Николай (Ярушевич) - Правда о религии в России
Но в ответ на эти вопросы православные священники Старицы и Волоколамска указывали им на Конституцию, регламентирующую гражданам России свободу верить или не верить и предоставляющую верующим в бесплатное пользование здания храмов. Священники указывали этим лгунам также на многочисленные действующие храмы, но, как видно, в расчеты фашистов не входило замечать это.
Никакие хитроумные подходы врага к религиозной психологии верующих русских людей не могли склонить их к германофильству. Никогда не шли на это ни священники, ни рядовые верующие.
Прихожане церквей укрывали иногда в стенах храма ушедших из окружения русских бойцов, выдавая их за местных рабочих.
Верующие матери-христианки в наших городах и селах сознательно благословляли своих детей на защиту родины. При посещении исторического ново-иерусалимского Воскресенского собора, взорванного немцами, я нашел на должности сторожа при руинах этого храма гражданку села Никулина Истринского района Елизавету Корчагину — вдову, благословившую своих трех сыновей на защиту родины. Младшему из них, Вите, говорила мать, было еще только 17 лет. Он ушел добровольно в партизаны и был убит немцами в родном селе 26 ноября 1941 года.
«Я подобрала его труп и унесла в убежище, но немцы, обнаружив его, отняли у меня и бросили неизвестно где. Я глубоко скорблю, что у меня, матери, немцы отняли даже труп моего сына и лишили меня, верующую христианку, последнего утешения — похоронить сынка, поплакать и помолиться на его могилке». Да воздаст Праведный Судия нашим злым обидчикам своим грозным воздаянием.
Вот больной крик материнского сердца. Вспоминается, как наш писатель Тургенев в романе «Отцы и дети», рассказав о трагической смерти своего героя Базарова, так описывает надгробную тоску и утешение его верующих родителей на дорогой им могиле сына: «Два дряхлых старичка — муж и жена, поддерживая друг друга, приходят на кладбище — на могилу своего любимого сына, опускаются около нее на колени и долго и горячо здесь плачут и молятся о нем…»
«Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? — восклицает художник. — Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О, нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы… они говорят также и о вечном примирении и жизни бесконечной».
Тупая, бессмысленная жестокость немцев в отношении осиротевшей матери-вдовы, не имеющей возможности опереться на руку мужа или сына, — показатель усиливающейся деградации их морального состояния.
А вот еще пример самоотверженной преданности и любви к родине. Прихожанин Успенской церкви села Завидова Калининской области Григорий Горячев, 45 лет, побывавший в 1915–1917 годах в плену у немцев и знавший немецкий язык, был мобилизован немцами как переводчик. Он не согласился на это и за отказ был убит ими около соседней деревни Ширново.
* * *Немцы — темная, демоническая сила, несущая зло и горе на каждом шагу.
Да будет же им вечный позор в летописях истории!
Этот позор, свойственный немецкому мундиру, начинают чувствовать даже белогвардейцы; нередко они делают примечательные заявления русским священникам.
«Я охотно сменял бы немецкий мундир на русский», — так признался один белогвардеец-переводчик священнику города Старицы И. Соколову.
К русскому мундиру, то есть к нашей советской красноармейской форме, не пристало и не пристанет ничего темного… Это потому, что вся наша великая страна, все живущие в ней возложили на себя, на свои плечи великий и славный крест священной отечественной и освободительной войны… Это потому, что наша прекрасная родина с первого дня этой войны облеклась в терновый венец, из-под острых игл которого брызжут на ее чело рубины жертвенной крови в исполнение евангельской заповеди: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
И мы верим, что после дней страдания за правду наступит светлый день воскресения этой правды и в нашей стране и во всем мире.
Протоиерей г. Москвы Александр Смирнов
9 апреля 1942 года
Светлый Четверг.
В Московскую Патриархию
ДокладЯ живу в городе Можайске около шести лет. Был в Можайске и до оккупации его немцами и после оккупации.
Когда Можайск находился в руках Красной Армии, в нем все было тихо и в порядке: войска приходили и уходили, дома сохранялись в целости, и если были разрушения, то сверху, немецкими аэропланами. Жители не подвергались никаким обидам и поборам.
