Борис Прянишников - Незримая паутина
— Знали ли вы Скоблина? — спросил Дельгорг.
— Знал его по Добровольческой армии, которой я командовал.
— Знали ли вы его в Париже?
— Изредка встречался с ним на собраниях воинских организаций.
— Знали ли вы Плевицкую?
— Нет. Даже не бывал на ее концертах. Незадолго до похищения генерала Миллера Скоблин познакомил меня с нею на банкете корниловцев.
— Был ли у вас с визитом Скоблин 22 сентября? — спросил прокурор Флаш.
— Скоблин, полковник Трошин и капитан Григуль приезжали благодарить меня за участие в банкете корниловцев. В это время генерал Миллер был уже похищен.
— Не предлагал ли вам Скоблин съездить в его автомобиле в Брюссель на праздник корниловцев?
— Он предлагал поездку автомобилем два раза и раньше. А это было его третье предложение.
— Почему вы отказались?
— Я всегда… вернее, с 1927 года подозревал его в большевизанстве.
— Вы опасались его или ее?
— Не доверял обоим.
* * *У барьера полковник Федосенко. Перед судом разворачивается нашумевшая в 1935 году история обвинения полковником X. генерала XX. в принадлежности к советской агентуре в РОВСе. В этот день Федосенко предстал во всей своей правоте. Обратившись к Н. Н. Миллер, он сказал:
— Простите меня, Наталия Николаевна, но при всем моем уважении к вашему горю, я должен сказать, что генерал Миллер совершил большую ошибку.
Не проронив ни слова, вдова похищенного кивнула головой. По ее щекам текли неутешные слезы.
Появление Г. 3. Беседовского у барьера вызвало оживление в зале. Бывший советник советского полпредства, перемахнувший через забор особняка на рю де Гренель в 1929 году, невозвращенец Беседовский охотно отвечал на вопросы.
— Знали ли вы Плевицкую?
— В полпредстве о Плевицкой я ничего не знал. В полпредстве аппаратом ГПУ на Францию ведал чекист Янович, официально занимавший должность архивариуса. От него я случайно узнал, что деятельность белых организаций освещается изнутри. Главный осведомитель — близкий к Кутепову человек. Его фамилию Янович не назвал. Сказал только, что это генерал, женатый на певице. Тогда я не знал ни генералов, ни певиц.
— Куда девался Янович? — спросил Рибе.
— В 1937 году расстрелян Ежовым.
— Вы бежали, спасая жизнь свою, жены и детей. Когда вы ринулись к выходу, то на вас навели револьверы? — продолжал Рибе.
— Ну, это в порядке вещей.
— Но ведь это происходило в Париже!
— Вы знаете, что полпредство пользуется правами экстерриториальности. На рю де Гренель имеются подземные ходы и глубокие погреба. Я их сам осматривал.
— Но не доходили до конца?
— О, нет, что вы! — под смех зала испуганно ответил Беседовский.
* * *Странно и вопреки всей очевидности прозвучали показания капитана П. П. Савина, приехавшего на процесс из франкистской Испании. Он утверждал, что генерала Миллера похитил не Скоблин, а агент красного правительства Испании, маркиз Мендес-де-Севилья. С маркизом Миллера познакомил Шатилов. Миллер встречался в кафе «Мариньян» с Мендесом обычно около 12 часов 15 минут дня.
— И был генерал Миллер похищен в кафе? — спросил Рибе.
— У маркиза Мендес-де-Севилья мощная машина. Генерал Миллер не раз прерывал мой доклад, чтобы поспеть на свидание с Мендесом.
— Если маркиз похитил генерала Миллера, то почему бежал Скоблин? — спросил Рибе.
— Скоблин не бежал, а «его бежали». Я не верю в бегство Скоблина. До моего отъезда в Испанию генерал Миллер и генерал Скоблин продолжали сотрудничать в секретной работе. Покажите мне записку генерала Миллера.
Мэтр Филоненко, почуяв в Савине полезного для защиты Плевицкой свидетеля, охотно протянул ему фотокопию знаменитой записки.
— Не узнаю подписи, — пожав плечами, заявил Савин. — У меня имеются письма генерала Миллера.
Савину сказали, что семья генерала Миллера и графологи признали записку подлинной. Но он стоял на своём: Миллер не мог оставить такой записки.
Допрос свидетелей закончен. Мэтр Стрельников, в прошлом офицер Белой армии, отказался от речи против Плевицкой, которая могла бы показаться недостаточно беспристрастной.
Мэтр Рибе ярко и образно описал события 22 сентября. Пункт за пунктом он опроверг ложное алиби Плевицкой, указал на широкую жизнь Скоблиных, на те 30 сребреников, которые, по наущению жены, Скоблин согласился получать за измену белому делу.
