Вадим Гольцев - Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова
Узнав о прекращении борьбы с большевиками и отходе в Китай, в его отряд вливались части и подразделения, стоявшие гарнизонами по окрестным селам и станицам.
В Ргайтах отряд Анненкова встретился с частями, отходившими из Уч-Арала под командованием Денисова. Всего здесь собралось около 6 тысяч бойцов.
— На другой день, утром, — продолжает Анненков, — отряд был построен, и я спросил: «Кто желает остаться, выходите на десять шагов вперед!»
Вышло около двух тысяч солдат и офицеров. Со мной осталось четыре тысячи с лишком.
Последовавшие за этим события искажены советскими историографами и послужили основанием к обвинению Анненкова в уничтожении остававшихся в России солдат и офицеров.
Приказав войскам двигаться к границе, Анненков отправился в Чугучак. Цель поездки ни он, ни Денисов не сообщают, но, вероятно, Анненков через консула хотел решить вопрос о пропуске своих войск в Китай.
«Тут поднялся страшный ветер, поход сделался трудным. Все люди были голодны, лошади трое суток ничего не ели, — вспоминает Денисов. — Кто не попадал под ветры в Джунгарских воротах, тот не знает, что такое сильный ветер. Ветров — два: „Евгей“, дующий из Китая, и „Сайкан“, дующий со стороны озера Алакуль в обратном направлении. Оба внезапно врываются в ворота, образованные разломом Джунгарского хребта, и с ревом мчатся по узкому коридору, достигая скорости до ста километров в час! Они несут с собой песок, мелкие камни, вырванные с корнем кустарники, шлифуя каменное ложе ворот до зеркального блеска. И горе одинокому путнику, попавшему под ветер, — он обречен, если ему не повезет и он не найдет убежища! Даже современные автомобили не могут преодолеть эти ветры и могут быть легко остановлены и опрокинуты ими».
Поднявшийся ветер заставил Анненкова отказаться от посещения консула и вернуться к войскам. Это спасло остатки армии от разложения и гибели: вопрос о пропуске войск в Китай все равно положительно решен не был бы, а войска в сложившихся условиях как никогда нуждались в крепкой руке и в жестком руководстве.
«К вечеру отряд, значительно уменьшенный, подошел к горам, — пишет Анненков. — Суровые, занесенные снегом, они неприветливо встретили партизан, высылая на них сильные порывы ветра. Но не особенно боятся партизаны. По узкой щели, по грудь в снегу они поднимаются все выше и выше, втаскивая артиллерию, снаряды, автомобили. Раньше здесь редко проезжали киргизы, а сейчас — целая вереница обозов прокладывает себе дорогу в снегу. Это — действительно партизанский обоз. Патроны, снаряды, кое-где — мука и ничего лишнего. Трудный путь. На скалы приходится вытаскивать 250 пудов тяжелых пушек.
Над вползающей в ущелье колонной, благо уходивших никто не преследовал, висели гвалт и мат, раздавались команды, ржание лошадей, а в период редкого затишья прорывался скрип колес повозок и пушек.
Но чем глубже уходили войска в горы, тем уже и круче становились тропы. По их обочинам завиднелись уже брошенные впереди идущими подразделениями повозки и даже пушки. Вскоре движение колонн сопровождало уже только угрюмое сопение людей и животных».
Слово Денисову:
«Анненков уехал вперед для того, чтобы произвести разведку, где можно остановиться. Шли, кажется, день, два, три и втянулись в Чулакскую щель, на перевале Селькей[78].
Вытянувшись туда, в эту щель, верст на десять — пятнадцать, артиллерия сразу остановилась, увидев, что там растет трава, а лошади голодные.
Лейб-Атаманский и Оренбургский полки пошли дальше, я остался с артиллерией. Потом, когда части двинулись в эту щель, во всех полках шли разговоры, что им не нравятся такие остановки. Со стороны многих было желание уйти из отряда Анненкова.
Примерно 30 марта то, что осталось от войск, подошло к перевалу Сельке. Анненков отдал дополнительный приказ, в котором говорилось: „Мы подошли к китайской границе. Китайцы нас не пускают за границу, видимо, придется здесь ждать, но желающих уйти не задерживаю“.
Здесь было больше желающих уйти в Китай, но и в Китай не пускали. И вот эти группы хотели обойти китайские посты и пробраться в Кульджу. В это время инженерный полк подложил мину и взорвал громадную скалу у входа в щель. Я видел эту скалу. Она совершенно завалила дорогу. После взрыва мы никого не выпускали. У нас стояли заставы и сменялись через три дня…
„Теперь ни к нам, ни от нас нет пути, — пишет Анненков. — У завала — небольшой караул. Он сдержит тысячи наступающих. Теперь не опасно“.