Но вот Можайск заняли немцы. Тотчас же все магазины были взломаны. Ящики и шкафы разбивались, везде рыскали и копошились немецкие солдаты, ища поживы. У жителей отнимали продукты, теплую обувь. Я как-то проходил по бульвару и видел такую картину: все деревья были увешаны тушами овец, коров, на столах разложены гуси, куры, мясо. Все это отобрано у жителей. Отбирались и овощи. Едва ли найдется такой житель, который не был бы ограблен немцами.
Наконец в Можайск вновь вернулась Красная Армия. И что же делают немцы? Они распространяют в заграничной печати клеветнические слухи. Итальянские и румынские газеты пишут, будто Красная Армия при занятии Можайска разрушила церкви и расправилась с жителями. Продажные писаки утверждают, что Красная Армия якобы убила двух священников, а 250 граждан заперла в церквах и уничтожила их.
Все это ложь и гнусная клевета! Наоборот, сами немцы при отступлении произвели эти разрушения, взрывали школы, взорвали церковь Вознесения, Троицкую и другие здания, а жителей подвергали расстрелам.
Были случаи, когда немцы целыми группами приходили во время богослужения в храм в головных уборах, с трубками; входили в алтарь чрез царские двери, брали в руки кресты, иконы, прикасались к престолу. Монашка Евдокия Ивановна, прислуживающая в церкви свв. Иоакима и Анны, передавала мне, что немцы, ворвавшись в один дом, начали стрелять, причем стреляли и в иконы. Под церковь свв. Иоакима и Анны немцами были заложены мины.
В соседнем с городом селе Александрове Можайского района верующие граждане были чрезвычайно рады, что у них есть священник и идет служба. Но эта радость вскоре же была отнята: церковь немцы взорвали, а все дома верующих сожгли. Такая же участь постигла деревни Ченцово, Игуменово, в которых не осталось ни одного дома. Немцы поступали жестоко: выгоняли жителей из домов на мороз, а дома один за другим сжигали. В окрестностях города много таких сожженных деревень.
Под нашим храмом свв. Иоакима и Анны, в нижнем помещении было убежище, вмещавшее до 1000 человек. И вот, когда там был народ, немецкий солдат начал стрелять в людей.
В Ямской слободе нашего прихода были расстреляны 23 верующих. Дело было так: на улице стоял немецкий фургон с припасами. Улица эта переходила из рук в руки, и фургон оказался у красноармейцев. Возвратясь обратно и не найдя фургона, немцы расстреляли ни в чем неповинных наших прихожан.
Мне точно известны факты, что немецкие солдаты совершают насилия над верующими женщинами, угрожая им оружием.
В нашем храме за сторожа прислуживала монашка Мат-реша. Группа пьяных фашистских солдат начала ломиться к ней, срывать замок. Тут случился церковный староста Илья Васильевич Цвелев. Он начал усовещевать их. Немцы жестоко избили его.
В селе Холме немцы хотели раздеть старика-священника. Так как он сопротивлялся, его избили.
Со священника Ильинской церкви в Можайске Истра Соколова немецкие солдаты сняли новые теплые сапоги.
Когда я шел по Клементьевской улице, на меня напал немецкий солдат и отнял новые теплые рукавички.
Диакон Георгий Хохлов подвергся нападению во дворе аптеки: немец хотел отнять у него шубу. Только после борьбы она осталась на плечах диакона. Другой немец снял у него теплые рукавицы.
В храме свв. Иоакима и Анны служба как до оккупации, так и во время оккупации не прекращалась. Во время оккупации население усердно посещало храм как для поминовения Здравствующих воинов, на поле брани сущих, так и на поле брани убиенных. Храм не терял связи со своей матерью-Церковью, вознося моления за Блаженнейшего Сергия, Митрополита Московского и Коломенского.
В начале оккупации немцы дали широковещательные обещания, что всем жителям, дескать, будет при них хорошо, что при них можно будет молиться в церквах. Но это были только слова. Без немцев мы беспрепятственно служили в церкви. Жестокость же их по отношению к населению, расстрелы, издевательства произвели на верующих глубокое впечатление. Многие стали открыто сочувствовать партизанскому движению. Прихожанка нашего храма Евдокия Ильинична Тютина, за открытое выступление, за призыв верующих поддерживать партизан, была расстреляна.
