Всеволод Егорьев - Операции владивостокских крейсеров в русско-японскую войну 1904-1905 гг.
Вместе с тем, нельзя не признать, что действия владивостокских крейсеров 10 февраля не могли не дать японскому правительству и феодально-буржуазным правящим кругам Японии благоприятной почвы для воздействия на свое и заграничное общественное мнение.
Картина окружения четырьмя первоклассными крейсерами маленького японского мирного каботажника и обстрела второго, еще меньшего, была слишком благоприятной для развития вокруг этого инцидента соответствующей агитации японской прессы против русских «варваров».
Это было тем более необходимым для Японии в эти дни, когда приходилось затушевывать неприглядность первых поступков японских морских сил против русского флота в Порт-Артуре, в Чемульпо и т. д. Надо было скрасить факт нападения японских миноносцев без объявления войны на русскую эскадру в ночь на 9 февраля и подчеркнуть нарушение «права войны» со стороны русских.
Это и было сделано японской печатью немедленно.
Газета «Иомиури» приводила факт потопления «Наканоура Мару», как «свидетельство дикой жестокости и развратности русских, способное заставить самого хладнокровного человека сжать зубы», и вопрошала о том, «являются ли русские настоящими варварами, северными готами или вандалами, чуждыми стыда и справедливости. ..?»
«Дзидзи» «обращала внимание всех сторонников объективных наблюдателей на преступление, явно нарушающее все обычаи войны и принципы гуманности».
«Токио Асахи» задавала вопрос своим читателям, «может ли быть что-нибудь более варварским, нежели факт, когда четыре громадных боевых корабля преследуют и уничтожают маленький мирный пароход?»
Некоторые западноевропейские и американские газеты также объявили действия русских 20 февраля 1904 г. «подлыми» и «жестокими и во всех отношениях недостойными цивилизованной нации, хотя бы и во время войны».[75]
Вряд ли, в свете современных актов, совершаемых японским империализмом в Манчжурии, Внутренней Монголии, в Шанхае и в Китае вообще, при воспоминании о линии поведения японских интервентов в гражданскую войну против русского народа в Приморье в 1919-1922 гг. кто-нибудь поверит в искренность приводимых ламентаций японской реакционной прессы периода 1904 г.
Печатаемые здесь выдержки японских газет приводятся лишь для уяснения того, как японским правительством и феодально-буржуазными кругами Японии были использованы первые неудачные действия владивостокских крейсеров.
Глава III – второе крейсерство-осмотр корейских берегов
(Схема 1)
Возвратившись из первого похода 14 февраля, крейсеры десять дней простояли во Владивостоке. За это время исправлялись причиненные штормом повреждения, производилась погрузка угля и пополнение боезапаса.
Каждый вечер корабли готовились к отражению торпедной атаки. Для обеспечения обнаружения миноносцев противника в устьевой части бухты Золотой Рог была оборудована световая преграда.
Еще более надежной защитой от проникновения в бухту японских миноносцев был лед, служивший серьезным препятствием для их легких корпусов, несмотря на то, что он разбивался регулярно ледоколом. К тому же стояли сильные морозы (до 22-23° С).
Во время стоянки в Золотом Роге выяснилась вся немощь Владивостокского порта того времени в отношении снабжения кораблей топливом.
Крейсеры пришли с моря 14 февраля. Только под вечер следующего дня подвели к борту баржи и началась погрузка угля своими командами. Чтобы дать отдых вернувшимся из штормового крейсерства людям корабельного состава, порт прислал нанятых корейцев- рабочих и матросов Сибирского экипажа лишь на следующий день. Записи корабельных журналов в следующие дни полны жалоб: «Погрузка угля не производится, барж не ведут. К исправлению обшивки крейсера («Громобой». – В. Е.) порт еще не приступал».[76] 16 и 17 февраля все еще не были подведены баржи к «Рюрику». Корейцы грузили уголь очень медленно – по 20-22 тонны в час. Немногим лучше грузили свои команды (до 30 тонн в час).
В один из этих дней командующий отрядом доносил наместнику: «Недостает барказов, задерживают подготовку запасов, нанял пароход, но на это средств мало».
24 февраля отряд в составе тех же четырех крейсеров вышел в море во второе крейсерство.
Целью его было выполнение той части задачи, поставленной Владивостокскому отряду в основной директиве адмирала Старка, которая осталась невыполненной в первый поход.
