Борис Анин - Радиоэлектронный шпионаж
Таким образом, главным успехом в работе советской разведки против Англии в 30-е годы явилась вербовка двух шифровальщиков — Олдхэма и Кинга, а также пары молодых дипломатов — Маклина и Кернкросса. Переданные ими документы были безусловно важны, кроме всего прочего, и тем, что помогали советским криптоаналитикам в их работе над английскими шифрами. Все четыре агента КГБ в Форин Офис регулярно переправляли в Москву содержание английских дипломатических телеграмм. Их потом можно было сравнить с шифрованными вариантами, что являлось важным подспорьем во вскрытии шифров. У всех четверых была также возможность поставлять в КГБ разведданные, касавшиеся шифрсистем Форин Офис.
ЗОРГЕ И РАДИОРАЗВЕДКА
В начале 30-х годов техника внедрения агентов, разработанная КГБ в предыдущее десятилетие для борьбы с белогвардейской эмиграцией, была приспособлена для проникновения в аппарат иностранных правительств и военных служб. Самым удачливым агентом стал Рихард Зорге. Но во всех советских панегириках Зорге содержалось по крайней мере одно преднамеренное искажение: славословия в его адрес использовались не только, чтобы почтить память выдающегося разведчика, но и чтобы скрыть успехи советской радиоразведки, формы сбора разведданных, о которой очень редко вспоминали в Советском Союзе.
В 30-е годы перехват был для СССР значительно более важным источником информации о Японии, чем донесения Зорге. Так, в перехваченной и прочитанной шифрте-леграмме, направленной японским военным атташе в Москве подполковником Касахарой в генеральный штаб за полгода до событий в Маньчжурии и за два года до прибытия Зорге в Токио, говорилось: «Рано или поздно [Японии] неизбежно придется столкнуться с СССР. […] Чем скорее начнется советско-японская война, тем лучше для нас. Мы должны понимать, что с каждым днем ситуация становится все более выгодной для СССР. Если говорить коротко, то я надеюсь, что [японские] власти примут решение о проведении быстрой войны с Советским Союзом и начнут воплощать в жизнь соответствующую политику».
Неудивительно, что в Москве опасались, как бы события в Маньчжурии не стали прелюдией к нападению на Советский Союз, к: которому призывал Касахара. Еще большую тревогу вызвали слова Хироты, посла Японии в СССР, сказанные им в беседе с находившимся с визитом в Москве японским генералом и процитированные в другой прочитанной японской шифртелеграмме: «Отложив в сторону вопрос о том, стоит или нет воевать с Советским Союзом, можно сказать, что имеется необходимость проводить жесткую политику по отношению к Советскому Союзу с намерением начать войну с СССР в любой момент. Целью [ее], однако, должна быть не защита от коммунизма, а скорее оккупация Восточной Сибири».
Москва встревожилась настолько, что в марте 1932 года сделала весьма примечательное официальное заявление: «В наших руках находятся документы, написанные официальными лицами, представляющими самые верхние слои военных кругов Японии, и содержащие планы нападения на СССР и захвата его территории». Что было еще более примечательно, газета «Известия» поместила дешифрованные места из перехваченных японских шифртелеграмм, в которых содержались предложение Касахары провести «быструю войну» и призыв Хироты к оккупации Восточной Сибири. Готовность опубликовать эти сведения объяснялась тем, что Японии стало известно, что ее дипломатические шифры рассекречены. В 1931 году американский криптоаналитик Ярдли опубликовал сенсационные мемуары, в которых рассказал, как дешифровальная служба США читала дипломатическую шифрпереписку Японии. Последовал международный скандал, министр иностранных дел Японии публично выступил с обвинениями в адрес Соединенных Штатов.
Еще одним крупным успехом радиоразведки СССР в середине 30-х годов стало получение доступа к содержанию продолжительных переговоров министра иностранных дел Германии Риббентропа с японским военным атташе (впоследствии послом Японии) генералом Осимой. Эти переговоры закончились подписанием германо-японского пакта, о чем официально было объявлено 25 ноября 1935 года. Немецкое посольство в Токио, посвящавшее Зорге в большую часть своих секретов, имело лишь отдаленное представление о ходе переговоров. А благодаря радиоразведке Москва получала значительно более полную и оперативную информацию.
В 1935 году нелегальная резидентура советской разведки в Голландии завербовала камердинера крупного японского дипломата. Были получены слепки ключей от квартиры и сейфа японца. Однако открыть сейф долго не удавалось, поскольку в дополнение к обычному замку он был снабжен еще и номерным. Пришлось перепробовать свыше двадцати тысяч комбинаций. Прошло несколько месяцев, прежде чем удалось забраться в сейф и сфотографировать хранившиеся в нем шифры. Это позволило читать дипломатическую и военную шифрпереписку Японии не только в Голландии, но и в других странах.
