Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945 - Галланд Адольф "Dolfo, Keffer"
Вечером 5 июня стали явно заметны приготовления к нападению союзных воздушных флотов. Английское радио передало сообщение бойцам французского Сопротивления с указаниями о проведении диверсий и почти точно в полночь объявило о начавшемся вторжении. Несколько минут спустя первые десантные войска начали высаживаться в области между Сеной и Орном. Гигантский механизм вторжения союзников с моря и с воздуха, как и сами силы для высадки, был приведен в действие.
Но в соответствии с мнением главнокомандующего на западном направлении все еще следовало ожидать основной высадки где-то в другом месте, так что первая операция рассматривалась как отвлекающий маневр или ложный удар. Вследствие чего было упущено много времени, а ключевые слова все еще не звучали в эфире. В конце концов, люфтваффе проявило собственную инициативу и начало перегруппировывать свои силы. Но эта затяжка по времени привела к самым ожесточенным воздушным схваткам за всю их историю.
"ГДЕ ЖЕ ЛЮФТВАФФЕ?"
Когда первые известия о крупной англо-американской высадке подтвердились и стало ясно, что вторжение, которое должно было решить судьбу Германии, началось, то первой реакцией явилось чувство облегчения. Угроза, которую оценивали и обсуждали во всевозможных аспектах, так что все уже были сыты этим по горло, наконец, стала реальностью. Неопределенность, парализовывшая все военные планы и приготовления, была преодолена. Трудности, стоявшие перед нами, никем не недооценивались, и, тем не менее, этот день внушал нам надежду. Теперь этот день настал, и мы знали, что нам предстоит.
На протяжении этой ночи, пока две английские и две американские десантные дивизии высаживались в Нормандии, флот вторжения будучи прикрыт с воздуха американскими и английскими истребителями, как зонтиком, приблизился вплотную к берегу с целью ускорить проводимую высадку. В состав военно-воздушных сил союзников, готовых оказать помощь в ходе десантной операции, входили: истребительная бомбардировочная и береговая авиация, 2-й тактический воздушный флот ВВС Англии, а также 8-я и 9-я американские воздушные армии. Общее количество самолетов равнялось 6—7 тысячам. С другой стороны, 3-й воздушный флот Германии вместе с 9-м, 10-м и 2-м авиакорпусами, 2-й воздушной дивизией, 2-м истребительным корпусом и разведывательной группой номер 122, как сообщалось в сводке от 5 июня, обладали боеспособными силами общей численностью в 481 самолет, из которых 64 самолета были разведывательными и 100 — самолетами-истребителями. На начало неприятельского вторжения с врагом могло встретиться не больше чем 319 самолетов, таким образом, соотношение сил равнялось 1:20.
Ночью у бомбардировочной авиации еще была возможность атаковать суда, приближавшиеся к берегу, но с незначительными результатами. Днем истребители союзников образовали надежный воздушный зонтик поверх сектора вторжения, к тому же истребительная авиация высылалась за пределы участка вторжения, тем самым данный участок полностью блокировался. Только два раза в течение первого дня высадки немецким истребителям-бомбардировщикам удавалось преодолеть оборонительные заслоны, чтобы сбросить свои бомбы на плацдарме. С первого же момента высадки союзники обладали подавляющим воздушным превосходством в воздухе.
Вот поэтому и неприятель, и наши собственные войска, и население задавали естественный вопрос: "Где же люфтваффе?". Американские и английские летчики, летавшие над Германией, знали, что немецкая истребительная авиация, пусть в ослабленном состоянии, но все-таки существовала и так же очень серьезно воспринималась противником. Но где же было люфтваффе сейчас? Тогда как неприятель задавал этот вопрос с чувством некоторого облегчения, наши солдаты, на чьи плечи легла вся тяжесть вторжения, спрашивали об этом с чувством все более возраставшей горечи.
