Нас называли ночными ведьмами - Ракобольская И.
А кассету вооруженцам пришлось молотком выколачивать из замка - ушко погнулось».
* * *
Погода - штормовая. Гудит Азовское море. Сильный северовосточный ветер гонит наши По-2 на цель с такой скоростью, что они мчатся как истребители. Зато назад ползут целую вечность. [260]
Клава Рыжкова за шесть вылетов порядком вымоталась. Из-за нависшей над целью облачности приходилось бомбить с высоты 500 метров, и зенитки не жалели снарядов. К тому же штурман Хиваз Доспанова, видно, нервничала, потому что в переговорном устройстве беспрерывно звучал ее высокий голос. После госпиталя Хиваз каким-то образом сумела уговорить командира полка и получить разрешение на полеты. Теперь ей бывает очень трудно: после переломов обе ноги стали короче. Но она крепится, по-прежнему хохочет и поет.
- Ветер усилился, - говорит она Клаве. - Ты видишь, какой тут цирк! Весь полк собрался! Целое представление…
На земле непрерывно горит посадочный прожектор. С зажженными навигационными огнями По-2 ходят по кругу. На последней прямой снижающийся самолет летит так медленно, что, кажется, можно идти с ним рядом и он не обгонит тебя. Дождавшись своей очереди, Клава зашла на посадку. Едва колеса коснулись земли, как самолет окружили техники и, удерживая его за крылья и стабилизатор, стали сопровождать к стоянке.
- Полеты запретили! - крикнули Клаве.
Наконец, самолет в безопасности, весь опутан тросами, закреплен на месте. От стоянки до обрывистого берега всего несколько шагов. Клава спохватилась: нет Хиваз.
- Хиваз, где ты?
Она нашла ее в сторонке. Согнувшись, Хиваз сидела на пустом ящике из-под бомб и плакала.
- Очень ноги болят… Не выдержала… Сейчас пройдет…
Вместе они отправились домой. Порывы ветра сбивали с ног.
Рядом стонало, бушевало море. И казалось, что это на высоком берегу стонут бедные По-2…
* * *
Катерлез - один из укрепленных районов немцев под Керчью. Отбомбившись по цели, штурман Саша Акимова перенесла свое внимание на прожекторы, пытаясь подсказать летчице Кате Пискаревой, [261] куда от них уйти. Но Катя действовала по своей схеме: применила излюбленный свой прием - скольжение. Однако на этот раз самолет держали пять прожекторов и скольжение не помогло: По-2 так и остался в лучах.
- Возьми курс 50, с попутным ветром быстрее выйдем.
В этот момент трасса пуль крупнокалиберного пулемета полоснула по самолету, задев мотор, который захлебнулся, чихнул два раза и затих. Катя перешла на планирование. Саша напомнила:
- Высота 700 метров. Больше не скользи, а то и эту потеряем.
Прожекторы один за другим оставили самолет и переключились на другой По-2, который приближался к цели и еще не успел сбросить бомбы.
- Сколько минут до Жуковки? Дай точный курс, - попросила Катя.
У поселка Жуковка на побережье Керченского пролива была оборудована небольшая площадка, куда садились подбитые в Крыму самолеты. Там же дежурили два техника, которые могли произвести несложный ремонт.
- Держи 40. Лететь восемь минут или меньше: ветер попутный, сильный.
Самолет снижался. Попутный ветер помогал быстрее долететь до площадки. Обе всматривались в темные очертания берега.
- Дай красную ракету. Придется садиться с попутно-боковым.
Внизу немедленно включили посадочные огни. Катя заходила с явным промазом: сильный ветер мешал точно рассчитать посадку… Слева промчалось посадочное «Т», а высота еще есть. Она слегка подскользнула, наконец колеса коснулись земли - толчок… и самолет резко клюнул носом, уткнувшись мотором в какую-то траншею или яму. Обе сильно стукнулись лицом о приборную доску.
- Долетались, - почему-то радостно сказала Катя, трогая рассеченный лоб. - Ты как, а? Штурман!