Весной 1936 года агент советской разведки в Берлине, которого курировал Кривицкий, получил в свое распоряжение кодовую книгу японского посольства. «С тех пор, — похвалялся Кривицкий, — вся переписка между генералом Осимой и Токио регулярно проходила через наши руки». За помощь советской радиоразведке Кривицкого представили к награждению орденом Ленина, который он так и не получил, поскольку вскоре дезертировал с «невидимого фронта».
Кроме того, шифртелеграммы, которыми Токио обменивался со своим посольством в Москве, также дешифровывались советскими криптоаналитиками и служили дополнительным источником разведывательной информации о ходе германо-японских переговоров. А в 1938 году венская резидентура советской разведки завербовала японского дипломата, от которого за крупное вознаграждение были получены шифры посольства.
Все это позволило СССР постоянно быть в курсе планов и мероприятий правительства милитаристской Японии. Уже через три дня после опубликования германо-японского пакта нарком иностранных дел Литвинов публично объявил в Москве о существовании секретного договора, который не был напечатан и выработке которого были посвящены пятнадцать месяцев переговоров между японским военным атташе и немецким министром иностранных дел. В своем выступлении Литвинов не назвал источника информации о секретном договоре. Однако в речи наркома содержался любопытный пример из области оригинального криптоаналитического исследования текста пакта: «Неудивительно, что многие считают, что германо-японское соглашение было написано специальным кодом, в котором слово «антикоммунизм» означало совершенно иное, чем словарное значение этого слова, и что люди расшифровывают этот код разными способами».
ПОЧЕМ НЫНЧЕ КРАДЕНЫЕ ШИФРЫ?
С 1937-го по 1939 год пришла очередь СССР стать жертвой серии криптографических ограблений. Сначала был выкраден код, применявшийся для переписки между Москвой и министерством национальной обороны испанских республиканцев, которые получали помощь СССР в борьбе против Франко. Затем начальник Дальневосточного управления КГБ комиссар государственной безопасности 3-го ранга Генрих Самойлович Люшков во время проведения инспекции одного из участков советско-маньчжурской границы перешел к японцам и передал им подробные сведения об организации секретной связи в приграничном районе.
Это постоянное воровство друг у друга шифрматериалов в конце концов чуть не привело к нелепому судебному процессу, который мог состояться в 1939 году. Двое русских эмигрантов, супруги Азаровы, тайно вывезли из Советского Союза, как потом ими было заявлено, «кодовую книгу секретного характера, содержащую действующий в Советском Союзе код, предусмотренный для обмена шифрперепиской». Их вещи, в том числе и вышеупомянутая кодовая книга, были доставлены на борт грузового судна «Балтабор», а затем выгружены в Риге, в результате чего все имущество было утеряно. Азаровы предъявили пароходной компании судебный иск на пятьсот одиннадцать тысяч девятьсот долларов, при этом одиннадцать тысяч девятьсот — за утерянное личное имущество, а полмиллиона — за код, что, как сказал Азаров, «точно соответствовало стоимости кодовой книги на мировом рынке во время ее пропажи». Это дело было улажено без суда, и никто так и не узнал, какая сумма была выплачена Азаровым в порядке возмещения стоимости практически не поддающейся оценке книги.
Советская деятельность на поприще прикладного криптоанализа не ограничивалась только добыванием любыми способами шифров и ключей к ним. Разведка СССР была заинтересована также в получении открытых текстов, помогающих криптоаналитикам вскрывать шифры. Известна история с документами, которые, как заявил бывший американский коммунист Уиттейкер Чэмберс, были вручены ему одним завербованным советской разведкой агентом для передачи в Москву. И хотя дальше рук Чэмберса документы не ушли, они составляли, скорее всего, лишь часть большого числа сфотографированных этим агентом телеграмм. Среди них была, например, телеграмма американского посольства в Париже, Датированная 13 января 1938 года и имевшая отметку: «Строго конфиденциально. Лично государственному секретарю». Некоторые из телеграмм были в свое время переданы открытым текстом, остальные же, по заявлению помощника госсекретаря США Уэллеса, «возможно, были отправлены с использованием одного из наиболее секретных кодов, бывших тогда в употреблении». Когда Уэллеса спросили, а не является ли наличие открытого текста и соответствующего ему шифрованного необходимыми подсобными материалами для вскрытия шифра, он ответил: «По-моему, именно так».
