Большая игра. Война СССР в Афганистане - Фейфер Грегори
Но Наджибулла не смог бы выжить без щедрого советского финансирования, которое прекратилось после августа 1991 года, когда советские противники компромисса предприняли неудачную попытку государственного переворота с целью свержения Горбачева. Вскоре затем, власти СССР и США договорились прекратить финансирование обеих сторон афганского конфликта до конца 1991 года. Когда Горбачев ушел в отставку на Рождество,[122] и Советский Союз официально прекратил свое существование, Республике Афганистан было предоставлено самой заботиться о себе.
Спустя чуть больше года, в феврале 1992, генерал Абдур Рашид Дустум,[123] который до сих пор боролся с моджахедами в северном Афганистане, повернул оружие против Наджибуллы. Коренастый узбек с колючей стрижкой под «ежик», установивший свой контроль над окрестностями Мазар-и-Шарифа, Дустум решил заключить альянс с Масудом, и их объединенные силы взяли Мазар.[124] Чуть позже им сдались Герат и Кандагар. Спустя три года после вывода советских войск, моджахеды подошли вплотную к Кабулу, и Москва посоветовала Наджибулле уйти в отставку.
Организация Объединенных Наций ратовала за план мирной передачи власти от правительства Наджибуллы правительству моджахедов. Но этот план потерпел неудачу, когда 15 апреля Наджибулла попытался покинуть страну. Когда его задержали в аэропорту, не позволив покинуть страну, он нашел убежище в здании миссии ООН в Кабуле. Его соратник, руководитель ХАД Фарук Якуби покончил жизнь самоубийством.
Тогда лидеры моджахедов обратили оружие друг против друга в борьбе за контроль над столицей Афганистана. Люди Хекматьяра тайком просочились в город, чтобы захватить ключевые объекты, но силы Масуда, намного лучше обученные и имевшие более надежную структуру командования, оттеснили их к южным предместьям города. Чтобы найти выход из тупика, лидеры «Пешаварской семерки»[125] решили сформировать временное правительство — «Исламский совет джихада»[126]. Президентом был избран Моджаддеди, Масуд стал министром обороны, Гейлани — министром иностранных дел, а Сайяф — министром внутренних дел. Хекматьяр отказался занять пост премьер-министра этого правительства, пока Масуд является в нем министром обороны.
Однако новое «правительство» было изначально обречено. Большая часть Кабула контролировалась таджикскими и узбекскими силами с севера. Их власть сама по себе была глубокой психологической травмой для пуштунов, которые составляли большинство населения страны, но впервые за последние триста лет потеряли власть над столицей. Почти сразу после этого вспыхнула гражданская война.
Вскоре место председателя «Совета» занял таджикский ученый-философ Раббани, так как Моджаддеди почти все считали слишком властолюбивым. В декабре 1992 года специальное заседание «Совета» утвердило назначение Раббани на должность президента страны сроком на два года. В ответ Хекматьяр начал беспощадную бомбардировку Кабула с юга ради одной лишь цели — сместить Масуда, который теперь сосредоточил в своих руках все командование войсками, сражавшимися на стороне правительства Раббани. Те, впрочем, были не менее беспощадны, убивая мирных жителей и разрушая их дома, чем их соперники пуштуны.
Большая часть Кабула в основном не пострадала в ходе постоянных обстрелов времен советской войны. Но теперь он периодически подвергался разрушениям, поскольку соперничающие группировки моджахедов сражались друг с другом буквально за каждый дом. Из города, ставшего ареной боевых действий, потянулись колонны беженцев. Только за период между маем и августом 1992 года в Кабуле погибли примерно одна тысяча восемьсот жителей.
Тем временем, в сельские районы, как в средневековые времена, вновь вернулась власть военных вождей.[127] Так, пуштунские вожди установили свою власть в Кандагаре, Исмаил Хан при поддержке Ирана захватил контроль над Гератом, а Дустум занял Мазар-и-Шариф и теперь боролся с Масудом за власть над Кундузом. Независимые полевые командиры, контролировавшие дороги между городами, требовали плату за проход и постоянно воевали с конкурирующими группировками за контроль над окрестными территориями. Финансирование «своих» подвластных областей моджахеды все чаще обеспечивали за счет выращивания опийного мака, который уже стал для многих людей единственным источником средств к существованию. Афганистан стал центром мировой торговли опиумом.
IVВ первые несколько лет после вторжения 1979 года моджахеды почти не брали в плен советских солдат. Но позже они изменили свою тактику. Четыреста с лишним советских граждан, оказавшихся в плену в последующие годы войны, моджахеды использовали как для получения разведданных, так и просто в качестве рабов[128]. Сотни людей до сих пор остаются пропавшими без вести. Некоторые из советских пленных дезертировали сами, надеясь либо присоединиться к повстанцам, либо как-то пробиться на Запад. Многие были захвачены моджахедами, маскировавшимися под торговцев, а кого-то переманили продавцы наркотиков. Некоторые заключенные, подвергшись пыткам, были вынуждены принять ислам лишь ради того, чтобы спасти свою жизнь. Живя в горах в течение многих лет, пленники имели смутное представление о том, где они находятся, уже не говоря о том, как бежать из плена. Некоторые из них даже сражались вместе с моджахедами против своих советских войск.
После того, как ЦРУ допросило горстку бывших советских пленных, нескольким из них помогли перебраться за границу, но и там большинство из них ждала неспокойная жизнь. Многие из тех, кто остался в Афганистане, сделали так только потому, что психологически, а иногда и физически были неспособны возвратиться домой. Даже если кто-то пытался жениться и осесть на новом месте, это редко помогало им вернуться к более или менее нормальному душевному и физическому состоянию.
Нежелание командования 40-й армии принять меры по освобождению пленных во многом основывалось на традиционном советском подозрении ко всем военнопленным: если даже они не были предателями сначала, то их похитители «перевербовали» их позднее. Это только усугубляло их участь. Семьям некоторых пропавших без вести солдат сообщали, что те, якобы, погибли, и родственники хоронили пустые гробы, полагая, что в них находятся останки их ближних. Хотя нескольким пленным солдатам удалось переправить письма своим семьям, почти вся остальная информация была перехвачена и засекречена КГБ.
Работавшая врачом в больнице Ада Семенова жила на окраине Тбилиси, столицы Советской Грузии, когда ее сын Константин Габараев — атлетически сложенный и, к тому же, музыкально одаренный юноша — записался добровольцем в армию. После учебы в школе прапорщиков в Туркменистане, он был отправлен в Афганистан. Один коллега Семеновой, служивший военным врачом, намекнул ей, что он готов придумать диагноз, который освободил бы восемнадцатилетнего Костю от службы. Но когда она передала сыну это предложение, тот категорически отказался. «Это то, чему ты учила меня?» — спросил он свою молодую, кроткую мать. Она не стала его удерживать. В то время, когда с момента вторжения прошел только один год, Афганистан еще не казался настолько опасным местом службы, чтобы так уж беспокоиться. Костя уехал в Афганистан в мае 1981 года в качестве командира боевой машины пехоты в 201-й мотострелковой дивизии.
Со своей базы в Кундузе Габараев регулярно отправлял матери письма, описывая свою, в целом довольно скучную, караульную службу на электростанции. Она знала своего сына достаточно хорошо, чтобы понять, что он что-то недоговаривает о своих боевых операциях, и только позже узнала о его ранении в ногу. После полутора лет службы молодой человек начал писать о своих планах вернуться домой к мирной жизни и, самое главное, получить высшее образование.
