Юлия Кантор - Прибалтика: война без правил (1939—1945)
Противником автономии был и министр иностранных дел Германии И. Риббентроп. Как и другие приверженцы жесткой линии, в декабре 1943 г. он говорил, что необходимо прекратить любые политические дискуссии о государственно-правовом положении генеральных округов Латвия и Эстония.
Взамен идей национальной автономии германские власти предложили латышам идеи немецкого национализма. СД инспирировало создание пронацистской латышской националистической организации «Лидумниекс». В соответствии с уставом «Лидумниекс» ее действие распространялось на всю территорию Латвии, резиденция размещалась в Риге. Цель организации: способствовать развитию национальной культуры, знакомить с ней другие народы, разъяснять латышскому народу, что влияние евреев, большевиков и масонов наносило вред латышской культуре. Организация должна была укрепить в латышском народе стремление к борьбе против евреев и большевиков. Предполагалось создать филиалы, выступать с лекциями, организовывать концерты, учреждать стипендии для активистов, выпускать газеты. Руководили деятельностью «Лидумниекс» немецкие власти. По их мнению, многие латыши хотели бы сотрудничать с немцами, и этим нужно воспользоваться. Учреждение организации, равно как и приостановление ее деятельности, разрешалось только по указу немецких властей. Членами сразу после создания стали порядка 2000 человек{415}.
Позже аналогичную организацию создали уже из русских. Был издан приказ имперского генерального комиссара от 21 ноября 1943 г. об образовании русской националистической организации в Латвии с так называемым доверенным лицом при немецких властях. Это лицо, с одной стороны, должно было отстаивать интересы русского меньшинства, а с другой — помогать немцам в проведении национальной политики. Генеральный комиссар назначал доверенное лицо, которое в свою очередь, по договоренности с генеральным комиссаром назначало себе помощников. Эта организация освобождалась от всех налогов, финансировалась за счет фондов русского национального меньшинства. Ликвидирована она могла быть «доверенным лицом» по соглашению с генеральным комиссаром по приказу последнего. Организация была обязана поддерживать действия «доверенного лица»{416}.
В целом же нацисты стремились культивировать у латышей резко негативное отношение к русским, которых в Латвии до 1940 г. проживало более 200 тыс. (В 1941 г. это количество увеличилось за счет приехавших из «старых» республик СССР.) Русские как «неполноценные славяне» в расовой иерархии нацистов стояли еще ниже латышей и к тому же «были заражены вирусом большевизма». Немцы, особенно в 1941 г., стремились создать у латышей представление о русских как о губителях латвийской государственности, так и противниках немецкого «нового порядка»{417}.
В феврале 1944 г. Розенберг посетил Ригу, чтобы встретиться с руководителями Остланда, и затем совершил поездку по генеральным округам — Латвии, Литве, Эстонии{418}. Руководители самоуправлений попытались вновь поднять вопрос об автономии. Но Розенберга больше интересовали вопросы сельхозпроизводства и выполнения плана по поставкам продовольствия вермахту и в тыловые районы Рейха. Рейхсминистр остался недоволен: количество мясных и молочных поставок было недовыполнено (например, по мясу — на 30%, по маслу — на 90%). «В деревнях остались большей частью женщины, военнопленные и эвакуированные, среди которых ходят слухи о призыве их в армию»{419}. Местное немецкое руководство настаивало на необходимости ужесточения наказаний за недопоставки сельскохозяйственной продукции рейху, невзирая на то, что к этому времени значительная часть населения жила практически впроголодь. Кроме того, Розенбергу сообщили еще одну неприятную новость — среди населения Латвии на фоне неудач вермахта «коммунистическая пропаганда активна и имеет успех»{420}. Особое внимание в этом контексте было уделено положению в Латгалии. Было отмечено, что «ввиду частых и значительных реквизиций скота и инвентаря для армии, а также несправедливо большого объема обязательных поставок фронту, значительная часть крестьян (а Латгалия — сугубо аграрный регион) с семьями и скарбом уходит в леса к партизанам. Необходимо проводить жесткие меры и усилить наказания»{421}. В Земгалии, где «влияние немецких баронов было малым, а русское влияние преобладал о,…также усиливаются прокоммунистические настроения (характерно, что под прокоммунистическими, автор документа подразумевает антинемецкие. — Ю. К.): если еще в 1942 г. местные крестьяне пришли к убеждению, что могут жить только при национал-социализме.., то теперь средний крестьянин говорит, что «красивые слова так и остались красивыми словами, а жизнь к лучшему не изменилась»{422}. Невыполнение данных правительственными немецкими органами определенных обещаний населению, штрафы за невыполнение поставок (20 тыс. штрафов в 1942—43 гг.) отрицательно влияют на солдат — сыновей крестьян, приезжающих на отдых домой. Докладчики, отчитывавшиеся перед Розенбергом за ситуацию в рейхскомиссариате «Остланд», теперь высказывались «за изменение общей политики управления, ибо только это может привести к активному сотрудничеству латышей и немцев и эффективной помощи германскому государству, за синхронизацию между руководящими органами и латышскими легионерами, стоящими на рубежах страны: необходимо привлекать в органы власти больше латышей — для укрепления доверия среди легионеров»{423}. Выдвинутый впервые еще 1942 г латвийской национально ориентированной интеллигенцией лозунг «Латвия для латышей» означал борьбу за независимую Латвию, как было еще в 1919 г., с одной стороны — против «красных», с другой — против «наследников рыцарей». Это движение приобретало все более массовый характер и антинемецкую направленность{424}.
