Рафаил Мельников - "Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917)
"Действительно энергично" к подготовке приступили только через два месяца, когда, по мнению Н.Л. Кладо, время для работ на "Славе" "уже было упущено". К тому же, по его сведениям, часть механизмов для замены испорченных на "Орле" (во время его потопления в Кронштадте) была взята со "Славы", а на ней работы "были почти оставлены". Особенно удивляло Н.Л. Кладо нежелание властей продолжать работы на "Славе" во время приготовления эскадры, а затем и после 1 августа, когда эскадра начала плавать и загрузка завода уменьшилась. К этому времени броненосец "уже мог быть готов". А если получилось, что время было снова упущено, то надо сейчас же "начинать работать день и ночь, а не распускать с заводов тысячи рабочих", о чем уже около месяца назад говорилось в передовой статье "Нового времени" ("Соврем, морская война", 1905, с. 435).
Этот весьма близкий к действительности взгляд со стороны, составлявший, по существу, уже готовое обвинительное заключение, Н.Л. Кладо подкреплял ссылкой на мнение г-на К (в упомянутом номере "Нового времени"). Он также считал возможным послать "Славу" с эскадрой, а ему, подчеркивал Н.Л. Кладо, "лучше, чем кому- либо, можно знать об этом". Инкогнито г-на К в истории остается нераскрытым, но есть основания предполагать, что таким, наиболее полно осведомленным о положении в судостроении автором мог быть или Н.Е. Кутейников, или кто-либо из его приближенных. Справедливость представленной Н.Л. Кладо картины небрежения работами на "Славе" отчасти подтверждается словами З.П. Рожественского в письме жене от 7 января 1905 г. Даже при сборе эскадры в поход бюрократия не переставала экономить и сокращать заявки командующего: "все поражались, охали и урезывали цифры…, и вот мы прошли полпути и почти досуха издержались, расходуя все строго по положениям о неплавающем флоте" ("Море", 1911, № 6, с. 44). Очевидно, такой же экономии "добрый Федор Карлович" (выражение З.П. Рожественского) придерживался и при достройке кораблей.
Правильно, что понимание о необходимости участия "Славы" в войне пришло к Н.Л. Кладо не в ее начале, а лишь после ухода 2-й эскадры. Таков был уровень тогдашней военной мысли и верховного командования флотом. Таковы были обстоятельства, такова была действительность. Как сказал один мудрый монах, "словеса опровергаются словесами, но какими словесами можно опровергнуть жизнь". Факты же были таковы, что самый светлый тогда на флоте и наиболее тактически просвещенный ум, насыщенный мудростью уроков всех величайших морских сражений мира, не смог предложить никаких мер по оперативному качественному улучшению флота.
37. Миссия Вальбера Париуса
6 февраля 1905 г. только что прибывший во Владивосток капитан 1 ранга Л.А. Брусилов вступил в командование крейсером "Громовой". Со смятенной душой, с трудом приводя в порядок сбившиеся мысли, вглядывался он в знакомые по прежней службе (1878-1879, 1899-1902) места. Все было неординарно и не просто в судьбе этого офицера, участника в войне 1877-1879 г. (ранение в 1884 г. при обнаруженной турками тайной рекогносцировке укреплений Босфора, плавание в Черном и Средиземном морях, и из них в Тихий океан, активная деятельность в штабе эскадры по боевой подготовке эскадры). В феврале 1904 г. он возглавляет стратегическую часть в ГМШ, но и здесь его не допускают к решению задач войны. Вместо них его отправляют скитаться по столицам Европы и Азии, заставив окунуться в бездну интриг вокруг "экзотических крейсеров".
В одном указе от 7 февраля 1905 г., одновременно с награждением лейтенанта барона А.М. Косинского 2-го (1880-1930) и двух его офицеров за спасение боевых знамен и документов на прорвавшемся из Порт-Артура миноносце "Стойкий" орденами Владимира 4-й степени с мечами и бантом, таким же орденом, но 3-й степени (правда, без мечей и банта) был отмечен и командир крейсера "Громовой" капитан I ранга Л.А. Брусилов. Мотивировкой награды значилось "отменное выполнение особо возложенного поручения". И вот теперь – командование сильнейшим крейсером флота, обеспеченное в будущем производство в адмиралы. Но вряд ли брат будущего выдающегося полководца, Л.А. Брусилов мог быть удовлетворен своими карьерными успехами. Сознание бесполезно потраченного времени, потерянная в Порт-Артуре эскадра, фатальное запоздание эскадры З.П. Рожественского должны были его угнетать. Не мог он не видеть правоты своего учителя Н.Л. Кладо, не мог не понимать всей гибельности совершавшихся на его глазах шагов власти, которая не умела найти средств для экстренной достройки "Славы". Уведенный прочь от высокой стратегии, командир "Громобоя" оказался теперь лишь в роли зрителя надвигавшейся катастрофы. Лишь после войны судьба предоставит ему возможность стать во главе учрежденного Морского генерального штаба, но и в этой должности не позволит проявить себя в полной мере.
