Владимир Волков - Русская рать: испытание смутой. Мятежи и битвы начала XVII столетия

Владимир Алексеевич Волков

Русская рать: испытание смутой Мятежи и битвы начала XVII столетия

© В. А. Волков, 2017

© Издательство «Прометей», 2017

О край родной! – такого ополченья

Мир не видал с первоначальных дней

Велико, знать, о Русь, твое значенье!

Мужайся, стой, крепись и одолей!

Грелась тьма у моих костров.

Никого корить не берусь.

Но вставая из тьмы веков,

Русской силой держалась Русь.

От автора

Во второй половине XVI века на Русское государство обрушился ряд бедствий, ставших следствием измен, мятежей и целенаправленных действий врагов, разорявших Московию в череде долгих изматывающих войн. К этому добавились эпидемии и природные бедствия, грозные вестники будущих катаклизмов. Проехавшего в 1588–1589 годах по России английского посла Джайлса Флетчера поразила увиденная им на пути картина: «…По дороге к Москве, между Вологдою Ярославлем (на расстоянии двух девяностых верст, по их исчислению, немного более ста английских миль) встречается, по крайней мере, до пятидесяти деревень, иные в полмили, другие в целую милю длины, совершенно оставленные, так что в них нет ни одного жителя. То же можно видеть и во всех других частях государства, как рассказывают те, которые путешествовали в здешней стране более, нежели дозволили мне…»[1]. Сокращалось число тяглого люда – возрастал груз податей, повинностей и сборов, перекладываемых на плечи оставшихся селян и посадских людей, сложнее было подниматься на службу государевым ратным людям, терявшим рабочие руки в своих небольших поместьях.

Уходя от непосильных поборов, бросая разоренные города и опустошенные села, станы и деревни, самые отчаянные из тяглых мужиков бежали на окраины страны, превращаясь там в вольных людей – казаков. Именно в эти годы заселялись степные пространства на юге страны, началось освоение Урала и Сибири. Правительство, обеспокоенное массовым бегством тяглого населения, отчего неуклонно сокращались поступавшие в казну подати, стало ограничивать личную свободу сельского населения. В 90-е годы XVI века власти запретили («заповедали») переход крестьян от одного владельца к другому в Юрьев день (указ 1592/1593 года) и установили пятилетний срок («урок») розыска и возврата беглых тяглецов на прежнее место (указ 1597 года). Введением «заповедных» и «урочных лет» был сделан первый и решительный шаг к будущему прикреплению русского крестьянства к земле.

Вскоре старые беды усугубились новыми испытаниями. Начало XVII века ознаменовалось начавшимся в 1601 году трехлетним голодом и массовым мором, погубившим до трети населения страны. В одной только Москве, куда в надежде на царскую милость толпами стекались жители соседних уездов, на 3 братских кладбищах («скудельницах») было захоронено более 127 тыс. умерших от голода[2].

Повсеместно помещики, оказавшиеся не в состоянии кормить холопов и дворовых слуг, выгоняли их из своих усадеб. Обреченные на голодную смерть люди объединялись в разбойничьи отряды, грабившие и разорявшие целые округи. По самым приблизительным подсчетам, это стихийное разбойничье движение охватило 19 западных, центральных и южных районов страны. В 1603 году правительству пришлось направить войска для борьбы с одним из таких отрядов, насчитывавшим, по некоторым сведениям, до 500 человек. Предводителем его был обладавший недюжинными организаторскими талантами повстанческий атаман Хлопко Косолап, превративший свой отряд в небольшое, но хорошо организованное войско. Действовало оно под Москвой на Смоленской, Волоколамской и Тверской дорогах. Недооценив боевые возможности холопьего войска, правительство послало против него сотню московских стрельцов во главе с окольничим Иваном Федоровичем Басмановым. В середине сентября 1603 года между правительственным отрядом и повстанческим войском произошло настоящее сражение[3]. Ватаги Хлопка были разбиты, но в бою погиб воевода Иван Басманов, его отряд понес тяжелые потери. С большим трудом поредевшему правительственному отряду удалось рассеять восставших холопов, а их раненого предводителя взять в плен. Он был доставлен в Москву и повешен вместе с другими захваченными разбойниками. Эти казни, как отметил Р. Г. Скрынников, стали первыми массовыми экзекуциями со времени воцарения Бориса Годунова[4].

