Сергей Кремлев - Русские распутья, или Что быть могло, но стать не возмогло
«Пётр I, царь Московии, совершенно заслуженно стал настолько знаменит и у себя, и по всей Европе и Азии, что я не решусь сказать, будто знаю другого столь же великого и прославленного монарха, равного героям древности, который вызывал бы такое восхищение в своё время и будет вызывать в грядущие века…».
В главе о Петре Сен-Симон писал и вот что:
«Царь Пётр торговлей держал Англию за горло, а короля Георга – страхом за его германские владения (английский король Георг I был и курфюрстом Ганновера. – С.К.). Голландию он весьма уважал, к императору (Австрии. – С.К.) же относился крайне сдержанно. Невозможно отрицать, что он играл огромную роль и в Азии, и в Европе, так что Франция весьма выиграла бы от тесного союза с ним. Он не любил императора, хотел постепенно вырвать нас из нашей зависимости от Англии; ведь это Англия вынудила нас проявить прямо-таки неприличную глухоту к его предложениям…».
В изображении компетентного современника и мемуариста европейского класса Сен-Симона зрелый Пётр видится исполинской фигурой, обладавшей огромным влиянием на ход современных ему европейских событий – что полностью соответствует исторической истине. При этом интересы родины Сен-Симона не конфликтовали с интересами России Петра, так что Сен-Симон написал о Петре объективно.
Но возьмём другого современника Петра – англичанина Генри Сент-Джон Болингброка (1678–1751). В 1736 году – примерно в те же годы, когда писались «Мемуары» Сен-Симона – лорд Болингброк по просьбе молодого аристократа лорда Корнбери, пожелавшего узнать мнение Болингброка о методе изучения и пользе истории, написал свои «Письма об изучении и пользе истории».
Болингброк не мог не знать о Петре и о его значении для Европы; не мог не знать о влиянии, в частности, событий русской Северной войны на события английской войны за Испанское наследство… Тем не менее, в восьми объёмистых письмах Болингброк Петра ни разу не упоминает. Не нашлось места русскому царю и России также в «Плане для всеобщей истории Европы» Болингброка. И это при том, что Болингброк уверял Корнбери, что «едва ли мы найдём в истории столетие, которое начиналось бы с такого грандиозного зрелища, как то, в котором мы живём…».
Болингброк имел в виду текущее тогда XVIII столетие, но в той первой половине XVIII века, в которой жил Болингброк, не было более грандиозного и весомого «зрелища», чем выход на арену европейской истории петровской России… Вряд ли Болингброк – при всём его самомнении аристократа-тори, не мог этого не сознавать. Но признавать этого он не хотел, как говорится, «категорически и в упор»… И если бы всеобщая история Европы писалась Болингброком или под его руководством, то Россия оказалась бы в такой «истории» только на задворках! Спрашивается – была бы «история» по Болингброку историей?
Откуда такая очевидная необъективность у человека, вообще-то умного? Увы, ответ очевиден – всё объясняется ненавистью к России и к Петру, сделавшему Россию важным фактором европейского политического процесса и этим помешавшему претензиям Англии на единоличное решение судеб Европы.
Или вот ещё… Представим себе, что историю Северной войны писал бы шведский король Карл XII… Такая «история» пестрела бы победами и походами Карла, о Полтаве там если и упоминалось бы, то – двумя словами, как о мелком эпизоде… А тот факт, что победили в Северной войне, всё же, русские, а не шведы, был бы представлен «историком» Карлом как некий странный каприз фортуны, а не как результат огромных державных усилий Петра и русского народа.
Всё это напоминает давний анекдот… Мол, в Энциклопедии XXI века о Леониде Брежневе будет сказано одной строкой: «Брежнев – мелкий политический деятель великой эпохи Аллы Пугачёвой». Что ж, может быть и так – если историю будут писать поп-«звёзды».
Казалось бы, времена Болингброка давно прошли… А неприязнь Европы к России, осталась.
Чем это вызвано? Может быть – огромностью России и опасением её мощи, особенно в советскую эпоху? Но как же Америка?.. И велика, и мощна, и вот уж воистину опасна для Европы, но Америки Европа не боится, и Америку даже любит…
В чём дело?
