Вадим Гольцев - Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова

Еще до окончания Гражданской войны в Семиречье советская власть развернула большую агитацию среди анненковцев за их отказ от ухода в Китай, а затем — за возвращение тех, кто ушел с атаманом. Так, еще 14 января 1919 года Семипалатинский Облисполком принял Декрет № 250 об амнистии казакам и таранчинцам. Аналогичные декреты были приняты и другими органами советской власти.

Зная тяжелое положение рядовых анненковцев на чужбине и нарастающее желание большинства из них возвратиться в Россию, решено было обратиться к казакам с призывом разоружиться и возвратиться на родину. При этом красные рассчитывали на помощь китайских властей: обеспокоенные внезапно свалившимися с гор нахлебниками, те не собиралась их кормить и поить, терпеть неподчинение, пьяные загулы и дебоши. Учитывая все эти факторы, Уполномоченный Реввоенсовета Туркестанского фронта в Семиречье Д. А. Фурманов пригласил к себе бывшего командира Приилийского полка войскового старшину (в некоторых источниках его называют полковником) Бойко, прозябавшего в верненском плену вместе с шестью тысячами других белогвардейцев, сдавшихся в Капале, и предложил ему, как одному и авторитетнейших белых командиров, обратиться к казакам с открытым письмом и призвать их к возвращению в Россию. Неожиданно Бойко без всяких условий согласился. 6 мая 1920 года такое письмо было написано. Вот оно:

Братья казаки! Многие из нас бежали в 1918 году из Семиречья в Китай, в совершенно чуждое нам государство как по духу, так и по жизненным условиям; тогда многим пришлось вытерпеть много лишений. Мы бросили хозяйство, бросили своих родных, но это была не наша воля, не наше желание. Семиреченский фронт создался по тем же причинам, как и другие фронты, но, несомненно, усилился он благодаря действиям первых партизанских командиров, действия которых ныне порицаются советской властью. Действия бывших партизан-командиров заставили восстать некоторые станицы на защиту своих личных и имущественных прав, благодаря чему и обострилась братоубийственная гражданская война, которая длилась в Семиречье два года и унесла немало лучших молодых сил, которым уже нет возврата. Но ведь буря революции прошла не в одном Семиречье, а во всей России, только волна ее до нас докатилась позднее, чем в центре, так как мы слишком оторваны от центра, а потому и вполне понятно, что и война у нас закончилась позднее, чем на многих других фронтах. Правда, во время революции было немало жертв, но эти жертвы были неизбежны, как и во всей революции, не мы первые, не мы и последние переживали и переживаем это историческое событие.

В то время как в центре России и отчасти в Туркестане жизнь наладилась и начались работы по изживанию экономической разрухи, мы в Семиречье вели еще братоубийственную войну. Опять, повторяем, что это ввиду нашей оторванности. Но вот, наконец, докатилась и до нас эта волна — стремление к порядку.

Мы, находившиеся в городе Капале, когда к нам приехала делегация от Красной Армии с предложением сдать оружие, — мы, откровенно говоря, отнеслись с большим недоверием к тем сведениям о положении в России, в которых теперь уже убедились, а еще с меньшим доверием, что отношение лично к нам изменилось и что они пришли к нам не как враги, а как братья.

Вот когда был решен на другой день вопрос сдать оружие, то многие из нас, когда красные войска вошли уже в Капал, с затаенным дыханием ждали: «Что с нами будет?», но ничего с нами не было. Нас партиями отправили в Верный, где все мы в данное время и находимся. Казаки свыше 30 лет распущены на работы по своим станицам, а до 30 лет — мобилизованы.

Многие из офицеров уже поступили на службу в Гавриловке, Карабулаке и Верном. Может быть, многие из вас зададут вопрос: «Почему же так резко изменилось в Семиречье отношение к нам, казакам, когда еще не так давно (каких-нибудь полгода) по нашему адресу неслись угрозы?» Дело в следующем: в данное время центр позаботился и о нашей окраине и прислал своих революционных деятелей — опытных, видавших, как наладилась жизнь в центре и в Туркестане, которые приняли все меры и принимают, чтобы как можно скорее наладить нормальную жизнь, восстановить хозяйство, а также и урегулировать отношения между крестьянами, казаками и мусульманами.

В данное время в Верном начал работать Казачий отдел, состоящий исключительно из казаков, который принимает самые энергичные меры для выяснения: какие нужны средства для восстановления разрушенных хозяйств казаков, а пока как единовременное пособие для удовлетворения самых важных нужд испрашивает большой аванс. В данное время наши, казалось бы, бывшие враги, а теперь наши братья крестьяне, иначе к нам относятся, чем в 1918 году, в чем опять-таки не их была вина, а вина тех, кто хотел розни между нами и ими.