Но власть, не смущаемая более статьями Н.Л. Кладо и сомнениями Л.А. Брусилова, продолжала действовать с уверенностью и бесстрашием законченных недоумков. Отстранив от руководства войной всех наделенных хотя бы тенью военного таланта, она уже прямой дорогой вела флот к катастрофе. Как бы по совету Н.Л. Кладо она снарядила эскадру Н.И. Небогатова, но вместо "Славы" включила в эскадру никчемный для эскадренного боя "Император Николай I". Не было дано З.П. Рожественскому и категорического наставления об активном использовании броненосцев береговой обороны.
И с каким-то непостижимом упрямством (видимо, по личному настоянию императора) продолжалась погоня за мифическими экзотическими крейсерами. Мыслимо ли было отказываться от привешенного к ней свободного миллиона рублей, от бесконтрольных "гешефтов", от роскоши европейских отелей и удобств заграничной жизни, особенно когда они составляли исполнение высочайшей воли, – зту "деятельность" со свежими силами продолжила еще более представительная в глазах бюрократии фигура свиты его величества контр-адмирал А.М. Абаза. Верный адъютант великого князя генерал- адмирала, сподвижник его парижских холостяцких похождений, доверенный своего хозяина в "сношениях" с французскими заводчиками при заказе крейсеров "Светлана" и "Баян", он, по-видимому, был и "крестным отцом" заказа и броненосца "Цесаревич", то есть был вхож в банковско-промышленные круги французского капитала. Сверх того, он состоял в известной "безобразовской шайке", той, что до Григория Распутина составляла первое окружение императора, и заведовал порожденным им гнездом дальневосточных авантюристов под названием "Особый комитет Дальнего Востока".
На его имя записывались царские паи известной лесопромышленной компании на р. Ялу. Он, видимо, вместе с царским зятем великим князем Александром Михайловичем (он также состоял в Особом комитете и вел широкие подпольные заказы в Европе) сумел убедить императора в возможности поправить дело, не удавшееся Л.А. Брусилову, и обвести-таки вокруг пальца Европу и Англию. Дело было решено 5 января на особом совещании под личным императорским председательством. Решившиеся на заведомую авантюру "медные лбы" не вняли особому мнению министра финансов В.Н. Коковцева (1853-1943). Убежденный в заведомо гарантированном провале миссии А.А. Абазы, министр сказал, что не имеется "никаких оснований надеяться на возможность приобретения судов, как бы не была велика настоятельная в них надобность".
Меры конспирации предприняли чрезвычайные. Для обмана самих себя сфабриковали письмо Управляющему Морским министерством (от 18 января 1905 г.), которого А.М. Абаза уведомлял о своем отбытии из Петербурга во Владивосток "по поручению, высочайше на меня возложенному", и о сдаче тайному советнику Матюнину дел по управлению своего "Особого комитета". Снабженный фальшивыми документами на имя "Вальбера Париуса" (а может быть, и с фальшивой бородой и париком), облаченный глубоким инкогнито (с морским агентом, которому было велено его не встречать, он должен был познакомиться "случайно"), деятельный адъютант 23 января обосновывался в заказанных для него (через третьих лиц) апартаментах парижской гостиницы "Континенталь". Похождения вымышленного Штирлица меркнут перед стремительно совершавшимся обретением А.М. Абазой связей с нужными людьми, доверенной агентурой и титаническими усилиями по заметанию следов своей деятельности. Но от журналистов и японских агентов было не уйти. Очень скоро новоявленный резидент в очередной шифровке удрученно докладывал: "мне бы напасть на след, как японцы напали на мой след". Тайна и фальшивая борода Вальбера Париуса стали дежурной темой парижских газет.
Тем временем, послушно выполняя наставления авантюриста, в Морском министерстве были заняты лихорадочным комплектованием экипажей для этих крейсеров. Особую заботу составляло приобретение транспортов для сопровождения крейсеров от места их передачи неподалеку от Монтевидео. Этот расход составлял еще до 12 млн руб. – отзвуком этих приобретений остались ряд транспортов, со временем вошедшие в состав русского флота. Нельзя отделаться от впечатления, что во всех уголках Европы два щедрых русских коммивояжера находили "посредников", достойных вознаграждения из русской казны. Некие Флинт и К", группа Креста, Берг, барон Генрих Коттю, фирма Форж и Шантье, греческие министры и турецкие чиновники, группа чилийцев с фальшивыми документами, люди из Венесуэлы, группа Шваба (под покровительством великого князя Кирилла Владимировича), партия Бартенев- Мамон, бур Стратен, банкир Рейхельт – неисчислим перечень дельцов, которым деятельный Вальбер Париус щедро "отстегивал" куски от русской казны.