Признаки измены наметились уже давно. Генерал Деникин слышал от самого Кутепова, как в один прекрасный день к нему явился Скоблин и рассказал, что его жена хотела вернуться в Россию, и что он лично последует за ней, если отправится туда в качестве агента белых русских. Удивленный, Кутепов уклонился от такого странного предложения.
Цитируя документы следствия, Рибе привел множество фактов из тайной деятельности Миллера и подчеркнул недоверие генерального штаба Финляндии к личности Скоблина.
Вопреки своим заверениям, Плевицкая отнюдь не малограмотная простушка. Она — душа политических интриг, плетшихся в среде русской эмиграции. Многочисленные письма, изъятые на вилле в Озуар, были адресованы ей. Пользуясь псевдонимом «Эльбов», с нею вел условную и шифрованную переписку генерал Абрамов. Вот одно, отправленное ей из Софии письмо генерала Абрамова:
«Милостивая государыня! Нужно, чтобы вы нашли возможность немедленно посетить Бориса Петровича и потребовать от него безотлагательно дать знать Эльбову… Эльбов — единственный хозяин. Что касается номеров 238-1, 238-2, 242-4, 248-1…»
— Шифрованная переписка! — воскликнул Рибе. — Разве это так важно, мэтр Филоненко, что мадам Скоблина делает орфографические ошибки! Но не делают орфографических ошибок, когда пишут шифром, а шифры в письме, адресованном мадам Скоблиной, указывают на секретных агентов. Разве она не знала о политической деятельности своего мужа? Вот как заканчивается это письмо:
«Я не писал вам раньше, так как нужно было выяснить обстановку и изучить все вопросы, которые вы мне задали».
— Наконец, еще одно письмо, от 5 января 1937 года, написанное генералом Абрамовым именно мадам Скоблиной:
«Глубокоуважаемая и дорогая Надежда Васильевна! Я вас очень благодарю за письмо, в котором вы описали покрой нового платья и добавили несколько доверительных слов… Вы можете заключить из этих строк, написанных, быть может, крайне резко, до какой степени мы принимаем близко к сердцу все выступления против Е. К.[108] Мы отлично учитываем то, что у Е. К. много недостатков, но у кого их нет, и кто будет делать лучше него?.. Я пишу вам об этом также в доверительном порядке. Я разрешаю вам рассказать об этом Николаю Владимировичу, но только ему одному; это не должно идти дальше».
— Это значит, что она была подстрекательницей своего мужа. Это как раз то, о чем говорили нам свидетели. И я хочу собрать, словно в букет, те выражения, которые они высказали у барьера. Один из них сказал: она — двигательная сила своего мужа. Другой: она носила генеральские лампасы. Третий: Скоблина звали — генерал Плевицкий. И последнее: она была его злым гением. Вышедшая из рядов Красной армии, она вернулась в ГПУ, чьим двойным агентом была.
И обращаясь к присяжным, Рибе сказал:
— Вы осудите ее, господа, без ненависти, но, конечно, и без жалости!
Зал — под впечатлением горячего, убедительного слова Рибе. Н. Н. Миллер тихонько утирает слезы. Закрыв лицо руками, на скамье застыла Плевицкая. Председатель Дельгорг объявляет перерыв.
* * *Прокурор Флаш благодарил Рибе за речь, глубоко его взволновавшую и облегчившую ему его собственное слово:
— Чьим агентом был Скоблин? По жене — советским, или по Туркулу — немецким? Генерал Миллер не найден ни живым, ни мертвым. В его смерти сомнений нет. Нет и доказательств. Вот почему можно привлечь Скоблина к суду только по обвинению в насильственном лишении свободы, а Плевицкую — в сообщничестве. Кто руководил Скоблиным, советы, или гестапо, или личные цели, всё это не имеет значения. Важно, что против обвиняемых собраны достаточные улики. Плевицкая помогала Скоблину в похищении генерала Миллера, ее соучастие предельно ясно и доказано. В ее деле нет смягчающих вину обстоятельств. Поэтому не поддавайтесь чувству сострадания, в данном случае неуместному. Я требую для обвиняемой бессрочной каторги!
Плевицкая вздрогнула. В зале изумление. Никто не ожидал от прокурора требования такой суровой кары.
Пять минут спустя Жан Шваб взывал к милосердию. На русскую эмиграцию он вылил ушат помоев, зачерпнутый из коммунистической газеты «Юманите». Он утверждал, что Миллер не мог оставить записки, что «гаврского следа» не было:
— А генерал Кусонский… Какую роль сыграл он в этом деле? Не был ли он сообщником? И не выдал ли он Скоблина на расправу, удержав Кедрова? В таком деле возможны все догадки. А в материалах следствия нет ни одного документа, обвиняющего в том, что они были советскими агентами. Я надеюсь, господа присяжные, что вы не осудите одинокую, покинутую и обманутую женщину.
