Победы, которых могло не быть - Эрик Дуршмид
Миссис Кейко Накамура оказалась в числе счастливцев. Она умерла мгновенно. Другие успели почувствовать, как сгорает их кожа, их кости, и только затем навеки потеряли сознание. Умирание растягивалось на часы, на дни, даже на месяцы.
Это было ясное, солнечное утро. Без четверти восемь прозвучал отбой воздушной тревоги. Жители Хиросимы покинули бомбоубежища и смотрели в синее, безоблачное небо. Некоторые из тех, кто вышел живым из разверзшегося вскоре ада, вспоминают, что видели высоко в ярко-синем небе быстро расплывающийся инверсионный след одиночного самолета, другие говорят, что видели огромный четырехмоторный самолет, как серебристую искорку, приближающуюся к городу. И те и другие очевидцы, конечно же, правы. Одни видели самолет метеоразведки, наметивший цель (именно его появление заставило наблюдателей ПВО объявить воздушную тревогу), другие — «Энолу Гей», приближавшуюся к городу со своим страшным грузом. На этот раз воздушной тревоги не было.
08 часов, 15 минут, 11 секунд... пять... четыре... три... два... один... ноль...
Мир взорвался белым, мертвенным сиянием. Вряд ли многие из тысяч спешивших на работу людей увидели ослепительную вспышку, за доли секунды распухшую в огромный огненный шар.
Ярость этой вспышки превосходила все мыслимое, температура в ее центре достигала нескольких миллионов градусов. На четыре секунды над обреченным городом повис огненный, с поверхностью в два раза ярче солнца, шар, поперечником в 200 футов, взгляд на него даже издали вел к полной утрате зрения. Эта искусственная звезда мгновенно подожгла все, способное гореть, затем на Хиросиму обрушилась сокрушительная ударная волна.
Все строения, находившиеся под точкой взрыва, были стерты с лица земли; стальные балки растекались шариками расплавленного металла, бетон рассыпался в пыль. В радиусе семисот ярдов от эпицентра не уцелело ни одно живое существо, человеческие тела превращались в легкий серый пепел. Чуть дальше пылающие улицы были усыпаны обугленными трупами. В 3000 ярдов от эпицентра царила полная паника. У людей горели волосы и одежда, некоторые из них прыгали в колодцы, чтобы потушить этот дьявольский огонь. Отовсюду слышались страдальческие крики: «Воды, ради Бога воды!» Мать, оказавшаяся в ловушке горящего дома, подбежала к окну и с криком «Спасите, пожалуйста, ребенка» бросила своего младенца незнакомому, полуобожженному человеку. Прохожий поймал почерневшее тельце, и в тот же самый момент стена пламени скрыла женщину. Пережившие момент взрыва люди падали на землю и умирали от ожогов и внутренних кровоизлияний.
Дальше воздух полнился оглушительным грохотом рушащихся зданий, звоном вдребезги разлетающихся стекол, криками ужаса и отчаяния. Повсюду вспыхивали пожары, в воздухе носились горящие обрывки бумаги. Из разбитых водопроводных магистралей и сорванных пожарных гидрантов били фонтаны воды, звонким дождем сыпались осколки стекол. Сломанными, обгорелыми куклами валялись трупы, их было много, кошмарно много. Обожженые, истекающие кровью люди слепо пробирались сквозь желтую дымку, что-то кричали, падали, затихали.
В двух километрах от эпицентра загорелась эстакада железной дороги. В двух с половиной километрах ударная волна обрушивалась на незащищенных людей с силой тысячекилограммового грузовика, несущегося со скоростью 160 километров в час. В трех километрах жар был настолько невыносим, что немногие выжившие не могли потом связно рассказать, что и как случилось, никто из них не помнит, чтобы слышал грохот взрыва. В пригороде, отстоящем от эпицентра на десять километров, ударная волна убила стоявшую у окна женщину.
Крестьяне из дальних деревень рассказывали про ослепительную вспышку и докатившийся позже раскат грома. Затем небо потемнело, над уничтоженным городом повисли жуткие, противоестественные сумерки, все стихло.
С момента взрыва прошло всего две минуты, но эти две минуты в корне изменили мир.
На тех, кто выжил, полился черный дождь. Это была вторая волна смерти — на изуродованную землю падала страшная, радиоактивная грязь.
Маленькая девочка сидела на земле, прислонившись к стене и ждала смерти. В течение первых двух дней умерли все, наиболее пострадавшие при взрыве. У тех, кто выжил, начали проявляться неизвестные прежде симптомы. Сперва вокруг глаз и ушей появлялись белые пятна, поднималась температура, потом разлагались миндалины, затруднялось дыхание, кончалось это всегда одинаково — смертью.
Никто не сумел точно подсчитать число жертв, так как при взрыве погибли все городские архивы[401].
Когда начиналась Вторая мировая война, никто и не помышлял, что через неполные десять лет атомная энергия станет важнейшим фактором мировой политики. Немцы захватили Европу, переправились в Африку и напали на Россию. Они совершили еще одно, последствия которого оказались катастрофическими для них самих: проявили нетерпимость к евреям, в том числе и к еврейским ученым. Самым знаменитым из этих ученых являлся Альберт Эйнштейн. Его теории и труд других талантливых людей, бежавших от нацистских преследований[402], породили чудовище. Но не будем забывать и о вкладе американских ученых Ю. Роберта Оппенгеймера и Эрнста О.Лоуренса, работавших над методами выделения из природного урана легкого, единственно пригодного для изготовления атомной бомбы изотопа U235. А также и о вкладе англичанина Нанна Мэя.
Новый мир вырос из страха. Ядерный век, порожденный извечным прометеевским стремлением человека обуздать природу, быстро отбился от рук и превратился в безудержную гонку вооружений, политики и штабные стратеги привыкли строить свои планы с учетом угрозы грибовидного облака. Появилось понятие «оверкиля», сверхубийство: компьютеры подсчитывали, при какой величине суммарных потерь человечество выживет, а при какой — погибнет. Все это похоже то ли на научную фантастику, то ли на кошмарный сон[403]. После 1945 года сверхдержавы ни разу не решились развязать большую войну — по той простой причине, что большая война стала бы для них самоубийством.
Все мы слышали о кубинском ракетном кризисе 1962 года. К моменту конфронтации в Карибском заливе СССР имел 2800 ядерных боеголовок, а Соединенные Штаты — 5500, плюс флот практически непотопляемых атомных подводных лодок с ракетами на борту. Стратеги и политики обеих сторон прекрасно понимали, что о прямом столкновении не может быть и речи. Куба не могла привести к ядерной войне. А Ближний Восток мог.
В 1972 году
