Михаил Болтунов - Погоня за «ястребиным глазом». Судьба генерала Мажорова
Вышли на главную улицу Пхеньяна, нашли ресторан. Однако с официантом объясниться было не так просто, никто из обслуживающего персонала не знал ни русского, ни английского, ни немецкого, а они, соответственно, не могли произнести ни слова по-корейски. С трудом, жестами, как-то добились своего. Им принесли салат из зеленой китайской редьки, заправленной маслом и уксусом. Вроде бы по вкусу неплохой салат.
Потом подали суп в чашках, поджаренный картофель и нарезанное тонкими кусочками сырое мясо. Его предстояло пожарить самим на сковородках, установленных на спиртовках. Что ж, поджарили. Мясо имело непривычный, сладковатый вкус. Позже им расскажут, что потребляли они мясо корейских собак, специально выращиваемых для приготовления ресторанных блюд. Но тогда ни о чем таком офицеры не подозревали.
Сумма, выставленная за скромный обед, обескуражила. Стало ясно, что посещение ресторанов им не по карману. Оставалось одно — готовить самим. Так и поступали: закупили в посольском магазине продукты, хозяйственники диппредставительства выделили кастрюли, сковородки, тарелки, вилки, ложки. Но неожиданно возникла новая проблема, никто из семи командировочных не умел готовить. Один, правда, признался, что знает, как варить макароны. Однако вскоре выяснилось, что знаток приготовления макарон переоценил свои силы.
Мажоров тоже не был специалистом по кулинарии, но кое-что он умел приготовить. Когда он это объявил, все с радостью предложили взять на себя обязанности «шеф-повара». Но такая радужная перспектива совсем его не прельщала. Юрий Николаевич взялся за кашеварение в первую неделю, но поставил условие, что один из членов команды ему ассистирует и учится готовить еду. Отступать было некуда, все согласились.
День проходил за днем, а до реального дела их никто не допускал. Военный атташе такую задержку объяснял тем, что корейцы якобы ведут подготовку аппаратуры для ознакомления. Все это было, по меньшей мере, странно. Офицеры роптали. О какой подготовке идет речь? Покажите нам аппаратуру, что дальше делать мы сами разберемся. Не нравилось и то, что их держали, по сути, взаперти.
Наконец им разрешили выход в город. После войны Пхеньян отстраивался заново. Целые кварталы домов возводились разными соцстранами и, прежде всего, Советским Союзом. Улицы были прямые, асфальтированные, дома многоэтажные.
На дорогах только общественный транспорт — троллейбусы, редкие автобусы. Личных автомобилей у корейцев не было, владеть ими запрещалось. Иногда на улице появлялись служебные машины советского производства, чаще всего «Волги».
К тому времени в столице Северной Кореи уже возвели телебашню и телецентр, правда, у населения телевизоров не было, они располагались только в общественных местах.
Побывали советские офицеры и на выставке, которая посвящалась победе в войне над Японией. Право же забавно было смотреть на корейскую военную технику. Это наши пушки, бронетранспортеры, автоматы Калашникова, только с иероглифами на боевых частях.
Вообще милитаризация страны ощущалась во всем. Дети в школу ходили строем, корейские девочки усердно отрабатывали приемы штыкового боя с деревянными автоматами и винтовками. Школьники распевали песни: «Ким Ир Сен! Веди нас на юг!» Так навязывались идеи о том, что великой задачей является воссоединение Кореи под руководством Ким Ир Сена.
На горе Моранбон был установлен памятник советским воинам, погибшим при освобождении Кореи в 1945 году. Мажоров предложил посетить гору, почтить память наших солдат и офицеров. У подножия памятника стояли мраморные пилоны, на которых выбиты имена воинов, и надпись, сделанная на русском и корейском языках, гласила: «Вечная слава героической Красной Армии СССР, освободившей корейский народ от японского рабства и обеспечившей свободу и независимость Кореи. 15 августа 1945 года».
Однако к концу 60-х годов вождю северокорейского народа Ким Ир Сену и его окружению не очень хотелось вспоминать о великой миссии «героической» Красной Армии. Пропаганда вовсю трубила о корейской армии, которая под руководством великого Кима освободила страну. И потому памятник под видом ремонта был практически закрыт для доступа населению. Но это не могло остановить наших офицеров.
