Валерий Шамбаров - Нашествие чужих. Почему к власти приходят враги
Однако первый мозговой удар оказался не сильным. Лечение помогало, функции организма в значительной степени восстанавливались. В сентябре Ленину разрешили вернуться к работе. Но выяснилось, что к этому времени в партийном руководстве успели возникнуть серьезные разногласия, которые были связаны с фигурами как Троцкого, так и Сталина. Лев Давидович выдвинул очередную инициативу. Предлагал придать Госплану законодательные функции — то есть, чтобы решения этого органа стали обязательными для исполнения. Но при этом и Госплан, и ВСНХ требовалось отдать в подчинение Троцкому. Словом, он претендовал на роль экономического диктатора, уверяя, что сумеет быстро и эффективно вывести Россию из кризиса и развала.
Каким «умелым» хозяйственником был Лев Давидович, уже показал его эксперимент с «Москустом». Но отдать ему наряду с армией еще и всю экономику — значило уступить фактическую верховную власть. Лев Давидович потому и не лез в политические расклады, пренебрегал назначениями соперников, что предполагал действовать по-иному, по-крупному. Пускай заседают, спорят, а реально править будет он. Сталин, конечно же, выступил решительным противником такого проекта. И его поддержал Ленин. Их сторону приняли Каменев, Зиновьев. Правда, Владимир Ильич по-прежнему не желал ссориться с Троцким. Ему был предложен пост заместителя председателя Совнаркома. Но от такой «компенсации» Лев Давидович пренебрежительно отказался. Счел для себя подобное предложение неприемлемым и даже обидным. Он же не на заместительство, не на вторые роли нацеливался…
Однако у Владимиря Ильичв проявились серьезные разногласия и со Сталиным. Одно из них касалось монополии внешней торговли. Казалось бы, парадоксально — Троцкий, связанный обширным «гешефтом» с зарубежьем, выступает за сохранение монополии, а убежденный коммунист Сталин — за ее ослабление? На самом деле, ничего парадоксального не было. Никакой реальной монополии в данное время уже не существовало. Какая уж монополия, если в России удобно устроились иностранные концессионеры! Если из нее вывозилось все что угодно! А сохраняющаяся формальная монополия была монополией вовсе не государства, а Троцкого и связанной с ним банды ашбергов, хаммеров, ломоносовых. За ослабление монополии выступили Зиновьев, Бухарин (и можно предположить, что не только из бескорыстных идейных соображений).
Сталин же вовсе не являлся сторонником ее отмены. Он колебался, не будучи специалистом в данном отношении. Не желал нарушать утвердившихся принципов построения социализма, но и не желал принимать сторону Троцкого. И в итоге, по его же словам, занял «центристскую» позицию. Писал: «Против «формального запрещения» шагов в сторону ослабления монополии внешней торговли на данной стадии не возражаю. Думаю все же, что ослабление становится неизбежным» [93, т.45] То есть просто констатировал сложившееся положение. Ленин выступил резко против. Он рассуждал не с точки зрения конкретной ситуации, а в принципе. Ослабление монополии рассматривал как прецедент фактической ее отмены. Указывал, что такое решение «сломит нашу туземную промышленность наверняка» — хотя это уже происходило. Разве не были губительными для русской промышленности заказы за границей паровозов, обмундирования, оружия? И Сталин спорить с Владимиром Ильичем не стал. Признал его правоту, 15 декабря отписал, что снимает «свои возражения против монополии внешней торговли, письменно сообщенные мною членам ЦК два месяца назад» [78].
Другим важным пунктом разногласий стал национальный вопрос. А он получился запутанным — дальше некуда. Ранее уже отмечалось, что по политическим причинам на территории рухнувшей Российской империи сложились две системы советских республик. Одна — автономные, входившие в состав РСФСР. Число их постепенно умножалось, статус автономий получили Якутия, Бурятия, Туркестан, крымские татары и т. д. Другая система — номинально независимые республики, связанные с РСФСР союзными договорами. Но и у них статус был различным. Договоры заключались в разное время, в разных условиях. Их содержание зависело от внешних, внутренних факторов и не только от них. А еще и от партийного «веса» и связей республиканских руководителей, от закулисных интриг. Например, Украина получила гораздо большую самостоятельность, чем Белоруссия. Сохранила собственное военное ведомство, наркомат иностранных дел, право прямых связей с другими государствами [27].
