страну», где служба была делом небезопасным. Однако досужие суждения не волновали Игнатьева. Он грезил единством православных народов и свято верил в историческую миссию России как собирателя славянских земель. В записках, изданных в 1914 году, Николай Павлович писал: «В видах ограждения будущности России я считаю необходимым, чтобы славянское знамя было исключительно принадлежностью русского царя»…
Будучи послом, Игнатьев в душе оставался разведчиком. Сеть его агентов была достаточно широка. Секретные данные о положении в Османской империи ему поставляли сербские и греческие дипломаты. В состав агентурной сети входили и турецкие чиновники, дававшие ценную информацию о положении дел и планах турецкого правительства. Так что секретные и конфиденциальные документы находились всегда под рукой. Но вот как их передать на Родину, оставалось проблемой. Радио еще не было, а о ненадежности хваленой диппочты Николай Павлович знал не понаслышке.
Работая еще в Лондоне молодым военным агентом, он с негодованием обнаружил, что письмо из Петербурга на его имя кто-то вскрывал. Это настолько возмутило полковника, что он добился встречи с английским министром иностранных дел и напрямую обвинил того в недопустимости подобных действий. По молодости и неопытности Игнатьев наговорил немало недипломатичного и «допек» министра окончательно. Тот был вынужден признаться в перлюстрации почты. Защищаясь, министр в сердцах ответил, мол, и нам интересно знать, что пишут из Петербурга, и что вы доносите про нас.
Этот урок Николай Павлович запомнил отменно. Диппочте он не верил и напрочь отверг пакеты с сургучными печатями. Посол придумал свой, весьма оригинальный способ передачи разведин-формации. Корреспонденцию запечатывал в обычные, дешевые конверты, которые перед этим держал на полке с мылом и селедкой. Адрес на конверте писал не сам, а заставлял делать это своего лакея. Да и письмо уходило не в министерство, а на частный адрес какого-нибудь дворника или лакея. Такая связь работала четко и бесперебойно. Дурно пахнущие письма, да еще подписанные корявым почерком, турок не интересовали.
Тринадцать лет проработал послом в Константинополе генерал Игнатьев. Он стал дуайеном дипломатического корпуса, завоевал симпатии самого султана. За глаза многие турецкие чиновники называли Николая Павловича «всесильным московским пашой».
Генерал Игнатьев внес большой вклад в заключение Сан-Стефанского договора по окончании Русско-турецкой войны. И пусть как опытный дипломат и разведчик, Николай Павлович не совсем был доволен условиями договора, тем не менее его можно считать историческим. В соответствии с ним Османская империя теряла часть своих владений в Европе, после пятивекового ига болгары, наконец, получили свободу и основали свое государство. Россия возвратила себе южную Бессарабию, присоединила Батум и Карс.