Таким образом «укрепление доверия» стало в 1944 г принципиально важным: еще вчера открыто презираемые нацистами, теперь латыши стали необходимы рейху: категорически не хватало «малоценного человеческого материала» для ведения кровопролитных боев на восточном фронте.
15 мая 1944 г. было объявлено о создании Рабочего штаба при генеральном комиссариате Риги и комиссий по различным вопросам, связанным с эвакуацией населения и учреждений{425}.
9 июня 1944 г. оккупационные власти выпустили директиву о мерах по эвакуации населения и поддержанию порядка. Помимо массового вывоза населения из Латвии, предписывалось вывозить в рейх все движимое имущество и оборудование ориентированных на нужды вермахта предприятий, а в районах, оставляемых вермахтом под натиском Красной армии, любые ценные в промышленном, бытовом и военном отношении объекты взрывать{426}.
Ф. Еккельн, на проходившем в 1946 г суде над руководителями Остланда, показывал: «Я хочу еще раз подчеркнуть, что… Бангерскис и Данкерс принимали активное участие в этой операции. Со своими офицерами они находились на хуторах и требовали, чтобы крестьяне быстрее готовились к эвакуации… Латвийская газета «Тевия» также призывала латышей покинуть родину и уйти вместе с отступающими немцами.
Лозе, а позже Кох предлагали мне применить решительные меры для угона населения гор. Риги на работу в Германию. Кох предлагал угнать из Риги 50 тысяч человек.
Кох удивлялся, что латышский народ — эта, по его мнению, низшая раса очень прилично одевается и имеет хороший внешний вид. Кох говорил далее, что латышам совершенно не требуется это и что он лично на Украине навел соответствующий порядок»{427}.
Кох был отнюдь не одинок в своих воззрениях. Об истинном отношении оккупантов к латышам говорят не только приказы и расовые исследования, но и примеры из повседневной жизни. «Из всех крупных больниц больные были частично выброшены, а частично перевозились в подсобные помещения, а сами больничные помещения были заняты под немецкие больницы и госпиталя. Отношение немецкого медицинского персонала к медицинскому персоналу латышскому было издевательское… Немецкая медицинская сестра избивала латышскую медицинскую сестру. Латышские врачи и медсестры питались за одним столом с немецкими санитарами, которые также старались их унизить…»{428}.
«Все рижские школы были из своих помещений выброшены, их здания превратились в немецкие казармы. Из многих факультетов Латвийского университета были оставлены медицинский и технический, остальные были закрыты, а сам Латвийский университет был переименован в университет в Риге»{429} — «неперспективному» латышскому народу не полагалось иметь свой университет. Разрешено было сохранить, но как «немецкое учебное заведение», Рижскую высшую техническую школу{430}.
Еще одна чудовищная страница периода оккупации Латвии — опыты над людьми.
В Риге были созданы Зоологический и Гигиенический институты СС, где объектами «экспериментов» были евреи и военнопленные. Как свидетельствуют документы, «Институт медицинской зоологии был создан для научного контроля дезинфекционных учреждений и бактериологической работы над сыпняком… Гигиенический институт СС был создан СС 06.10.1942 для надзора над концлагерями и лагерями для военнопленных. Директором Зоологического института был д-р Фриц Штейнигер… директором гигиенического института СС был штурбманфюрер д-р Блудау… Зоологический институт готовил дезинфекторские кадры, которые потом были переданы СС. Они руководили газировкой одежды убитых и в дальнейшем — газацией людей. Кадры эти комплектовались из СС и полицейских и были разосланы в различные области Латвии, Литвы, Эстонии и Белоруссии»{431}. Из свидетельских показаний, приобщенных к материалам Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков: «28.09.42. я был направлен к месту новой работы, в медицинский Зоологический институт. Работа моя там главным образом заключалась в собирании вшей из гетто, концлагерей и лагерей военнопленных, а также я должен был собою кормить их. Два и иногда три раза в день к моим рукам привязывались коробки-клетки со вшами, которые в течение 20-30 минут должны были питаться моей кровью… Мне за ворот сорочки было засыпано от 500 до 700 вшей. Эту сорочку я был обязан носить днем и ночью в течение 15 суток, пока вши выложат свежие яички. После этого сорочку держали на морозе две недели и затем я вновь должен был носить эту сорочку в течение 15 дней, чтобы проверить, насколько яички вшей выдержат холод… В июне 1943 г. нашу группу хотели заменить каторжанами, эту замену запретил окружной комиссар Лозе, мотивируя тем, что кормить вшей должны исключительно евреи»{432}. «Такие же эксперименты делались с клопами, причем клопов сначала кормили морские свинки, но впоследствии решили, что это негуманно и заставили евреев клопов кормить… Директор института Гигиены д-р Блудау полагал, что легко бороться с сыпняком, когда вместе с вшивой одеждой и вшивым помещением можно газировать и самих вшивых людей, т. е. военнопленных.
