Валерий Шамбаров - Нашествие чужих. Почему к власти приходят враги
Присутствовали Зиновьев, Бухарин, Лашевич (троцкист, председатель Сибревкома и командующий войсками Сибирского округа), Евдокимов, Ворошилов. В это время на Кавказе находился и Троцкий. В «пещерном совещании» он не участвовал. Но трудно предположить, что Лев Давидович не знал о нем. Ведь совещание фактически действовало в его пользу. Скорее, он преднамеренно, из тактических соображений показывал, что он тут ни при чем. В таком случае он мог выступать «независимой», третьей силой. Кроме того, без участия Троцкого блок мог привлечь его противников. Да и вообще это было характерной манерой Троцкого — держаться в стороне. Он знал, что «силы неведомые» о нем позаботятся, что нужные пружины сработают. И впоследствии Серебряков проговорился, что Зиновьев «предлагал союз с Троцким».
На «пещерное совещание» кроме пятерых перечисленных участников были вызваны Фрунзе и Орджоникидзе, также отдыхавшие на Кавказе. Но они не приехали. Видать, заподозрили неладное или состав компании для пикника им не понравился. А Ворошилов оказался на совещании «белой вороной» и вскоре открестился от всех решений, которые там принимались. Но это не помешало Бухарину и Зиновьеву провести встречу. Говорилось, что Сталин забрал слишком большую власть. И чтобы урезать ее, надо реорганизовать структуру партийного руководства. Либо отобрать функции управления у Секретариата ЦК, сделать его чисто «служебным» органом по пересылке бумаг, либо наоборот, «политизировать» Секретариат. Ввести в него других лидеров, которые будут регулировать и окорачивать Сталина. Позже, на XIV съезде партии, Иосиф Виссарионович так охарактеризовал программу своих противников: «В 1923 г., после XII съезда, люди, собравшиеся в «пещере», выработали платформу об уничтожении Политбюро и политизации Секретариата, т. е. превращении Секретариата в политический и организационный руководящий орган в составе Зиновьева, Троцкого и Сталина».
И вот здесь-то, на «пещерном совещании», впервые было пущено в ход ленинское «Дополнение» к «Письму к съезду». То самое, которое датировано диктовкой от 4 января, и где указывается, что «Сталин слишком груб… Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места…» Попасть к Зиновьеву или Бухарину данный документ мог только через Крупскую. Значит, он был передан им еще до отъезда на Кавказ. Но только изначально он вовсе не рассматривался как «Дополнение» к «Письму к съезду». Его использовали как самостоятельную работу, и первые упоминания о ней в партийной переписке обозначают ее «письмо о секретаре» [138]. Ссылаясь на него, на результаты своего обсуждения, Бухарин и Зиновьев направили письма Сталину, Каменеву, Троцкому. При этом для «солидности» приврали, причислив к участникам встречи отсутствовавших Фрунзе и Орджоникидзе.
Для Сталина выпад в его адрес и шантаж стали совершенно неожиданными. По всей вероятности, вызвали растерянность. На коллективное послание он ответил: «Одно из двух, либо дело идет о смене секретаря теперь же, либо хотят поставить над секретарем специального политкома… Для чего понадобились ссылки на неизвестное мне письмо Ильича о секретаре — разве не имеется доказательств того, что я не дорожу местом и поэтому не боюсь писем? Как назвать группу, члены которой стараются запугать друг друга (чтобы не сказать больше)? Я за смену секретаря, но против того, чтобы был учинен институт политкомов (политкомов и так не мало: Оргбюро, Политбюро, Пленум)».
