Томас Лоуренс - Восстание в пустыне

Приблизившись, мы услышали стрельбу впереди себя на Семне, постепенно поднимающемся валу, прикрывающем Маан. Отряды наших войск осторожно взбирались по его склону и останавливались у вершины. Очевидно, они уже взяли Семну. Мы продвинулись вперед, на новую позицию. На ее ровном склоне нам встретился верблюд с притороченными к нему носилками. Ведущий животное человек сказал:

— Мавлюд-паша, — и указал на свою ношу.

Я подбежал с криком:

— Неужели Мавлюд ранен?

Мавлюд-паша эль-Мухлюс являлся одним из лучших офицеров армии, а также преданнейшим нам человеком.

Он ответил слабым голосом из носилок:

— Да, Лоуренс-бей, действительно, я ранен, но, благодарение Богу, несерьезно. Мы взяли Семну.

Я сказал, что направляюсь туда. Мавлюд, почти лишившийся способности видеть и говорить (снаряд перебил ему берцовую кость выше колена), в лихорадке нагнулся над краем носилок, указывая на ряд пунктов для организации обороны горы.

Когда мы прибыли туда, турки начали засыпать местность снарядами. Вместо Мавлюда командовал Нури Сайд, спокойно стоявший на вершине горы.

Я спросил, где находится Джафар. Нури ответил, что в полночь он должен был атаковать Джердун. Я рассказал ему о ночных вспышках, которые, должно быть, обозначали успех Джафара. Пока мы радовались, прибыли гонцы с донесением о захвате пленных и пулеметов, а также об уничтожении вокзала и трех тысяч рельсов. Такая блестящая удача на многие недели укрепила Северный фронт.

Затем Нури рассказал мне, что накануне на рассвете он кинулся на станцию Гадир-эль-Хадж и разрушил ее, а также пять мостов и тысячу рельсов. Таким образом, и Южный фронт был укреплен.

Поздно днем наступило мертвое затишье. Обе стороны прекратили свою бесцельную бомбардировку. Говорили, что Фейсал двинулся на Ухейду.

Мы пересекли маленькую разлившуюся речку возле временного госпиталя, где лежал Мавлюд. Махмуд, рыжебородый смелый врач, считал, что обойдется без ампутации. Фейсал находился на вершине горы, на самом краю ее, чернея в лучах солнца. Я опустил перед ним своего верблюда на колени.

Фейсал протянул ко мне руки и воскликнул:

— Во имя Бога, хороши ли вести?

Я ответил:

— Хвала Богу, дающему нам победу.

Он затащил меня в свою палатку, чтобы мы могли обменяться информацией. Фейсал слышал от полковника Алана Доуни о британской неудаче под Амманом больше, чем я. Он рассказал мне о вызванном скверной погодой замешательстве и о том, как Алленби телефонировал генералу Ши, сопровождавшему Четвуда, и принял одно из своих молниеносных решений, чтобы положить конец потерям. Мудрое решение, хотя оно глубоко нас уязвило. Полковник Джойс находился в госпитале, но быстро поправлялся, а Доуни стоял в Гувейре, готовый выступить на Мудоввару со всеми бронированными автомобилями.

Фейсал спросил меня о Семне и Джафаре, и я рассказал ему все, что знал, сообщив мнение Нури о дальнейших перспективах. Нури жаловался мне, что люди абу-тайи в течение всего дня ничего для него не сделали. Ауда отрицал это, и я напомнил ему историю нашего первого захвата плоскогорья, а также то, как я едко высмеивал их за нападение на Аба-эль-Лиссан. Мой рассказ оказался для Фейсала новостью. То, что я помянул старое, глубоко оскорбило старого Ауду. Он запальчиво поклялся, что сегодня старался изо всех сил, но условия не благоприятствовали его племени. Видя, что я не верю его словам, он резко вышел из палатки.

Я провел следующие дни в наблюдении за операциями. Люди абу-тайи захватили два аванпоста к востоку от станции, а шейх Салех Ибн Шефиа взял бруствер с одним пулеметом и двадцатью пленными. Эти выигранные схватки позволили нам беспрепятственно окружить Маан, и на третий день Джафар собрал всю артиллерию на южном кряже, а Нури Сайд повел отряд на штурм железнодорожной станции. Но когда он добрался до нее, его прикрытие из французских орудий прекратило стрельбу. Мы блуждали на фордовском автомобиле, стараясь не отставать от движущегося вперед отряда, как вдруг нас встретил Нури, в полном облачении и перчатках, покуривавший свою трубку. Он послал нас обратно к начальнику артиллерии капитану Пизани[80] с настоятельной просьбой о помощи.

Мы нашли Пизани в отчаянии, так как все снаряды уже вышли. Он сказал, что умолял Нури не предпринимать атаки в такой момент, когда у него истощились запасы.

Нам ничего не оставалось, как слушать залпы, которыми осыпали наших людей из железнодорожной станции. Дорогу устилали скорчившиеся фигуры в хаки, и глаза раненых, блестящие от страданий, пристально следили за нами, словно обвиняя нас во всем. Их изувеченные тела содрогались.

Мы все видели и понимали, но все казалось нам беззвучным: сознание нашей неудачи отняло у нас слух.

Впоследствии мы признавались, что никогда не ожидали такой отваги от нашей пехоты, бодро сражавшейся под пулеметным огнем и умело использовавшей каждое укрытие. Они так мало нуждались в руководстве, что погибли лишь три офицера. Маан доказал мне, что арабы достаточно решительны и без понуканий англичан. Таким образом, наше поражение оказалось ненапрасным, облегчив нам составление дальнейших планов.

Наутро 18 апреля Джафар благоразумно решил, что он не может допустить дальнейших потерь, и отступил к позициям у Семны. Будучи старым школьным товарищем турецкого командира, он послал ему с парламентером письмо, предлагая сдаться. Ответ гласил, что тот согласился бы, если бы не имел приказа сопротивляться до последнего патрона. Джафар предложил временную приостановку военных действий. Но турки не давали ответа, пока Джемаль-паша не подтянул войска от Аммана, отбил Джердун и переправил обоз с провиантом и боевыми припасами в осажденный город.

Однако железная дорога бездействовала еще в течение долгих недель.

Доуни атакует Тель-Шахм

Я немедленно сел в автомобиль, чтобы присоединиться к Доуни. Я беспокоился, как он проведет первую битву в условиях партизанской войны с таким чрезвычайно сложным видом оружия, каким является бронированная машина. Доуни не знал арабского языка, так же как капитан Пик и доктор Маршалл. Его войска состояли вперемешку из англичан, египтян и бедуинов. Итак, после полуночи я въехал в его лагерь над Тель-Шахмом и деликатно предложил ему свои услуги в качестве переводчика.

К счастью, он приветливо меня встретил и повел вдоль линии фронта. Мне открылось удивительное зрелище.

Автомобили были расставлены и огорожены в одном месте, броневики — в другом. Снаружи стояли часовые и пикеты с пулеметами наготове. Даже арабы занимали тактическую позицию позади горы, находясь в резерве, но оставаясь невидимыми и неслышимыми. Каким-то колдовством шериф Газаа и сам Доуни удерживали их там. У меня чесался язык сказать, что единственное, чего недостает, — это врага.

Когда в беседе Доуни развернул свой план, мое восхищение усилилось. Он уже приготовил оперативные приказы, точно установив начальные моменты бомбардировок и последовательность передвижений.

Каждая часть армии получила определенное назначение. Мы атакуем «открытый пост» на заре (броневики), используя выгодное местоположение холма. Автомобили с закрытыми глушителями захватят вокзал до наступления дня и займут окопы. Затем тендеры 1 и 3 взорвут мосты, обозначенные на оперативном плане А и В при начальном моменте действия в 1 ч. 30 м., в то время как автомобили двинутся на «пост у скал» и при поддержке шерифа Газаа и арабов внезапным штурмом возьмут его (начальный момент действий 2 ч. 15 м.).

Капитан Горнби двинется за ними со взрывчатыми веществами в «тальботах» № 40531 и 41226 и взорвет мосты D, Е и F, пока отряд будет завтракать. После завтрака, при начальном моменте действий, точно в 8 ч., соединенные силы атакуют южный пост: египтяне с востока, арабы с севера под прикрытием дальнобойного пулеметного огня с автомобилей и десятифунтовых пушек, расположенных на наблюдательном холме. Пост падет, и отряд перенесет свои силы к станции Тель-Шахм, которую будут бомбардировать с северо-запада пушки, а сверху — аэропланы. Последние вылетят с равнин Рамма (при начальном моменте действий в 10 ч.). С запада же перейдут в наступление броневики. За автомобилями последуют арабы, в то время как Пик со своим корпусом из верблюдов спустится с южного поста. «Станция будет взята в 11 ч. 30 м.» — гласил план, под конец становившийся смешным (именно тут он не удался, так как турки, очевидно не зная о нем, поспешили и сдались десятью минутами раньше).

На заре мы увидели, как автомобили безмолвно вкатываются в сонные песчаные траншеи и оттуда выбегают пораженные турки с поднятыми вверх руками. Горнби ринулся на своих двух «роллс-ройсах», подложил под мост А сто фунтов пироксилина и уверенно взорвал его. Грохот чуть не выбросил Доуни и меня из нашего третьего тендера, в котором мы сидели, величественно любуясь всем происходящим.