Настал момент забыть все прошлое. Заблуждалась как та, так и другая сторона! Пора начинать новую, дружную жизнь и общими усилиями создать благополучие страны. Продолжение же войны затянет восстановление хозяйства, это должен помнить каждый. К вам, братья казаки, обращаемся мы, которые вместе с вами рука об руку дрались против Красной Армии: забудьте все, что было началом войны, и придите на свои старые места, начните новую, тихую жизнь, идите смело и не бойтесь, что кто-нибудь вам будет мстить и наказывать. Нет этого, нет и не будет. Верно, что и здесь жизнь не так уж гладка, конечно, исключения есть, и, может быть, будут единоличные ошибки и проступки, но против них советская власть борется самым решительным образом.

Итак, братья казаки, забудьте все, сложите оружие, как сложили его мы. Идите к нам, и вы не ошибетесь, поверив нам.

Бывшие: командир Приилийского полка

войсковой старшина Бойко

командир Алотовского полка

войсковой старшина Захаров.

В Центральном государственном архиве Республики Казахстан хранится черновик этого письма. Он написан на обеих сторонах листов простым карандашом, крупным, размашистым почерком. В черновике много зачеркиваний и исправлений. Чувствуется, что авторы искренне хотели помочь своим боевым товарищам и, волнуясь, искали убедительные слова и выражения, чтобы те им поверили. На черновике — резолюция: «Вне очереди, отпечатать 500 листовок на белой бумаге четким шрифтом. Фурманов»{203}. Замечу, что Фурманов вообще придавал возвращению казаков большое значение. Это подчеркивалось и этим распоряжением о выделении 500 листов белой бумаги, что стоило тогда очень много, и все, в том числе и сам Фурманов, писали на различных обрывках, размерами бумажки для самокрутки.

Письмо было опубликовано в верненской газете «Правда» и напечатано в виде листовок-воззваний. Из числа пленных казаков были подобраны делегаты в Кульджу, к белым казакам. Их снабдили листовками и письмами к ним от их жен, отцов, братьев, детей. Ходоки ходили в Кульджу несколько раз, но казаки им не верили. Однажды один из них, Смурыгин, решился сходить в Верный и лично убедиться в том, что в листовках и в словах посланцев — правда. Через несколько дней Бойко, с ведома Д. Фурманова, направил в Кульджу письмо:

«Кульджу, казаку Андрееву,

Михаилу Исакову

копия:

Хоргос и Джаркент, военным

комиссарам гарнизона

Казак Василий Смурыгин прибыл в Верный. Жив и здоров. Прошу вас, братья офицеры, чиновники, казаки, солдаты возвратиться домой. Не верьте Щербакову, Сидорову, которые хотят удержать вас обманом, угрозой, они и нас, капальский гарнизон, также обманули, мы все живы, кто был арестован, амнистией освобожден. Мы послали к вам делегатами подъесаула Нестерова, вахмистра Шебалина, не дожидаясь их, немедленно выезжайте и не бойтесь, никто вас не обидит. Ждем. О переходе казаков военные комиссары должны немедленно доносить Верный, Управление Уполномоченного. 18 мая 1920 г. Войсковой старшина Бойко».

На письме, в подтверждение того, что он жив и здоров и с ним ничего не случилось, стоит подпись Смурыгина: «Василий Смурыгин»{204}.

Однако казаки выжидали и сомневались, и Фурманов подключает к делу Представителя внешотношений:

Джаркент. Представителю Внешотношений

тов. Лимарову

Работе посланных мною Нестерова и других я придаю большое значение. Необходимо оказать содействие в переходе их через границу для работы среди остатков белогвардейских казачьих отрядов, находящихся на территории Китая и желающих перейти нашу сторону. 26 мая 1920 г. Фурманов{205}.

Выполняя это распоряжение, работники представительств внешотношений в Кульдже, Чимпандзи и в других городах тоже пошли к казакам и развернули агитацию. Однако вместе с белоказаками через границу хлынули ушедшие в Китай участники восстания мусульман 1916 года, таким образом протестовавших тогда против мобилизации их на тыловые работы. Сначала их тоже принимали, но затем по экономическим соображением прием временно был прекращен. Эти действия советской власти вызвали мощный протест у мусульманских националистов — работников советских учреждений Джаркентского уезда. 26 мая уже знакомый нам Завсобпунктом Крейвис доносил из Джаркента Фурманову: