Александр Некрич - 1941 22 июня (Первое издание)
28 июня 1967 г. под председательством А.Я. Пельше состоялось заседание КПК при ЦК КПСС. Позже, уже будучи в эмиграции, Некрич отразит его в своей книге «Отрешись от страха». Есть в этой книге добрые строки и обо мне.
«Кабинет Пельше, в котором происходило заседание, представлял собою большой светлый зал… Неподалеку от меня занял место Леня Петровский… Сын героя гражданской войны, бывшего руководителя Коммунистического Интернационала молодежи (КИМа) Петра Петровского, погибшего в годы сталинского террора… В течение 27 лет своей жизни ходил он с клеймом сына врага народа… Драматическим было выступление Петровского. Держался он твердо и смело, решительно отклонил обвинение, будто его речь была антисоветской, так же как и приписываемое ему составление «Краткой записи». Относительно моей книги он сказал, что считает ее честной и партийной» [6].
После наших выступлений начался хоровод членов КПК. И вот приговор, который по существу стал для Некрича волчьим билетом: «Исключить из членов КПСС Некрича Александра Моисеевича (член КПСС с марта 1943 г., партбилет № 0015879) за преднамеренное извращение в книге «1941. 22 июня» политики Коммунистической партии и Советского государства накануне и в начальный период Великой Отечественной войны, что было использовано зарубежной реакционной пропагандой в антисоветских целях» [1, т. 1, л. 235].
Партийные судьи не захотели принять во внимание то, что в грозном 1941-м, когда враг подходил к Москве, Некрич был бойцом отдельного артдивизиона Краснопресненской ополченской дивизии, а также то, что фронтовыми дорогами дошел от Сталинграда до Кенигсберга и окончил войну в звании гвардии капитана, что был награжден двумя орденами Красной Звезды и боевыми медалями. Все это для борцов с «идеологическими диверсиями» значения не имело…
17 апреля 1976 г. Александр Некрич сделал заявление для печати: «Сумеем ли мы молчать? По поводу суда в Омске над Мустафой Джемилевым». Это был один из активнейших борцов за реабилитацию крымских татар и восстановление крымско-татарской автономии. Его много раз арестовывали, бросали в тюремные застенки и держали в лагерных казематах. Я помню, как прокурор города Москвы по органам КГБ лично добился моего прихода в прокуратуру. Там я, допрашиваемый следователем по делу М. Джемилева, сделал все возможное, чтобы заклеймить сталинский террор против народов нашей страны, и заявил протест против преследования Джемилева. В книге «Воспоминания» известного правозащитника генерала Петра Григорьевича Григоренко есть о Мустафе Джемилеве теплые строки. Он описал эпизод, в котором и мне посчастливилось участвовать. Речь идет об обыске на квартире генерала, где я выполнял роль понятого со стороны Григоренко и написал резкий протест против изъятия материалов, к которому присоединился Петр Григорьевич, его жена и сын. Организовали мы тогда и побег Мустафы из квартиры генерала, который окончился неудачно. Перекрыв от сотрудников госбезопасности двери кухни, мы выбросили из окна веревку, по которой с третьего этажа Мустафа стал спускаться, но его заметили сотрудники госбезопасности, он спрыгнул на землю и стал убегать. Однако в момент прыжка Мустафа сломал ногу. Это помешало ему скрыться. Последовал еще один арест.
Из заявления A.M. Некрича:
«Я обращаюсь ко всем людям, считающим себя порядочными.
Не закрывайте глаза на творящийся произвол и беззакония.
И я спрашиваю вас: «Сумеем ли мы молчать?»
Я обращаюсь прежде всего к своим коллегам, историкам в СССР и за рубежом, к историкам, которые по своему профессиональному долгу обязаны поддержать огонь истины, зажженный Прометеем.
Встанем на защиту Джемилева, Буковского, Суперфино, Ковалева* и других, томящихся в заключении за свои убеждения. Будем бороться за амнистию политических заключенных во всем мире, но прежде всего в собственной стране. Сегодня нужно спасти Джемилева. В этом наш долг человеческий и профессиональный. И отрешимся от постыдного молчания» [5, с. 169, 170].
* Речь идет о Сергее Адамовиче Ковалеве.