В один из февральских дней они отправились на гору Моранбон. И вдруг кто-то заметил слежку: поодаль за ними передвигались два корейца, перебегая от дома к дому, прячась в подворотнях. Это крайне огорчило всех. Что ж, решили проучить агентов, и разделились на три группы — двое пошли влево, двое — направо, а трое продолжили путь прямо. Забавно было смотреть, как заметались корейские сыщики, не зная, за кем бежать. Потом пропали вовсе, а через полчаса уже пятеро контрразведчиков висело на хвосте у советских офицеров. Откровенно говоря, лезли в голову совсем непотребные горькие мысли: «Зачем наши воины отдавали здесь свои жизни, чтобы теперь за советскими людьми вот так беспардонно шпионили. Чего они боялись, корейцы? Семерых советских, пожелавших почтить память своих соотечественников».
Разозлившись вконец, семерка расчистила себе путь на гору, разметав по дороге какие-то мелкие заграждения, встали перед памятником и троекратно поклонились праху советских воинов.
Наступил март, а команду так и не допустили к работе. Чтобы их как-то занять, дипломаты организовали экскурсию по живописным предместьям Пхеньяна.
Наконец, пришел долгожданный день, когда безделье закончилось. Объявили: завтра их доставят на корабль. Однако в Пусан, на корабль, их не повезли. Автобус направился совсем в другую сторону.
ТЕПЕРЬ РАЗБЕРИТЕСЬ В ЭТОМ ХАОСЕ…
Автобус остановился на территории какой-то воинской части, всем предложили выйти, и корейский офицер проводил их в спортзал.
Мажоров был поражен: посередине, в два ряда выстроены столы, и на них разложены различные блоки аппаратуры. Рядом со столами свалены груды кабелей, вдоль стен — антенны и мачты. Все ошарашенно оглядывались и молчали. Зачем надо было несколько недель выдирать все это с корабля, если главная ценность аппаратуры там, в собранном виде, на борту.
Спросили у корейцев сопровождавших их, есть ли схемы соединений блоков, комплектов аппаратуры. Переводчик ответил: нет. И добавил, что им приказали разобрать все это и доставить сюда. Что они и сделали. А вот как была смонтирована аппаратура у американцев, они не знают. Сказать нечего. Да и что туг скажешь. Судя по всему, там наверху, в северокорейском руководстве, не очень-то и хотели, чтобы специалисты из Советского Союза разобрались в радиоэлектронном оборудовании «Пуэбло». Напрямую отказать, видимо, не решились, но поступили с азиатской хитростью. Мы, мол, вам все приготовили для удобства, а вы теперь разберитесь в этом хаосе блоков, кабелей, антенн.
Теперь стала понятна и задержка в допуске к работам. Корейские начальники долго ломали голову, как отделаться от этих советских. И надо сказать нашли весьма оригинальный способ. Но не на тех нарвались. Специалисты из Москвы и не собирались отступать.
Посоветовавшись, решили: для начала отдельные блоки аппаратуры сгруппировать в комплексы, используя сугубо внешние признаки. Смотрели внимательно, учитывали цвет, разъемы, надписи. Конечно же помогал опыт, техническая смекалка.
В результате этой работы удалось систематизировать все разнообразие аппаратуры и установить ее состав. Теперь стало понятно, что она является типовой, а не разрабатывалась специально для корабля или серии судов. Это, откровенно говоря, заинтересовало Мажорова. Ибо у нас, в Советском Союзе, подход был иной, например аппаратура для Военно-Морского флота разрабатывалась по особым требованиям. И получалось, что обычный магнитофон в «морском исполнении» весил почти 200 килограммов вместо 16 — 20 килограммов в бытовом варианте.
Вспомнились Мажорову и собственные разработки их института, других НИИ.
«Для защиты самолетов, — говорил Юрий Николаевич, — у нас была создана станция «Резеда». Вес одной такой станции составлял 280 — 300 килограммов. Эту аппаратуру вполне можно было использовать и для защиты кораблей среднего водоизмещения. Но заказчик посчитал необходимым переработать ее под требования ВМФ. Поручили изготовить «морской вариант» «Резеды» одному из институтов в Таганроге.
Работал НИИ три года, и в результате станция стала весить 9 тонн! Вот почему нас так сильно заинтересовали весовые категории аппаратуры «Пуэбло». Ведь какие требования были у наших моряков к разработчикам? Если в борт корабля попадает снаряду то и после этого аппаратура должна сохранить работоспособность. Ну не фантастика ли?»
Американцы подходили к решению проблемы иначе. Они аппаратуру в специальном «морском варианте» не делали. Вместо этого создавали соответствующие механико-климатические условия на объекте эксплуатации.
