Николай Кондратьев - Маршал Блюхер
Четыре руки подняли Блюхера. И он увидел бледное лицо пристава Преображенского. Улыбнулся:
— Что, струсил, холуй? Спрячь пугач‑то, не бойся — не побегу.
Лошкарев махнул рукой полицейским:
— Ведите за мной. Никого не подпускайте. — Торопливо пошел к станции.
Полицейские крепко подхватили Блюхера под руки и поволокли за Лошкаревым…
3Два года и восемь месяцев провел в тюрьме Василий Блюхер. Несколько раз получал передачи и не знал, кто это помнит о нем и проявляет такую трогательную заботу. Радовался книгам, и особенно учебникам. Они помогли пополнить знания и скоротать медленно текущие дни.
В начале февраля 1913 года Блюхера выпустили на волю. После короткого раздумья решил поехать в Барщинку. Мать поворчит, поворчит, а потом пожалеет, поможет. Она все поймет, она добрая.
Анна Васильевна заплакала, увидев сына, но упрекать не стала, быстро накрыла на стол:
— Присаживайся, Васенька. Дорога‑то была длиннющая— в три года. Вижу, умаялся.
И пока сын ел, молча, пытливо всматривалась в его похудевшее, бледное, по–прежнему красивое лицо.
Василий встал, улыбнулся:
— Вот и разговелся. Спасибо, мама.
— Скажи богу спасибо. Без молитвы за стол сел. Видать, отвык.
— Отвык! — охотно согласился сын. — В тюрьме переднего угла нет. Все одинаковы… Что тебе сделать надо?
— Ничего не надо. Отдыхай, поправляйся на деревенских харчах. Вечерком на посиделки сходи. Может, невесту выглядишь.
— Не пойду. Мои ровесницы уже вышли замуж. Лучше вот почитаю.
Мать поняла, почему сын не хочет идти на вечеринку, и сразу же подумала о том, что не останется он в Барщинке, здесь все будут называть его «арестантской мордой», «крамольником». Тесно ему здесь, уйдет в город. И она оказалась права в своих предположениях. Василий погостил две недельки и уехал в Рыбинск. Долго не мог найти работу. Перебрался в Москву, но и здесь не было для него места. Всюду слышал:
— Приема нет и не предвидится.
В солнечный апрельский день Василий Блюхер встретил на Тверской земляка Григория Шишилова. Вместе в Середневскую школу ходили.
— По такому случаю завернем в трактир, — предложил Григорий.
Выпили, разговорились. Выслушав товарища, Григорий сказал:
— Не тужи, Вася, помогу. Вечерком сходим к Всеволоду Петровичу Львову. Это наш, середневский. Ты знаешь его?
— Всеволодка! Припоминаю: такой маленький, вертлявый. Торгаш.
— Он самый. Возьмем магарыч. Всеволодка за чужой счет любит выпить. Разговор поведу я, а ты поддакивай. А сейчас надо тебе постричься, побриться, надушиться. Одежка на тебе паршивая — наденешь мой костюм.
Красивый, модно одетый, Василий Блюхер понравился купцу Всеволоду Львову. А когда Григорий Шишилов выложил свой главный козырь — Василий Константинович службу начинал в Петербурге у купца первой гильдии Клочкова, — Львов звонко стукнул ладонью по столу:
— Ну как же, знаю, знаю Якова Герасьевича. Такой туз! Магазин шик–блеск. А у нас с Гавриилом Семеновичем, конечно, поскромнее. Однако и мы среди московского‑то купечества на хорошем счету. Так что есть где развернуться. И папашу вашего видывал. Не глуп, весьма не глуп, но с изъяном — привержен к казенке. А как вы насчет выпить, закусить и прочее?
— С порядочными людьми могу поддержать компанию. Однако пьяным меня никто никогда не видел.
— Похвально, оченно похвально. Приходите утром к восьми часикам. Недельку поработаете, а там установим окладик.
С обязанностями продавца мануфактурного отдела ознакомил Блюхера компаньон Львова — умный, хорошо знающий дело Гавриил Семенович Смирнов.
Испытательный срок Василий Блюхер выдержал успешно и остался служить в мануфактурно–галантерейном магазине Львова и Смирнова, что на углу Большой Никитской и Леонтьевского переулка. Рабочий день был длинным: с девяти часов утра до семи вечера. И только в воскресенье можно было отдохнуть, заняться своими заботами.
Мелочной, жадный, злой, Всеволод Львов был очень похож на купца Якова Клочкова. И у него были «мальчики на побегушках» из Ярославской губернии — Васька Брагин и Колька Щеголев, и он бил их за малейшие провинности и просто так, чтобы «помнили, чей хлеб едят и кто их в люди выводит». И так же, как Клочков, всеми презираемый Всеволодка постоянно скулил, что дневная выручка маловата, не умеют приказчики привлечь покупательниц к товару, стоят день–деньской как «истуканы вифлеемские».
