Вадим Гольцев - Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова
«15 августа. На прогулке опять встречи и воспоминания о Китае. Тов. … (фамилию этого товарища Анненков по каким-то причинам не называет). Он — татарин. Жил в Китае».
«16 августа. Отдал сапоги в исправку. Конечно, глупо. Быть может, они мне скоро совсем и не нужны будут. Скука. Сегодня нечего писать и нечего читать. После ужина приходил комендант, принес курево».
«18 августа. Пришел комендант, справился, все ли есть? Здесь то плохо, что нет нормы на сахар и курево, не знаешь, как расходовать. Получил сахар по 1 сентября».
«19 августа. Вызвали „наверх“ к зам. нач. КРО. Там был комдив. Беседовали. В городе циркулируют разные слухи: Анненков расстрелян, Анненков амнистирован. Написал письмо Владимиру Владимировичу и Борецкому».
«20 августа. Чувствую сильное недомогание. Суставные ревматические боли. Видно, китайская тюрьма не далась даром. Приходил зам. Начальника КРО. Предложил писать в Семипалатинскую газету „Новая деревня“. Написал „Мой переход в СССР“. Комендант принес новый чайник. Писал весь день».
«21 августа. Пишу о дальневосточной эмиграции. Из газет видно, что северные бьют южных».
«22 августа. Приходил комендант, забрал записки об эмиграции. Завтра пойдет в газете мое письмо. Редактор газеты М. Ярков — общественный обвинитель на моем процессе. Вечером приходил комендант, принес бумагу. Вечером приходил нач. КРО. Сдал ему еще листы „об эмиграции“».
«24 августа…» — далее — ни слова, обрыв… Видимо, не писалось в этот день атаману, наверное, чувствовал, что не доживет до утра. И предчувствия не обманули его. Непонятно почему, но не ВЦИК, а Мелнгалв известил семипалатинские власти об отклонении ходатайств Анненкова и Денисова о помиловании и распорядился привести приговор в исполнение:
ТелеграммаХодатайство о помиловании отклонено. Немедленно привести в исполнение. Член Коллегии Верховного суда Мелнгалв.
Принято 24.VIII, 10.41.
Непонятно также, почему чекисты, не дожидаясь официального распоряжения о казни, вдруг засуетились и выполнили распоряжение Мелнгалва:
АКТ1927 года, августа, 24 дня караулом дивизиона войск ОГПУ в присутствии Губпрокурора тов. Шаповалова, Врид Председателя Губсуда тов. Кузнецова, Врид. Начальника Губ. Отд. ОГПУ тов. Русакова, командира дивизиона тов. Ляшкевича, Нач. Особ. Отд. ОГПУ тов. Семкина и коменданта Губ. Отд. ОГПУ тов. Бойко, на основании телеграммы члена Военной коллегии Верховного суда от 24 августа с/г за № 239 тов Мелнгалв об отклонении ВЦИКом СССР ходатайства о помиловании атамана Анненкова Б. и его начштаба генерала Денисова, приговор над Анненковым и Денисовым был приведен в исполнение.
Расстрел был произведен в подвальном помещении здания Семипалатинского Губ. Отд. ОГПУ. Через 4 часа остывшие трупы были вывезены в северную часть города на расстояние 6 верст и закопаны в глубоко вырытую яму — не менее 2 метров глубиной.
Присутствовали:
Подписи
РАПОРТДоношу, что совместно с комендантом и дежурным по дивизиону и пяти красноармейцами в 3 часа 20 минут Анненков и Денисов были вывезены в указанное место, где и были зарыты, после чего были поставлены мишени и была произведена стрельба с красноармейцами, откуда прибыли в 5 ч. 15 м.
25. VIII.27. Карнач[118]
В период с 26 августа по 2 сентября все центральные и казахстанские газеты на своих последних страницах поместили информационное сообщение, напечатанное крупным черным шрифтом:
В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ
Приговор над Анненковым и Денисовым приведен в исполнение.
Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик отклонил ходатайства атамана Анненкова и генерала Денисова о помиловании.
Приговор приведен в исполнение в ночь с 24 на 25 августа. Анненков и Денисов расстреляны.