Атаман догнал отряд. Радостно его встречают партизаны, не видавшие его несколько дней. С новыми силами они берутся за работу. Атамана уже нет. Он уже за границей, у калмыков старается купить побольше хлеба. Хитрые азиаты сознают свою силу и ломят, что хотят. Ничего не поделаешь, нужно покупать, чтобы поддерживать силы обитателей „Орлиного гнезда“, высоко сидящих за облаками в снегу, но недолго калмыки снабжали нас хлебом. Прибыли из Кульджи косоглазые потомки и закрыли границу. Правда, они при появлении нашего разъезда трусливо бежали, но позволять ничего не позволяют».
Несмотря на неоднократные поездки Анненкова в Китай для получения разрешения на интернирование, китайцы стояли на своем и войска не пропускали. Остатки армии Анненкова оказалась в каменном мешке в изоляции от всего мира: красные боялись сунуться в горы, а анненковцы — на равнину. Возникло своеобразное мирное сосуществование.
Весь апрель Анненков вел переговоры с китайцами об интернировании, по условиям которого его отряд должен был полностью разоружиться и сдать им оружие. Однако полностью разоружаться Анненков не собирался. Надеясь на возвращение в Россию для продолжения борьбы с Советами, часть оружия он закопал в схронах, другую подготовил к скрытному перемещению через границу. О деталях этой операции свидетельствовал на суде Вордугин:
«Перебежчики рассказывали мне о расстрелах на границе. При переходе границы Анненков хотел сохранить оружие. С этой целью в щелях выкапывались ямы и закапывалось оружие. А потом тех, кто закапывал, уводили и расстреливали. Таким образом соблюдалась совершеннейшая тайна».
Эти показания Вордугина тут же убедительно опроверг сам Анненков, так что верить тому нет никаких оснований: сам он в горах с Анненковым не был, а те, кто был, о расстрелах солдат, прятавших оружие, ничего не говорят. Это — легенда, переданная Вордугиным с чужих слов.
Под перевалом Сельке Анненков простоял больше месяца. Люди питались в основном непросоленной кониной, болели, слабели кони. Все переговоры Анненкова с китайскими властями о пропуске его войск в Китай кончались безрезультатно. Как установлено, на это были особые причины, о которых я скажу позже.
С уходом Анненкова в горы и с падением Капала Семиреченский фронт ликвидировался. 14 апреля 1920 года командующий войсками Туркестанского фронта М. М. Фрунзе в письме к Ленину образно описал это событие: «Последняя заноза в теле фронта — Северо-Семиреченский район — ныне благополучно вынута»{185}.
Оговорщина
Обвинения белых атаманов в расстрелах при отступлении в Китай части своих войск, не пожелавшей уходить с ними, не единичны. Такая легенда гуляла в свое время по Забайкалью. В ней утверждалось, что так поступил атаман Г. М. Семенов. Там этой легенде даже поставлен памятник, и пассажиры, следующие поездами на станцию Забайкальск (с 1929 года — Отпор, а еще ранее — 86-й разъезд, значащийся под последним названием во всех работах, посвященных Гражданской войне в Забайкалье), могут наблюдать его с левой стороны по ходу поезда, вскоре после станции Даурия. Название местности, где установлен этот памятник, — Долина смерти — тоже связано с этой легендой. Но документальных сведений о расстреле здесь Семеновым своих соратников я, прослуживший в тех краях тринадцать лет, встречавшийся с бывшими красными партизанами и белоказаками, перерывший массу литературы, не нашел. Коренные забайкальцы Константин Седых и Василий Балябин в своих, во многом документальных, романах о Гражданской войне в этих краях, «Даурия» и «Забайкальцы», не упустили бы это яркое событие и обязательно описали бы его, если бы оно имело место. Но честные писатели эту легенду в свои произведения не пустили.
Такой же легендой является и расстрел Анненковым своих бойцов, остающихся в России. Эту легенду сочинил или, скорее всего, притянул из Забайкалья и приспособил для условий Семиречья первый следователь по делу Анненкова — Матрон. С его подачи эта легенда вошла и в обвинительное заключение по делу. В нем живописалось:
«Изъявившие желание вернуться в Советскую Россию были раздеты, потом одеты в лохмотья и в момент, когда они проходили ущелье, были пущены под пулеметный огонь Оренбургского полка».
Властям творчество Матрона пришлось по душе, и они обязали органы ОГПУ во что бы то ни стало добыть хотя бы косвенные данные для материализации этой легенды в событие. Но все старания семиреченских чекистов найти непосредственных свидетелей расстрела успехом не увенчались: их просто и не могло быть!