Предстоящая операция была направлена на корейские порты к бухты, расположенные в заливе Браутона (Корейского залива) и к северу от него, а также на подходы к ним от берегов Японии и, в частности, от портов залива Вакаса.
Выход из Владивостока занял довольно много времени как вследствие окрепшего из-за 20- градусного мороза льда, так и потому, что впервые приходилось выходить по извилистому фарватеру через недавно поставленное в восточных воротах пролива Босфор Восточный заграждение из гальванических мин крепостной минной роты. Проход сквозь него происходил поодиночке.
Выйдя в Уссурийский залив, крейсеры встречали отдельные льдины. К югу от о-ва Аскольд льда вовсе не было.
Чтобы замаскировать истинные цели крейсерства, сначала шли в юго-восточном направлении и только когда скрылись берега Приморья повернули в юго-западную четверть, взяв курс к острову Мацусима (Дажеелет).
На следующий день (25 февраля) в открытом море в течение двух часов производилось учебное маневрирование (эволюции по сигналам); в 16 часов эскадра повернула по направлению к мысу Пещурова (Цогадай тан), рассчитывая обнаружить берега к рассвету. 26 февраля в 8 часов открылся корейский берег. Определив по нему свое место, корабли отошли от берега и крейсеровали малым ходом на линии сообщений Гензана с портами Японии (Гензан – Цуруга).
Весь день и следующую ночь эскадра держалась в этом районе.
Напряженное наблюдение за горизонтом приводило лишь к тому, что не один раз фонтаны кашалотов, часто встречавшихся в этих местах, принимались за дымы на горизонте.
Любовались красотой корейских гор, покрытые снегом вершины которых ярко блестели на солнце, наслаждались резким, против Владивостока, потеплением (здесь было до 5-6° выше нуля), но ничего и никого не обнаружили.
На рассвете 27 февраля эскадра направилась вглубь залива. Браутона – к Гензану и около 8 часов подошла к острову Никольского (остров Но), не приближаясь, однако, к берегу ближе 4 миль. Повернув затем на север, корабли осмотрели открывшуюся из-за мыса часть бухты.[77]
И здесь ничего не было обнаружено, за исключением находившихся в море нескольких корейских рыбачьих шаланд. Осмотр богатейшего комплекса якорных стоянок и рейдов участка Гензан- Юнг Хинг-порт Лазарева был произведен недостаточно углубленно. Проходя в расстоянии 4 миль от острова Никольского и мысов континентального берега Кореи, можно было видеть исчерпывающим образом только бухту Юнг Хинг, однако, более углубленные в материк части ее находились в расстоянии 15-16 миль, следовательно, на пределе видимости. Южная бухта, в которой расположен самый порт Гензан, с востока закрыта выступающим на север мысом (ныне мыс Карумаппо) – следовательно, южные части ее и собственно порт Гензан рассмотрены быть не могли.
Также не могли быть как следует просмотрены рейд и бухты порта Лазарева и устье реки Дунган, в пределах которых могла укрываться разная мелочь.
Ограничившись таким поверхностным осмотром, Рейценштейн приказал повернуть на север к порту Шестакова (Симпо).
И этот удобный рейд (пролив) был также осмотрен поверхностно.[78]
Проходя лишь мимо этой укрытой якорной стоянки, без захода в самый пролив Симпо и проникновения на собственно рейд, нельзя осмотреть, вследствие гористых берегов острова Гончарова, внутренность четырех бухт, врезывающихся в этот остров с севера. Эти бухты еще до войны служили привычным местом базирования китобойных пароходов русского китобойного предприятия Кейзерлинга и вполне могли быть использованы теперь для стоянки малых японских судов.
Вслед за портом Шестакова произвели осмотр бухты Синцан и рейда Паллада (широта 40° 16', он же Иион-роад)-с такими же отрицательными результатами.
С темнотой, из опасения возможной вблизи берега атаки миноносцев, крейсеры отошли в море. На следующее утро (28 февраля) вновь приблизились к корейскому берегу в районе залива Плаксина и, осмотрев последний, пошли вдоль берега к северу.
Ясная штилевая погода давала возможность довольно тщательно осмотреть остальные, открытые с моря, бухты.
К вечеру 28-го опять удалились в море.
В ночь на 29-е задул северный шторм до 8 баллов, сопровождавшийся падением температуры до минус 5-6° С. Дальнейший осмотр бухт: залива Корнилова (ныне Расин-хо) и залива Гашкевича (ныне Цосан) был произведен также крайне поверхностно.