В 70-х годах XIX века Данилевский писал:
«К началу XVIII века Россия почти окончила уже победоносную войну со своими восточными соседями. Дух русского народа, пробуждённый событиями под водительством двух приснопамятных людей: Минина и Хмельницкого, одержал также победу над изменившею народным славянским началам польскою шляхтою, хотевшею принудить и русский народ к той же измене. Не в далёком будущем предстояла, без сомнения, борьба с теми или другими народами Европы, которые… всегда стремились расширить свою власть и влияние во все стороны…».
Данилевский – один из теоретиков нео-славянофильства, написал свою книгу ещё до русско-турецкой войны 1877-78 годов, и нелюбовь Европы к России (как и любовь тогдашней Европы к Турции) выводил из страха Европы «перед брезжущей на горизонте зарёю славянского объединения, перед тем колоссальным соперником, который имеет восстать, если это объединение состоится»…
Во втором томе «Русских распутий» будет показано, что российские славянофилы строили панславянские планы на песке и рассчитывали на пустом месте. Ни южные, ни, тем более – западные, славяне под руку России не стремились. Они лишь хотели, чтобы Россия вооружённой рукой обеспечила их интересы, жертвуя собственными – что царская Россия не раз и проделывала.
И если говорить о геополитическом, а точнее – цивилизационном, водоразделе между Россией и Европой, то он имеет иной исторический и психологический характер. История Европы и история России после монгольской катастрофы Киевской Руси сложились так, что Европа стала меркантильной, своекорыстной и рационалистичной, а Россия развивалась как человечная историческая общность с широкой душой, с уникальной способностью к социальному порыву и самобытному творчеству. Европейские народы постепенно закрывались каждый в «футляре» своей невеликой, вообще-то, национальной территории, а русский народ всё раздвигал и раздвигал границы русской ойкумены, расширяя при этом и свою национальную душу, и своё восприятие мироздания.
Чехов гениально дал образ «человека в футляре» – узкого гимназического педанта Беликова, противопоставив ему духовно и физически здорового учителя истории и географии (предметы сии были выбраны явно не случайно) Коваленко… Беликов опасался Коваленко, а Европа инстинктивно опасается России и не может понять её так же, как Беликов не мог понять Коваленко и его сестру Вареньку.
Тем не менее, пора бы России и Европе друг друга и понять – в общих интересах. Хотя, вообще-то, России не мешало бы понять перед этим саму себя.
Умом, разумом понять!
Пока же положение дел удручает.
Имущей элите Европе было выгодно раньше, и выгодно по сей день изображать дело так, что варварская-де Россия-Московия жила себе и жила, век за веком, в своём медвежьем углу… И никакого участия в европейской истории не принимала, и никак на неё не влияла.
Вспоминать о том, что Киевская Русь была не просто полноценным, а влиятельнейшим европейским государством, европейским «историкам» не хочется…
Тем более им не хочется признавать решающую жертвенную роль ранней средневековой Руси в спасении европейской цивилизации ценой гибели собственной цивилизации под монгольским сапогом.
Проще заявить, что не было никакой самобытной русской цивилизации, а были бестолковые славяне, которым «цивилизатор» Рюрик кое-как привил кое-какие цивилизационные навыки… А раз не было русской цивилизации, то, выходит, и жертвовать «этим русским» было нечем… Не было, значит, русской цивилизационной жертвы!
Так-то для Запада удобнее.
Хотя это и глупо.
Не хочется вспоминать современному Западу и о пост-монгольской Руси Ивана III Великого, не учитывать которую тогдашние, современные Ивану, европейские политики не могли. А уж о Руси Ивана IV Грозного, о Ливонской войне политическая элита и историки Запада вообще предпочитают помалкивать – разве что смакуют «татарский» её аспект в духе пасквилей Шлихтинга.
И это при том, что, начиная со времён, по крайней мере, того же Ивана III Россия оказывала реальное и мощное влияние на историю Европы уже самим фактом своего существования.
Историки Запада исключают до-петровскую Россию из европейского исторического процесса и подают дело так, что в те века Россия для Европы как бы не существовала… Мол, на месте России тогда было некое цивилизационное «белое пятно», почти пустое пространство.
Но что, если бы на месте России Иванов III и IV, на месте России Алексея Михайловича и Фёдора Алексеевича были и впрямь лишь глухие леса, населённые медведями и выведенными за пределы истории варварами?