Василий Блюхер не обращал внимания на брюзжание хозяина. Платят прилично. Можно подготовиться и осенью записаться в университет имени Шанявского. Там всяких принимают…
До осени Блюхер не дослужил — в августе 1914 года мобилизовали в армию. Немудреный, ускоренный курс обучения новобранца прошел в 93–м запасном батальоне и через две недели с маршевой ротой был отправлен в действующую армию на Юго–Западный фронт. Попал в 5–ю пехотную дивизию и был зачислен в 19–й Костромской полк, в третью роту.
И началась суровая фронтовая жизнь. Непрерывные бои. Три атаки — и полка нет. Короткая передышка, пока подойдут новобранцы, и снова в наступление. И снова надо пробиваться сквозь столбы разрывов, по трупам товарищей к оплетенным колючей проволокой вражеским траншеям.
Рядовой Василий Блюхер отличился в затяжных упорных боях под городом Величко и был награжден Георгиевской медалью, а затем и Георгиевским крестом четвертой степени. На его погонах появилась первая лычка. А через две недели за храбрость и мужество, проявленные в рукопашной схватке на реке Стродомке, командир полка вручил Василию Блюхеру Георгиевский крест третьей степени.
Вечером земляк Семен Петров горько пошутил:
— Везет тебе, Василий. Видать, кто‑то за тебя шибко молится, коль косая ни разу не притронулась.
— Дойдет и до меня черед. Не сегодня — так завтра, не завтра — так послезавтра. Как в газетах пишут: «У нас в атаке острый штык да доблестное «ура» — и ни слова о том, как неприятель долбит нас из пулеметов и орудий. Дорого обойдется народу эта окаянная война.
— Ты счастливый. Через полгодика, смотришь, полным Георгиевским кавалером будешь. Получишь фельдфебеля, а может, и прапорщика приляпают. У тебя это самое подходяще выходит. В атаке взводного заменил. И покрикивал, как настоящий офицер.
— Не ту песню затянул, Сеня. Нам всем надо думать, как с войной покончить. А вернее, как покончить с теми, кто эту окаянную войну затеял.
Петров торопливо оглянулся, тихо сказал:
— Про это думать можно, а кричать нельзя. В момент подведут под полевой суд. Свои продадут. За понюшку табака.
— А я говорю с глазу на глаз. Без свидетелей. И понимают и вроде бы соглашаются.
— Хватит. Фельдфебель идет. Давай закурим. Что тебе из дому пишут? Я так по своим соскучился! Хоть бы ранило несильно… Отпустили бы на побывку.
Семена Петрова не ранили — убили. Он умер на руках у Василия Блюхера. А было это под Терновом в ночь на 8 января 1915 года. Унтер–офицер Блюхер получил задание — прорезать три прохода в проволочном заборе противника. В команде было двенадцать человек. Перед выходом Блюхер предупредил товарищей:
— Главное, ребята, полнейшая тишина. Услышит шорох немец — пришьет к земле. А мы за весь полк отвечаем. Не сделаем проходы — повиснут наши на проволоке. Ножницы добрые — сам проверял и точил. Напоминаю: нитку надо надкусывать, переламывать руками и отводить в стороны. Если с маху откусить, получится щелчок. А три щелчка на морозе — это уже пальба. Работать, как условились, попарно. Двое режут, двое наблюдают. Все ясно?
Солдаты молча жадно курили.
Блюхер добавил:
— Если сделаем скрытно проходы, получим по Георгию. Командир обещал. Ну, докуривайте и поползли…
Два прохода прорезали успешно, а на третьем не повезло. Ярким высоким костром вспыхнул осветительный фугас.
Быстро, отрывисто залаяли пулеметы.
Блюхер крикнул:
— Назад, поползли назад!
Но его никто не услышал. И слева и справа взметнулись черные столбы разрывов. Мерзлые комья земли забарабанили по спине. Блюхер прополз несколько шагов. Услышал стон. Повернул назад. Подумал: «Хоть Семена вытащу». Снаряды выдирали столбы, рвали проволоку.
Рядовой 3–й роты 19–го Костромского полка В. К. Блюхер
«Вот лупят! Решили, что началось наступление», — догадался Блюхер. На Семена Петрова наткнулся у прохода. Тряхнул за воротник.
— Поползли, Сеня.
— Мне кишки вырвало, — прохрипел Семен. — Отпиши: сразу помер. А ты беги, Вася. По воронкам…
Голова Семена уткнулась в снег.
Блюхер вскочил: «По воронкам. Два снаряда в одно гнездо не попадают».
Пробежал три шага. Нырнул в черную яму. Удачно. Поднялся снова. Тяжелый удар в спину опрокинул на землю.
…Очнулся на операционном столе. Услышал наполненный состраданием голос:
