Алексей Шишов - Твердыни России. От Новгорода до Порт-Артура
Главный инженер был, пожалуй, во всем доволен работой капитана Мельникова и его подчиненных. Саперы и землекопы-пехотинцы показывали завидное рвение, мужество и необыкновенную сметливость в подземных трудах.
Поразителен следующий факт подземных событий на 4-м бастионе. После семимесячной подземной войны французы, при всем огромном объеме проделанных работ, по существу, оставались на том же месте, где были раньше.
В направлении контрэскарпа 4-го бастиона французам оставалось пройти всего 50 метров. Но с какой бы стороны они ни вели свои подкопы, они всюду оказывались взорванными подведенными минами русских. Так защитники бастиона отразили все вражеские попытки взорвать себя.
То, что французы проиграли минную войну против 4-го бастиона, как считается, имело два немаловажных последствия. В течение всего лета 1855 года те же французы так и не рискнули пойти на штурм этого крепостного укрепления осажденного Севастополя. И второе — этот проигрыш в войне под землей стал одной из причин переноса тяжести борьбы на левый фланг русской оборонительной линии — на Малахов курган и 2-й бастион.
Один из отечественных исследователей крепостных войн, В.В. Яковлев, отмечал в истории обороны Севастополя следующее:
«Иностранные авторы изумлялись русским минным работам, ставили их выше французских, указывали, что велись они "с самой непреклонной силой воли и самым неутомимым трудолюбием", соединенным со знанием дела.
Особенность русских минных работ заключалась в их наступательной тактике: русские контрмины не только задерживали ход подземных работ атакующего, но даже отодвигали их постоянно назад, так что скорее эти контрмины можно было принять за наступательные мины атаки, чем за оборонительные мины обороны, — это беспримерный случай в истории подземной войны».
Контрминная борьба, но с гораздо меньшим размахом велась у редута Шварца, 5-го бастиона и впереди Малахова кургана. Здесь подземные работы приводили не только к ликвидации вражеских мин, но и задерживали осадные работы французов на поверхности земли. Они были постоянно в страхе от того, что русские подорвут их апроши.
В конце осады была предпринята попытка минирования укреплений Малахова кургана, однако сделать это не удалось по следующей причине. Подвезенные для этой цели по бухте три тонны пороха взорвались от случайного попадания в шаланду неприятельской ракеты. Однако среди французских солдат, штурмовавших Малахов курган, упорно ходили слухи, что противник заминировал эту высоту.
Впрочем, специалисты считают, что начни защитники Малахова кургана работы по созданию подземной контрминной системы на месяц-два раньше, штурмующие французы могли прорваться к нему с гораздо большими потерями в людях. Или не прорваться совсем из-за страха системных взрывов мощных пороховых мин.
В ходе обороны Севастополя под землей пороха в подведенных минах было взорвано поразительно много. Французы взорвали мин: перед 4-м бастионом — 107 (почти 60 тонн пороха), перед редутом Шварца и 5-м бастионом — 11 (6,5 тонн пороха) и перед Малаховым курганом — 3 мины (1,5 тонны пороха). Русские (соответственно): перед 4-м бастионом — 83 мины (всего 10, 5 тонн пороха), перед редутом Шеварди — 11 мин (почти две тонны пороха), перед Малаховым курганом — ни одной мины.
...Союзники усиленно готовились ко второй бомбардировке Севастополя. Возводились новые осадные батареи, из портов Англии и Франции прибывали транспортные суда с боеприпасами и прочими военными грузами. Был перевезен морем турецкий корпус Омер-паши силой в 18 тысяч пехоты при 30 полевых орудиях.
Успешность бомбардировки города и сила ответного огня во многом зависели от расхода артиллерийских снарядов и их запасов. Союзники имели на своих батареях 482 орудия. Русские противопоставить им могли только 466 орудий. Остальные были малых калибров и недостаточной дальности стрельбы, поэтому участвовать в контрбатарейной борьбе им не приходилось.
При такой примерной равности орудийных стволов решающее значение имели калибры пушек и мортир. Вот здесь-то англо-французы имели большое преимущество. Общий вес одного залпа их осадной артиллерии составлял 12 тонн металла, русской артиллерии — 9,4 тонны, то есть почти на 25 процентов меньше.
Во второй бомбардировке Севастополя сказались и накопленные за зиму запасы артиллерийских зарядов. Запас выстрелов на одну пушку французы имели 600, англичане — 500, а русские — только 150. На одну мортиру французы имели 350 выстрелов, а англичане — 250. Русские же на одну пятипудовую мортиру имели всего по 25 выстрелов, на полупудовую —100 выстрелов.
Снабжение союзного осадного лагеря под Севастополем заметно улучшилось после того как 28 марта было открыто движение по построенной ими узкоколейной железной дороге от Балаклавы к осадному артиллерийскому парку.
Вторая бомбардировка Севастополя длилась десять дней. На русские батареи за эти дни было подвезено 47,5 тонн пороха. В среднем это составляло 16 тысяч артиллерийских выстрелов, то есть половину того, что французы выпустили за первый день бомбардировки.
Поэтому по мере истощения боеприпасов на батареях Южной стороны пришлось брать заряды с береговых батарей и у флота — всего около 16 тысяч зарядов. Батареи Северной стороны и черноморские корабли отдали в те дни весь имевшийся запас пороха.
Дело доходило до того, что приходилось изготавливать артиллерийские заряды из ружейных патронов, то есть не из пушечного, а ружейного пороха. Таким образом было изготовлено 2 тысячи зарядов.
За время второй бомбардировки, с 9 по 18 апреля включительно, запас выстрелов на русских батареях сухопутного фронта составлял 112 тысяч выстрелов. Из них за десять дней было выпущено 88 700, то есть почти все, исключая неприкосновенный запас на случай штурма Севастополя.
Союзники за это время произвели вдвое больше выстрелов — 168 700. Львиная доля из этого количества пришлась на артиллерию французов, которая сделала 130 тысяч выстрелов.
Командование и французов и англичан намеревалось силой огня орудий крупных калибров подавить русские батареи.
После этого и планировался общий штурм Севастополя. Однако генеральный приступ, назначенный на 17 апреля, не состоялся: подавить систему артиллерийского огня русских союзникам так и не удалось.
Однако мощь огня осадных батарей нанесла севастопольским укреплениям серьезные разрушения. Особенно пострадали 4-й бастион, Камчатский люнет, Селенгинский и Волынский редуты. Последние к концу светового дня походили больше на груду развалин, чем на фортификационное сооружение. Повреждения устранялись в ходе ночных работ.
Теперь союзники вели обстрел крепостных укреплений и по ночам. Делали они это из крупнокалиберных мортир. Под этим огнем и «чинились» бастионы, редуты, люнеты и батареи: возобновлялись разрушенные валы, отрывались засыпанные землей орудия, подбитые заменялись новыми.
Вторая бомбардировка ослабила сильно только 4-й бастион: часть его стены обрушилась в ров, уже не говоря о других разрушениях. Французы, находившиеся от него в те дни в сотне шагов, на штурм все же не решились: они опасались его разветвленной контрминной системы. Но они понимали и другое: с падением 4-го бастиона русским нельзя было держаться на соседнем, 5-м, бастионе. Тотлебен писал о тех днях:
«С падением же 4 и 5-го бастионов, командовавших целым городом, дальнейшая оборона Севастополя сделалась бы совершенно невозможною».
В ходе второй бомбардировки защитники морской крепости потеряли 5986 человек, выбывших из строя. Союзники— 1852 человека.
...Неудача второй бомбардировки, которая привела к отказу от назначенного штурма, заставила командование союзной армии изменить тактику борьбы за Севастополь. Было решено продолжить осадные работы и подвести апроши как можно ближе к укреплениям противника. Усиленные земляные «копания» начались по всему фронту противостояния.
Французы главный упор сделали на «подход» к 4-му бастиону и редуту № 1 (Шварца). Тотлебен, незамедлительно прибывший туда, сразу понял всю серьезность складывающейся ситуации. Помешать минным работам французов в ночное время, да и днем оказалось делом невозможным: перед бастионом и редутом образовалось много «мертвого» пространства, которое нельзя было поражать действенным артиллерийским огнем.
Поэтому Тотлебен предложил здесь (и в ряде других мест) начать сооружать линии ложементов. Создание такой системы крепостных сооружений началось сперва у редута Шварца, который оказался в самом невыгодном положении в ходе начавшихся новых осадных работ французов.
Непростреливаемую площадку перед редутом было решено занять ложементами, выкопав их на расстоянии в 150 метрах от укрепления и всего в 100 метрах от земляных работ неприятеля. Так как линия этих ложементов проходила ближе к траншеям французов, чем к своей оборонительной линии, то решили в 50 метрах за ней построить вторую линию, где в бою могли бы размещаться резервы для поддержки стрелков первой линии в случае нападения на них.