Все перечисленное крайне отрицательно повлияло на авторитет Бориса Годунова, не имевшего в глазах современников того сакрального значения, которое было у прежних, «прирожденных», государей. В подобных условиях появление царей-самозванцев оказалось неизбежным. В стране началось СМУТНОЕ ВРЕМЯ – грандиозный кризис, потрясший до основания Московское государство и общество в начале XVII века.

Классическим исследованием эпохи конца XVI – начала XVII веков, не потерявшим своего значения и в наше время, является книга Сергея Федоровича Платонова «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв.». Первым отдельным изданием она вышла в 1899 году и с тех пор неоднократно переиздавалась (Последний раз – в 2013 году). Как писал один из биографов историка А. Н. Цамутали, «ни в одной книге, вышедшей к этому времени, не было такого подробного и обстоятельного разбора событий в царствование Бориса Годунова, истории Лжедмитрия I и «Тушинского вора» (Лжедмитрия II), кратковременного царствования Василия Шуйского, вмешательства в дела России со стороны Польши и Швеции, действий первого и второго ополчений, соперничества различных политических группировок, завершившегося компромиссом и вступлением на престол Михаила Федоровича Романова»[5]. Значительным был вклад в изучение Смутного времени ряда советских историков, прежде всего Руслана Григорьевича Скрынникова. Исследование этого периода отечественной истории продолжается и в настоящее время. Интерес ученых к этой теме возрос в канун 400-летнего юбилея воцарения Романовых (2013 год). Краткий, но достаточно информативный обзор последних работ по истории России конца XVI – начала XVII вв. приведен в статье Адриана Александровича Селина «Смутное время в историографии последних лет»[6]. Не нашла освещения в этой статье книга Д. М. Володихина «Пожарский. Спаситель Отечества», вышедшая год спустя (М., 2013). В целом эта интересная и яркая работа вполне соответствует своему назначению – реконструировать биографию одного из самых заметных деятелей Смутного времени. Однако два утверждения автора книги о Дмитрии Пожарском не могут не вызвать серьезных возражений.

В исторической науке уже давно устоялось мнение об объединении ополчений Пожарского и Трубецкого в начале октября 1612 года. Володихин пишет, что совместное управление государственными делами воеводы стали осуществлять с 6 сентября 1612 года. Эта дата содержится в ввозной грамоте, данной Д. Т. Трубецким и Д. М. Пожарским Роману Михайловичу Ближевскому. Признавая данный документ и его датировку бесспорным фактом, Володихин ссылается на указатель актов Антонова А. В. Частные архивы русских феодалов XV – начала XVII века // Русский дипломатарий. Вып. 8. М. 2002. № 322. С. 48. Однако обозначенная дата вызывает определенные сомнения. В тот же день, 6 сентября, была дана ввозная грамота Федору Михайловичу Извольскому, но от имени одного лишь князя Трубецкого (Антонов А. В. Частные архивы. № 1105. С. 143). Чуть позже, 25 сентября 1612 года, таким же странным образом были даны грамоты от одного Трубецкого (Никону Поляновскому – Там же. № 2566. С. 322) и от Трубецкого и Пожарского (Федору Лихачеву – Там же. № 1638. С. 209). Исходя из сказанного, можно осторожно предположить, что если исключить вполне возможные ошибки при датировке, то мы имеем акты, зафиксировавшие согласованное решение вождями двух ополчений некоторых частных дел. Их выдача стала прелюдией к будущему объединению властных структур, существовавших в собравшихся у стен Москвы ратях.

Повествуя об этом сражении, Д. М. Володихин пишет о том, что в сражении под Москвой Пожарский «располагал боевыми силами второго сорта», «огрызком» прежней державной мощи: «…лучшие силы России были к тому времени перемолоты в многочисленных битвах и еще того больше – в кровавой междоусобице…». По мнению Володихина, качественно армия Ходкевича превосходила войско Пожарского – «это прежде всего было королевское войско, подчиняющееся твердой дисциплине. Бойцы Ходкевича шли выполнять задачу, которую они уже неоднократно решали раньше. Сознание прежних побед поднимало их боевой дух и придавало уверенности в собственных силах. Оружием, продовольствием и снаряжением гетманская армия была обеспечена не хуже ополченцев Пожарского, а скорее даже лучше, и уж точно превосходила в этом смысле ратников Трубецкого». Эти утверждения неубедительны. Непонятно главное: почему русские, воюя в предшествующие годы, ослабели, а поляки, сражаясь все это время на два, а то и на три фронта (со шведами – с 1600 года, с рокошанами Зебжидовсого, с москвитянами), так заметно окрепли.