Максим Оськин - Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне
Слабым местом русских общевойсковых соединений являлось отсутствие сильной войсковой конницы, которая должна была прежде всего нести функции разведки. Перед войной предполагалось увеличить каждую кавалерийскую дивизию на два полка (5-й и 6-й), которые должны были с открытием военных действий образовывать войсковую конницу. То есть, с одной стороны, эти полки сразу же подразумевались как не действующие в составе дивизии, но, с другой стороны, корпуса и пехотные дивизии получали регулярную конницу для разведки, а не второочередные казачьи части. Но провести данную реформу, относившуюся к известной «Большой программе», которая должна была быть выполнена к 1917 году, не успели. В итоге войсковая конница армейских корпусов составляла один казачий полк и одну казачью сотню из казаков 2-й и 3-й очереди.
Правда, в первых операциях августа 1914 года корпуса не имели такого количества казачьих подразделений.
В свою очередь, в Германии каждая пехотная дивизия имела по одному кавалерийскому полку (4 эскадрона) войсковой кавалерии. В Австро-Венгрии — по 3 эскадрона. Во Франции — каждый армейский корпус имел по восемь эскадронов плюс один резервный эскадрон на пехотную дивизию. При этом если русская войсковая конница составлялась отнюдь не из лучших людей (казаки старших возрастов), то в Германии, напротив, пехотные дивизии и корпуса получали лучших кавалеристов. Немцы справедливо рассуждали, что лучше обеспечить общевойсковое соединение надлежащей разведкой, нежели дать победу своей кавалерии над русской кавалерией. Тем более немцы и не собирались вести противоборство с русскими в конных боях: кавалерия немцев, как правило, уклонялась от предлагаемого конного боя, предпочитая действовать в пеших порядках против русской кавалерии. Германская конница уходила за фронт своей пехоты и использовалась исключительно против флангов неприятеля в общевойсковом бою. То есть действовала именно так, как того требовало современное дальнобойное оружие, вынудившее кавалерию в львиной доле случаев отказываться от конной атаки — «шока» — на неприятельскую пехоту. Помимо того, германская и французская кавалерии действовали при постоянной пехотной поддержке, причем пехота перебрасывалась на автомобилях[39].
Перед Первой мировой войной в русской армии состояло пятьдесят семь полков регулярной кавалерии, из которых двадцать два были драгунскими, семнадцать — уланскими и восемнадцать — гусарскими. Регулярная конница сводилась в шестнадцать кавалерийских дивизий и три отдельные бригады. Пятнадцать дивизий имели по одному уланскому, драгунскому, гусарскому (с соответствующими номерами) и казачьему полку. Еще три драгунских полка составляли Кавказскую кавалерийскую дивизию. Еще шесть полков входили в состав отдельных кавалерийских бригад. Исключение составляли гвардейцы: 1-я гвардейская кавалерийская дивизия имела четыре регулярных полка по четыре эскадрона каждый, а 2-я гвардейская кавалерийская дивизия — четыре регулярных полка по шесть эскадронов. 41 казачий полк, 3 конно-инородческих полка, 5 Заамурских пограничных полков. Всего к началу войны — 117 полков, 24 дивизии и 8 бригад, отдельные полки. Общее число шашек — около 140 000 человек. За годы войны это число возросло почти вдвое, причем в львиной доле за счет казаков.
Каждый конный полк состоял из шести эскадронов (сотен); эскадрон по штату насчитывал пять офицеров, двенадцать унтер-офицеров, три трубача и сто двадцать восемь рядовых нижних чинов. Согласно штатам при каждой дивизии состояла конно-саперная команда, которая должна была иметь восемь мотоциклов и один легковой автомобиль. На практике этого усиления как средства разведки не было. В свою очередь, немцы усиливали свои конные соединения велосипедистами-пехотинцами. Это позволяло немцам при столкновении с русской конницей (а германцы принимали бой с русскими только в пешем строю) иметь огневое превосходство. Другое дело, что слабость дорожной инфраструктуры Восточного фронта не позволяла использовать велосипедистов (самокатчиков) по полной программе: «Как часть, усиливающая могущество огня конницы, самокатчики были желательными в ней и не раз оказывали существенную помощь последней… Но самокатчики — «рабы дорог», так же, как и автомобили, а потому в мировую войну на русском фронте отставали от конницы, оказываясь обыкновенной пехотой, загруженной к тому же самокатами»[40].