После процесса Мелнгалв начал писать книгу о Семипалатинском процессе. В сентябре 1927 года он пишет начальнику контрразведывательного отдела Семипалатинского ОГПУ Семкину письмо, в котором просит его сообщить, как держался Анненков в последние дни. Семкин ответил, что Анненков надеялся на отмену приговора. Разговор при встречах с ним был один: почему ВЦИК решил оттянуть приведение приговора в исполнение. Затем Семкин описывает последние минуты жизни Анненкова и Денисова:
Мы, взяв копию телеграммы и взяв с собой 4–5 красноармейцев из караула отдела, вошли в камеру. Зайдя около 11 часов вечера все в камеру к атаману. (Так в документе. — Примеч. ред.) Он лежал на матраце, но не спал, моментально вскочил, по обыкновению вытянувшись в струнку. Я вошел первым и по обыкновению сказал: «Здравствуйте, атаман!» Он ответил: «О, у вас есть телеграмма из ВЦИКа!» Здесь председатель Губсуда и прокурор, взяв у Кузнецова телеграмму, передали Ему (так в тексте письма). Он начал читать. Я видел, как будто вытянулось его лицо, и нижняя челюсть дрожала. Прочитав и отдавая телеграмму, он не ответил, а с трудом выговорил одно слово: «Есть!» Заметно было, что соображал он уже плохо. Комендант занялся завязыванием ему рук назади. Прокурор сказал: «Что Вы имеете сказать перед приведением приговора?» Он, атаман, вновь с трудом, выговорил: «Напрасно вы связали мне руки, как военный человек, я мог бы умереть не связанный». Прокурор ответил: «Так уж полагается». Больше он ничего не сказал, вернее, не мог сказать. По-моему произошло то, что он так боялся, т. е. «Боюсь, что мои нервы не выдержат, хотя и зарядил себя на несколько дней ожидания». Нервы ему изменили в последнюю минуту.
С начштаба, архиереем, дело было еще хуже. Прочтя телеграмму, он еле держался на ногах, по лицу было заметно, что он готов заплакать, как ребенок. На вопрос прокурора: «Что Вы можете сказать?», насилу выдавил три слова: «Хотел бы написать матери».
Проведя их тридцать шагов по двору до подвала, поставили обоих рядом спинами к нам. Не успели они и все мы сообразить, как комендант, стоявший сзади атамана, моментально выстрелил ему в затылок. Он упал на спину, задрав по инерции ноги вверх. За первым выстрелом последовал второй выстрел командира отделения в голову архиерея. Тот упал назад, на левый бок. Они оба получили удачные выстрелы, только чуть заметное вздрагивание рук говорило о предсмертных конвульсиях. Дано было еще каждому по выстрелу.
Мы все пошли в отдел, оставив коменданта с красноармейцами на полчаса, пока остынут трупы. Зайдя через полчаса, тот и другой были уже холодные. Это было около 12 часов ночи 25 августа. Коменданту было предложено с красноармейцами вывезть их за 6 верст в северную часть города и закопать, что и было сделано.
5. Х.27.
Расхождение в описаниях деталей расстрела Анненкова и Денисова, имеющиеся в Акте о расстреле и в письме начальника контрразведывательного отдела Семипалатинского ОГПУ Семкина, оставляю без комментариев, но поступок коменданта Бойко, сократившего предсмертные муки атамана и Денисова до минимума, одобряю.
Книга у Мелнгалва не получилась, и он написал лишь статью «Дело атамана Анненкова и Денисова», опубликовав ее в 1927 году в Вестнике Верховного суда и Прокуратуры СССР, № 4. Ничего интересного в своей работе он не сообщает: обычные обвинения и штампы. А Павловский написал книжку и назвал ее «Анненковщина». Она была издана в 1930 году ОГИЗом и, наряду с укоренившимися тогда в СССР штампами, содержит и некоторый фактический материал.
При написании работы я старался собрать под одной обложкой все документы, которые мне удалось встретить. Многие из них уникальны и публикуются впервые. Отсутствие указания на место хранения некоторых из документов — не плод моей небрежности или забывчивости.
В процессе работы я понял, что мне не удастся объять все, что написано об Анненкове нашими и зарубежными исследователями, что хранится в архивах России, Китая, Америки, Канады и других стран. Это уже удел будущих исследователей. Если таковые найдутся, то они это сделают лучше, потому что им некуда будет торопиться… Все, что хотел и мог, я сделал.
…Еще при жизни Анненкова председатель ОГПУ и комендант Бойко спорили, кому должен достаться пояс Анненкова. Достался коменданту.
Напраслина
Неписаным законом противоборствующих на войне сторон всегда были взаимные обвинения в насилиях, совершаемых ими в отношении населения, проживающего в районах боевых действий, и пленных. Для описания этих насилий, носящих у них обобщенное название «зверств», употребляли самые густые, самые мрачные краски, прибегали к заведомой лжи, лицемерию, утрированию. Не жалели красок и для описания унизительного положения рядовых бойцов в противоборствующих армиях и издевательств над ними командиров, вплоть до физической расправы. После войны о зверствах победителя, как правило, забывали, зато аналогичные действия побежденного гипертрофировались до ужасающих обывателя размеров и квалифицировались как преступления, а оставшихся в живых военачальников побежденной стороны и их ближайшее окружение ждали суд и смерть.