А в Закавказье возник вообще клубок противоречий. Азербайджан и Армения приняли советскую власть в целом доброжелательно. В Грузии же местная интеллигенция и социалисты все еще пытались поддерживать русофобские и националистические настроения. Тем не менее Грузия получила куда большие права, чем Армения и Азербайджан. Вдобавок во многих районах Закавказья население было смешанным. И еще с 1918 г., с момента разделения республик, между ними существовали территориальные споры и претензии. Наконец, это разделение вызывало крупные экономические проблемы и диспропорции, ведь до революции Закавказье было единым хозяйственным комплексом. Чтобы преодолеть эти нестыковки, сперва для Закавказья был создан общий партийный орган, Кавбюро во главе с Орджоникидзе, а в марте 1922 г. Грузию, Армению и Азербайджан объединили в Закавказскую республику.
Генуэзская конференция, выход большевиков на международную арену породили новые проблемы. Как общаться с иностранными правительствами? И с кем будут общаться иностранные правительства? С единым союзным государством? Или с каждой республикой по отдельности? Как торговать с заграницей? Как строить свою политику и экономику, вместе или порознь? Ленин являлся сторонником федерации. И началась подготовка по объединению республик. Но выявилось два центра противодействия: Украина и Грузия.
На Украине серапатистскую линию вели Раковский, Петровский, Антонов-Овсеенко. Ничего общего с национализмом их позиция не имела. Какой уж национализм, если Раковский был румынским евреем? Он даже по-русски говорил плохо, предпочитал французский, а украинского вообще не знал, «незаможних» крестьян путал с «незамужними». Устроился он на Украине вполне «по-европейски», жил во дворцах, на торжественных мероприятиях появлялся во фраке от лучших парижских портных, пил французские вина, курил дорогие сигары. Раковскому хотелось удержать самостоятельность, сохраненную за республикой, и еще больше расширить ее. Чтобы Украина сама эксплуатировала свои природные богатства, торговала ими в свою пользу (то есть на благо республиканского руководства). Сам Раковский станет блистать в Европе наряду с иностранными политиками. А «союз» ограничится тем, что Россия будет защищать Украину от внешних врагов.
В Грузии сепаратистское крыло представляли Мдивани, Махарадзе, Сванидзе, Орахелашвили, претендуя на то, чтобы строить «свой», особенный социализм, отдельный от России. Даже войдя в Закавказскую республику, Грузия сохранила значительную долю самостоятельности. И политической — здесь свободно действовали социалисты, и экономической. Она могла получать значительные выгоды в качестве транзитной базы кавказского экспорта, имея порты на Черном море, «сидя на трубе» нефтепровода Баку-Батум. Огромные выгоды сулила и роль «таможенного окна», «свободной экономической зоны». В середине 1922 г. в Тифлисе с разрешения ЦК компартии Грузии открылось даже отделение турецкого Оттоманского банка. И валютные операции пошли так бурно, что турецкая лира стала вытеснять грузинские и советские деньги. Впрочем, Оттоманский банк только по названию и по регистрации был турецким, он контролировался англо-французским капиталом [138]. Кстати, и сама по себе националистическая политика являлась неплохим «капиталом», позволяющим надеяться на поощрения со стороны Запада. И грузинская верхушка всячески стремилась отстоять свой особый статус.
10 августа 1922 г. для выработки проекта федеративного государства была создана комиссия под председательством Сталина. Центральную власть представляли Куйбышев, Молотов, Сокольников, Украину — Раковский и Петровский, Белоруссию — Червяков, Закавказскую республику — Орджоникидзе, отдельно Грузию — Мдивани, Армению — Мясников, Азербайджан — Агамалы-Оглы. Сталин, как уже отмечалось, был сторонником унитарного государства, а федерацию считал временной мерой на пути к такому единению. Но еще весной Ленин и большинство советского руководства высказались, что государство должно быть федеративным. И Иосиф Виссарионович стал действовать в этом направлении. Так, как он понимал федерацию. К 10 сентября им был выработан и предложен проект, который впоследствии получил название «автономизации». Республики должны были войти в РСФСР на правах автономных, получив равные права с Татарстаном, Башкирией и т. д.
Белоруссия, Армения и Азербайджан проект приняли. Но Украина и Грузия решительно отвергли и отстаивали принцип даже не федерации, а конфедерации. По их предложениям, общей для советских республик должна была стать только оборона и охрана границ, а в экономике и прочих вопросах они сохранили бы полную самостоятельность [27]. Троцкий остался в стороне от этих баталий, никак не выражая свое отношение к ним. Хотя нетрудно увидеть, что проект конфедерации отстаивали «его» люди.