Разыскивая позднее материалы по «Делу Некрича», я познакомился с некоторыми сведениями из собственного оперативно-агентурного дела. Три тома общим объемом более 900 страниц. Здесь и наш «самиздат», и материал о передаче за рубеж и распространении в СССР работы А.Д. Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», и моя информация в четырех частях «Дочь деспота» («в которой, – как говорится в справке КГБ, – факт выезда С. Аллилуевой используется для тенденциозных и различных политически вредных измышлений»), и моя рецензия на первый вариант книги Р. Медведева «Перед судом истории» (рукопись 1967 г.), где я призываю автора «к еще более резкой критике сталинизма», и наши протесты против введения войск стран Варшавского Договора в Чехословакию в 1968 г., мои открытые письма, в том числе «Русский протест против возрождения сталинизма», опубликованный 27 апреля 1969 г. в «Вашингтон пост…»
Пишу об этом сейчас, спустя 25 лет со дня партийного суда над Некричем и участниками дискуссии потому, что нередко еще можно услышать пренебрежительное: «А, эти шестидесятники!»
И говорят подобное те, кто в брежневское безвременье благополучно и легко делал карьеру, а во времена так называемой демократии столь же легко выбрасывал либо сжигал партийные билеты. Смелые сегодня, они не знают (или делают вид, что не знают), как это было непросто – вести в 60-70-е годы неравную схватку с системой, оставаться без работы, быть преследуемым спецслужбами, получить волчий билет, лишиться Родины… А в итоге?
Мои итоги: три книги, 500 статей, на протяжении 20 лет отлучение от аспирантуры (даже в качестве соискателя!), пять инфарктов и мизерная пенсия.
Итоги Некрича – 10 лет глумления спецслужб, запрет публикаций в СССР, вынужденная эмиграция, ностальгия… Только благодаря усилиям Андрея Дмитриевича Сахарова вынужденный эмигрант Некрич незадолго до смерти смог ступить на родную землю. Здесь он читал лекции в Московском историко-архивном институте.
Страницы биографииРодился A.M. Некрич 3 марта 1920 г. в Баку, в семье журналиста. И сам стал историком и журналистом. В годы войны оборонял Москву и Сталинград, освобождал Севастополь и Кенигсберг.
Доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник Физического института им. J1.H. Лебедева РАН Юрий Николаевич Вавилов вспоминает: «В феврале 1992 г. во время пребывания в Гарвардском университете я впервые познакомился с Александром Моисеевичем. В Гарварде он был профессором в Русском центре университета, преподавал советскую историю и работал над новыми книгами. При встрече у нас состоялась полуторачасовая беседа. Он принял меня в небольшой комнате-офисе. Я рассказал Александру Моисеевичу о своих поисках в архивах США писем и других материалов, связанных с моим отцом Николаем Ивановичем Вавиловым. Он, в свою очередь, рассказал, что во время последних поездок в СССР ему удалось получить документы Центрального партархива, в частности, ознакомиться с протоколами заседаний политбюро ЦК ВКП(б) за период конца 20-х годов. Он подарил мне выписку, подготовленную им для новой книги, где содержалась информация о том, как Сталин взял под свой контроль деятельность Академии наук СССР. В выписке говорилось о создании комиссии в связи с предстоящими выборами в члены Академии наук СССР. Выборы состоялись в январе 1929 г. Цель комиссии – изменить состав АН СССР, чтобы поставить ее под контроль Сталина. Все кандидаты в академики были поделены так: «члены ВКП(б),» «кандидаты ближе к нам» и «кандидаты приемлемые».
Среди последних – Н.И. Вавилов, В.А. Обручев, И.А. Каблуков. Сталин решил: один из вице-президентов академии должен быть «абсолютно своим человеком».
В конце беседы Александр Моисеевич позвонил директору Русского центра известному американскому историку Адаму Уламу, автору объемного труда о Сталине, и обратился к нему с просьбой принять меня для беседы… Во время трехнедельного пребывания в Гарварде я еще несколько раз встречался с Александром Моисеевичем и оценил его доброжелательность и открытость. Во время семинара в Русском центре я убедился, как высоко ценили все ученые университета мнение A.M. Некрича. Я с нетерпением ждал известий о выходе его книги, но 31 августа жизнь A.M. Некрича трагически оборвалась».
У A.M. Некрича были при жизни и остались после смерти друзья и враги. Будем верить, что изучение его творческой судьбы в значительной мере изменит их соотношение.
И длится бой десятилетия,И не видать ему конца…
Эти строки Твардовского относятся и к Александру Некричу, который сегодня вместе с нами продолжает участвовать в сражении за торжество истины. Тот, кто имел мужество сказать правду о массовых сталинских репрессиях и трагедии 1941 года, – достоин светлой памяти.
Литература1. РЦХИДНИ.Ф. 589. Оп. 3. Д. 8139. Т. 3. Л. 294.