В ответ Саша выплюнула на ладонь передний зуб. С трудом ворочая языком, произнесла:
- Н-ничего…
К ним уже бежали со старта… [262]
* * *
Ночью немцы бомбили аэродром «братцев». Саша Громов был дежурным по полетам. Все, кто был на старте, бросились рассредотачивать самолеты. Бомбы падали, и дрожала земля от взрывов. После короткого перерыва - снова бомбежка. Ребята прятались в воронках.
Спасая самолеты, Саша бегал по полю и прыгнул в воронку слишком поздно: его ранило осколками. Ранило тяжело…
Всех пострадавших увезли в Краснодар, в госпиталь. На следующий день я полетела туда. На большом Краснодарском аэродроме я порулила в ту сторону, где стояли брезентовые палатки с красным крестом. Оказалось, раненые были еще здесь, в палатках.
У Саши было самое тяжелое ранение - в руку и поясницу. Он лежал на животе и не мог ни поворачиваться, ни даже шевелиться. Бледный, с огромными глазами, глубоко запавшими, он приподнял с подушки голову и попытался улыбнуться.
- Саша, как ты себя чувствуешь?… Тебе очень больно?…
Я опустилась на колени, чтобы ему не нужно было поднимать голову.
- Ничего… Все будет в порядке.
Вопросы были глупые. И так было видно, что ему очень плохо. На лбу у него бисером выступили капельки пота. Мне хотелось плакать. Еще недавно мы с ним ходили по обрывистому берегу, радовались, что освобожден наш Киев. И вот он лежит неподвижно, сильный, большой Сашка, лежит с глубокой раной, совсем беспомощный… Я проглотила слезы, но губы мои задрожали, когда я хотела что-то произнести…
- Ты не смотри на меня… так… Сашка еще летать будет…
- Ну конечно будешь. Только выздоравливай…
Он прикрыл глаза. Я поцеловала его в холодный лоб.
- Я прилечу к тебе, Саша… Держись… До скорой встречи.
А через несколько дней он умер. От гангрены. Рана оказалась слишком глубокой: были повреждены внутренние органы.
- Был Сашка, и нет его… - повторял он, лежа на животе и глядя в окно на кусочек синего неба, где, он знал, ему уже никогда не бывать…
* * *
Первый морской десант на Керченский полуостров оказался неудачным. Поднялся шторм, и в открытое море унесло катера, тендеры, мотоботы, на которых плыли десантники. Мы получили задание - искать их в море. Азовское море разбито на квадраты. Воображаемые, конечно. И наши По-2 летают по квадратам. [263]
Штурман Нина Реуцкая внимательно всматривается в море. Летим над самой водой - высота не больше тридцати метров. Для хорошего обзора надо бы повыше, но сверху, как огромный пресс, давят на самолет низкие свинцовые тучи, прижимая его к воде.
- Пора разворачиваться, - говорит штурман.
Теперь мы летим параллельно берегу, километров в сорока от него. Сыро. Моросит мелкий дождь. Мы продрогли. А кругом бескрайнее серое море в мелких волнах, от которых рябит в глазах и кружится голова.
Я смотрю на однообразную поверхность моря и теряю представление о высоте. Мне вдруг кажется, что обычные небольшие волны - это огромные валы и что лечу я слишком высоко. Нужно бы спуститься ниже, но я знаю: ниже нельзя, потому что на самом деле мы летим низко. Стрелка высотомера колеблется где-то между цифрами 20 и 30.
В голову лезут глупые мысли: чуть отдать от себя ручку управления - и самолет нырнет в воду… Слышу неуверенный голос штурмана:
- Наташа, вон слева, похоже, что-то темнеет, видишь?
Мы летим к тому месту, где Нине что-то померещилось - ничего. Волны, волны. Серое море, серое небо… А где-то они ведь есть, пропавшие тендеры. И там люди, без пищи, возможно, раненные.
Ищем упорно, настойчиво, день, два… Потом оказалось, что их прибило к берегу где-то далеко от того района, в котором мы искали. На тендерах было перебито управление. Среди десантников многие еще были живы.