Разумеется, Сталин не был искренним, говоря, что «не дорожит местом». Отдавать власть за здорово живешь он не собирался. Но его положение оказалось чрезвычайно сложным. В верхушечной борьбе, в отличие от съездовской, расклад сил получался совсем не в его пользу. Против него сплотились все лидеры высшего ранга! С одной стороны, Зиновьев и Бухарин. С другой — «независимый» Троцкий. А Каменев в данный момент оставался со Сталиным в Москве. И в конфликте, как будто бы, принял его сторону. Стал помогать в урегулировании, в поисках компромиссов. Но не стоит забывать, что он был родственником Троцкого, его «коллегой» в расхищении российских ценностей. И одним из тех, к кому апеллировала Крупская в своих антисталинских интригах. Смело можно предположить, что в разыгранной комбинации и Каменев имел свою четкую роль. Именно оставаясь в Москве, рядом со Сталиным. В качестве его сторонника, советника, «опоры». Он был отличными «глазами и ушами» заговорщиков, а в нужный момент «опора» вдруг подведет…
И Сталин понимал, что кресло Генсека под ним шатается. Ох как сильно шатается! Но растерянность он быстро преодолел. А атаке оппозиции противопоставил другие методы. Стал отступать, лавировать. Соглашался на уступки — и завязались переговоры, какими именно должны быть эти уступки, в каком объеме. Хотя Иосиф Виссарионович хитрил. Выигрывал время. Образовавшаяся против него коалиция была непрочной, ситуация могла перемениться. И вскоре она действительно переменилась…
57. Почему не началась мировая революция
Разоренная, обезлюженная Россия едва-едва выползала из хаоса, но тем не менее среди политических приоритетов на первом месте оставалась «мировая революция». Это была одна из фундаментальных установок марксизма, которую до последних дней своей разумной деятельности разделял и Ленин. С этим никто не смел спорить. Разногласия были лишь в вопросах стратегии и тактики. Существовали две теории — «индустриальная» и «аграрная». Согласно «индустриальной», самым подходящим объектом для следующего взрыва признавалась Германия. А если в ней победит революция, то ее промышленный потенциал вместе с человеческими ресурсами России должен обеспечить победу над империализмом Англии и Франции. Сторонники второй теории полагали, что революцию легче организовать в слабо развитых, аграрных странах. И эпицентром нового взрыва видели Балканы. Отсюда процесс перекинется в Италию, где как раз бурлила фашистская революция Муссолини — считалось, что ее, как некогда Февральскую, можно превратить в социалистическую. А уж потом, от Балкан и Италии, революционный пожар охватит Венгрию, Австрию, Германию.
Ну а на Балканах самым «слабым звеном» выглядела Болгария. Проигравшая войну, униженная, вынужденная распустить армию. После поражения в стране начались «демократические реформы», фигура царя стала чисто номинальной, а правящей партией являлся Болгарский земледельческий союз — подобие российских эсеров. Слабенькое правительство Стамболийского шло на уступки крайне левым. Поражение и реформы вызвали серьезные экономические трудности. Добавлялось обычное «демократическое» воровство и хищничество, накапливая недовольство в народе. В общем революция имела все шансы на успех. Коминтерн и компартия Болгарии взяли курс на вооруженное восстание, сюда были направлены из Москвы полномочные эмиссары Боев и Шпак. В 1922 г. приехали видные коминтерновские руководители Пятницкий и Комиссаров. Создавалась сеть подпольных структур, из Одессы перебрасывалось оружие и боевые отряды… А дальше, глядишь, болгарская революция перехлестнет в Румынию, Венгрию, Югославию, сомкнется с гражданской войной в Турции [128].
Однако можно отметить одну любопытную закономерность. На подготовку революции из России утекали огромные средства. Но сама она раз за разом откладывалась, переносилась. Словом, получалась «кормушка», на которой кто-то неплохо грел руки. За русский счет на Балканах поддерживалось состояние нестабильности. Но выигрывала на этом не Россия, а западные банкиры, подминающие под себя здешнюю экономику и рынки. Что ни говори, а бизнес на революциях оставался очень выгодным. Например, немалую поддержку Муссолини оказал Отто Кан, компаньон Шиффа в банке «Кун и Лоеб». Он убеждал и других банкиров, что «американский капитал, инвестированный в Италии, найдет безопасность, поощрение, возможности и вознаграждение». Но, в отличие от России, нестабильность в других странах поощрялась лишь до определенной степени, в «тлеющем» варианте. Когда в Болгарии ситуация подошла к опасной черте, никто не помешал сорганизоваться правым силам. В июне 1923 г. они совершили переворот, свергнув правительство Стамболийского. А коммунисты при этом получили приказ Коминтерна ни в коем случае не поддерживать Болгарский земледельческий союз, сохранять боевой потенциал для собственного восстания.
Но тем же летом резко стала обостряться ситуация в Германии. Тут демократизации, «приватизации», выплата репараций вызвали тяжелейший экономический кризис, который дополнился политическим. Когда немцы приостановили выплату репараций, Франция под этим предлогом оккупировала Рурскую область и попыталась окончательно закрепить за собой Саар, переданный на 15 лет под управление Лиги Наций. Это возмутило всех немцев. А политика «пассивного сопротивления», которую выбрало правительство Германии, вызвала общее недовольство. Все экономические и политические факторы, дополняя друг друга, привели к беспрецедентному скачку инфляции — за 6 недель курс марки обвалился в тысячу раз. Состояния и накопления мгновенно улетучивались, рынок оказался парализованным, фирмы прогорали, заводы останавливались. В общем, налицо была та самая «революционная ситуация», которую, вроде бы, ожидали большевики.