Они никак не могли предположить, что в результате задержки в эфире условного сигнала, мы не могли заранее начинать наши подготовительные мероприятия. Они не были в курсе того, что приказ о переброске почти всей истребительной авиации, оборонявшей рейх, во Францию для поддержки армии, то есть движение, которое было задолго запланировано в мельчайших деталях, был отдан ОКЛ (высшим командованием воздушных сил) только на второй день вторжения. Поэтому вплоть до 8 июня 3-й воздушный флот во Франции рассчитывал исключительно на 80 самолетов истребителей, готовых к бою и находившихся в составе 2-й и 26-й истребительных групп. Согласно утверждению его командующего, во 2-м авиакорпусе под Компьеном узнали о вторжении только 6 июня приблизительно в восемь часов утра. Связь была сильно повреждена и нарушена предшествующими воздушными налетами.
Переброска частей воздушных сил, защищавших рейх, а также резервов, которые, насколько я помню, состояли примерно из 600 самолетов, началась с 7 на 8 июня при очень необычных обстоятельствах. Началась она к тому же под несчастливой звездой. За неделю до того, как было указано, специальный штаб по размещению провел все необходимые приготовления, для каждого авиасоединения был выбран в качестве пункта назначения подготовленный и оснащенный аэродром. Однако непрерывные налеты против наземных объектов во Франции в самый последний момент сделали необходимым проведение передислокации и вынудили полностью отказаться от первоначальных мест базирования в пользу быстро приготовленных фронтовых аэродромов. Но большинство наших летчиков привыкли к хорошо оборудованным и четко работающим истребительным базам обороны рейха, и поэтому они не смогли достаточно быстро приспособиться к простым прифронтовым условиям во Франции. К тому же при выборе мест дислокации и при расположении самих аэродромов не уделялось достаточно внимания вопросам надежной маскировки, необходимой из-за подавляющего преимущества неприятеля в воздухе.
В результате за нашими авиабазами постоянно следили и им постоянно угрожали истребители и истребители-бомбардировщики союзников.
Само по себе перемещение вызвало у нас необыкновенно высокие потери. Все случилось из-за очень большой спешки и нервного напряжения, которые впрочем, легко объяснялись сложившимися обстоятельствами. Промежуточные посадочные аэродромы были переполнены, причем приказ об изменении пункта назначения часто поступал во время полета соединения, потому что намеченная посадочная площадка в самый последний момент выводилась из строя неприятелем, так что выдвинутые вперед наземные службы очень редко встречали основные силы своей части. Во всяком случае, большая часть каждого соединении вместе со многими неисправными самолетами осталась в Германии. Таким образом, каждое соединение уже находилось в частично разобщенном состоянии. Истребительные корпуса утратили нити управления по причине плохой связи, поэтому их командование не знало ни местоположения своих частей, ни их численности в случае прибытия на место, ни того, в чем более всего они нуждались. На пути к своим боевым позициям почти половина соединений была вовлечена в воздушные схватки с неприятелем, в которых эти соединения понесли потери, силы их рассредоточились и зачастую без командира не находили своих новых мест базирования. Их натренированность в полете по пересеченной местности была явно недостаточной, что явилось следствием слишком скорого отправления их на боевые задания центром по обороне. Отмечалось невероятно большое количество аварий. Ремонтные подразделения были настолько перегружены работой, что просто были не в состоянии возвращать обратно в строй достаточное количество самолетов или вывозить подбитые машины. Так что скоро все очутилось в полном и безнадежном хаосе.
Главным оперативным препятствием было то, что основные силы нашей истребительной авиации вынужденно располагались к северу и северо-западу от Парижа, там, где наземная структура была более всего компактной и наименее поврежденной. И хотя оттуда береговой плацдарм находился в зоне их досягаемости, к нему мы могли подлетать только с одной стороны, что облегчало задачу союзников по патрулированию участка плацдарма и перехвату наших самолетов. Вот почему большинство воздушных сражений происходило вдалеке от места высадки, но не потому, что наши истребители предпочитали такой способ, а потому, что превосходящие силы союзников диктовали нам свои условия. Всякий раз, когда нам удавалось проникнуть в зону над плацдармом, это было только к востоку, тогда как западный участок, тот, что был у американцев, оставался почти свободен от немецких самолетов. Шербур был целиком вне нашей досягаемости. Идеальная позиция для расположения наших истребителей — южная сторона береговой линии вторжения — была недоступна вследствие физических особенностей местности, а также из-за полного уничтожения нескольких бывших там аэродромов.