Усиление конницы пехотными соединениями в центральных державах предусматривалось еще до войны. Так, во время больших императорских маневров 1910 года в Австро-Венгрии каждая кавалерийская дивизия получила по самокатной роте. Уже в начале войны неприятельская конница усиливалась пехотой. В ходе боев под Варшавой и Ивангородом (сентябрь 1914 года) австро-германская кавалерия (8-я немецкая и 1-я австрийская кавалерийские дивизии) имела по стрелковому батальону на дивизию, который являлся «опорой для маневрирования». Действия при поддержке пехоты позволяли противнику сберегать силы кавалерии. В кампании 1915 года борьба в спешенных строях совместно с пехотой, которая придавалась кавалерийским дивизиям и бригадам, для австро-германской стороны стала правилом. Как пишет В. Микулин, летом 1915 года, «действуя по-пехотному, ввиду слагавшейся обстановки, германские кавалерийские дивизии показали здесь свою высокую приспособляемость к последней и достаточную техническую подготовку при ведении не только оборонительных, но и наступательных боев в пешем строю, сохранив при этом — что особенно важно — порыв к действиям на коне. Этот период операций интересен вообще в том отношении, что свидетельствует о необходимости для конницы уметь отлично действовать в пешем строю, независимо от ближайших перспектив ее работы, хотя бы последние и намечались в форме маневренной войны на малокультурном театре; эти предпосылки были здесь налицо, и тем не менее пришлось отсиживаться под конец в окопах и брать в штыки деревни»[41].
Конно-артиллерийский дивизион, придаваемый кавалерийской дивизии, имел в своем составе две батареи по шесть легких орудий. Каждая батарея имела боекомплект в тысячу снарядов, в том числе лишь сто сорок четыре гранаты, а остальное — шрапнели. К началу войны в русской коннице насчитывалось шестьдесят пять конных батарей по шесть орудий. В 1914 — 1917 гг. было сформировано еще сорок две конные батареи, по преимуществу казачьих. Конная артиллерия создавала главную огневую мощь кавалерийской дивизии, как правило, скудно обеспечиваемой пулеметами и не имевшей большого количества стрелков. Советский исследователь, участник войны, пишет: «Важнейшая задача конной артиллерии — обеспечить свободное продвижение конницы уничтожением неприятельских огневых средств борьбы. А также — борьба с живой силой противника с целью нанесения ему потерь, расстройства и деморализации, дабы дать тем самым возможность своей коннице с наименьшими потерями завершить успех ударом в конном строю. В случае успеха конная артиллерия преследует огнем отступающего противника, не давая ему возможности зацепиться за какой-нибудь рубеж и привестись в порядок, особенно зорко следя за подходом резервов. В случае неуспеха она же должна прикрыть своим огнем выход и отход конных частей из боя»[42].
Кроме того, кавалерийская дивизия имела пулеметную команду из восьми пулеметов — «конно-пулеметные команды, тогда новинка в нашей армии»[43]. То есть, в силу своей малочисленности, пулеметная команда находилась не при полках, как в пехоте, а напрямую подчинялась штабу дивизии. Чрезвычайную пользу пулеметов для конных подразделений признали уже в ходе русско-японской войны 1904 — 1905 гг. Согласно мнению самих японцев, «придача пулеметов коннице дает исключительные выгоды последней. Благодаря значительной подвижности пулеметной команды польза придачи ее к коннице гораздо больше, нежели придача пехоты, посаженной на повозки или даже на лошадей»[44].
В начале войны русская конница вооружалась ружьями-пулеметами датской системы генерала Мадсена, который в 1901 году занял пост военного министра Дании. Еще в 1912 году эти пулеметы были сняты с вооружения кавалерии и отправлены в крепости. Но огневая слабость конницы наряду с непредвиденными масштабами войны побудила вновь передать пулеметы Мадсена в войска. В боях эти пулеметы показали свою ненадежность. Поэтому их вскоре заменили на вьючные пулеметы системы Максима, принятые как в России, так и в Германии. Во вьюках перевозились и сам пулемет, и станок системы полковника Соколова, который специально разработал его для кавалерии в 1910 году[45].
Другое дело, что пулеметов все равно не хватало, а потому войска брали любое оружие, тем более такое, которое могло перевозиться на седлах всадников в специальных кобурах. В свою очередь, немцы также не имели пулеметов в штатной структуре кавалерийской Дивизии, но германское командование, признавая высокое значение пулеметов в современной войне, заблаговременно образовало одиннадцать отдельных пулеметных батареей, которые с объявлением мобилизации и были приданы одиннадцати кавалерийским дивизиям. Вдобавок в состав каждой кавалерийской дивизии вошел егерский батальон вместе со своей пулеметной ротой (еще шесть пулеметов).
