Ярослав Бутаков - Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии
Однако несомненно, что оставление Риги было воспринято многими в буржуазных кругах России как поражение не самой России, а ее разложенной революцией армии, а следовательно — как их политическая победа над революцией. Слова, приписывавшиеся Корнилову, явно отражали широко распространенные настроения в элитных слоях общества. В обстановке уже тлевшей Гражданской войны принцип «чем хуже — тем лучше» становился императивом для обеих сторон. Про сдачу же Риги необходимо сказать, что она объективно сыграла на руку именно сторонникам жестких мер.
Корниловский путч и его ближайшие последствия
Белоэмигрантская литература обвинила Керенского в предательском поведении по отношению к Корнилову в августовские дни 1917 г. Керенский якобы вначале лишь притворялся, что хочет уступить требованиям Корнилова, а потом внезапно спровоцировал того на открытое выступление. При этом неизменно подчеркивалось, что поражение Корнилова открыло большевикам дорогу к захвату власти. Последнее утверждение довольно близко к истине (хотя, как увидим, дело обстояло несколько сложнее). Но виноват ли Керенский в том, что открытая попытка установить диктатуру в интересах крупной российской и западной буржуазии потерпела в то время неудачу?
Весьма ненадежное занятие — устанавливать личные мотивы поступков политического деятеля. Поэтому не будем рассматривать предположения, что определяющим мотивом действий Керенского являлось стремление сохранить власть для самого себя. Тем более что оно видится совершенно неверным. Напротив, слишком многое свидетельствует за то, что властью лично для себя, сколь бы ни уверяли в обратном его противники, Керенский не сильно дорожил. Неоднократно во время политических кризисов он заявлял, что уходит в отставку с поста министра-председателя. И всякий раз его упрашивали остаться. Очевидно, потому, что неспроста считали: Керенский лучше других сможет выполнить свою роль «главноуговаривающего» (одно из его прозвищ) в отношении антагонистично настроенных друг к другу классов российского общества. А уже потом те, кто его упросили, создали легенду о якобы непомерном честолюбии и властолюбии Керенского.
Проанализируем мотивы Керенского с точки зрения интересов всего класса российской буржуазии, как он мог их понимать. Несомненно, Керенский видел всю опасность немедленной реализации программы правых либералов. Он видел, что она вызовет ожесточенное сопротивление политически организовавшихся за эти месяцы низов населения, а может быть — и гражданскую войну. Вместе с тем он разделял цели элиты и понимал, что без Гражданской войны в том или ином виде эти цели недостижимы. Но в тот период — летом 1917 г. — он видел еще и то, чего не желали видеть многие другие представители элиты. А именно — что при существующей расстановке сил она не станет победителем в Гражданской войне. Для начала последней необходим был более благоприятный момент.
Не исключено, что после провала июньского наступления Керенский вообще связывал спасение власти российских имущих классов не с внутренней ситуацией, а исключительно с внешней. Осторожные меры но укреплению порядка он мог считать достаточными для того, чтобы дотянуть до выборов в Учредительное собрание с относительно благоприятным исходом и до того момента, когда западные союзники России окончательно задавят Германию. А пока крайне опасно раздражать зверя левого экстремизма каким-то радикальным наступлением на «завоевания революции». Если он действительно так полагал, то такая его тактика, как показали последующие события, была единственно реалистичной. Ибо только она мота худо-бедно предохранить российскую элиту от новых сокрушительных ударов революции. Но большая часть элиты этого не понимала. В какой-то момент она почувствовала себя достаточно сильной, чтобы обойтись, если понадобится, без своего «главноуговаривающего».
Представляется, что изложенных мотивов достаточно для понимания совершившихся в конце августа 1917 г. событий. 17 августа Керенский согласился на создание правительственной комиссии по разработке законопроекта о военно-революционных судах в фабрично-заводских районах и на железных дорогах. Пока это только — планы на будущее. А уже 20 августа Временное правительство приняло постановление, объявляющее Петроград и Петроградскую губернию на военном положении. В это постановление оставалось лишь внести дату и подписать… Но Керенский не торопился этого делать.
Тем временем Корнилов, с ведома Керенского, сосредотачивал вокруг Петрограда войска, которым надлежало заняться «водворением порядка» в столице. В треугольнике железных дорог Невель — Великие Луки — Новосокольники был дислоцирован 3-й конный корпус под командованием генерал-майора Александра Крымова. В корпус входили казачьи 1-я Донская и Уссурийская дивизии, а также Дикая (или Туземная) дивизия.
Последняя состояла из уроженцев Кавказских гор и Туркмении и отличалась неистовостью не столько в бою, сколько по его окончании — в отношении пленных солдат противника и мирного населения. Добровольческие части из мусульман Кавказа и Средней Азии (от обязательной службы в российской армии мусульмане были свободны) не знали революционных нововведений вроде комитетов и сохраняли воинскую дисциплину старого образца. По всем этим качествам Дикая дивизия, казалось, идеально подходила для создания в Петрограде обстановки террора. Про ее солдат говорили, что «туземцам все равно, куда идти и кого резать»{112}.
Вырисовывалась довольно «пикантная» по нынешним понятиям картина: Корнилов, человек с монгольскими корнями, во главе кавказцев и туркестанцев идет усмирять русскую столицу!
Интересна и фигура командира корпуса, генерала Крымова. Он намечался в главные исполнители дворцового переворота в конце 1916 — начале 1917 г., когда заговорщики планировали остановить царский поезд и заставить Николая II отречься от престола. Судьба распорядилась так, что переворот пришлось производить в иной обстановке, и Крымов в нем непосредственно не участвовал. И вот Крымов снова — ключевая фигура заговора. После провала авантюры Корнилова он, по официальной версии, покончил с собой. Крымов унес с собой в могилу многие тайны, касавшиеся подготовки двух государственных переворотов…
Корпус Крымова планировалось ввести в Петроград по получении известий о выступлении в городе большевиков с целью захвата власти. Одновременно с севера в столицу должны были войти части 1-го конного корпуса генерал-лейтенанта Александра Долгорукова, дислоцированного в Финляндии. Корпус был подчинен военному министру, то есть Керенскому. Корнилов безуспешно добивался от Керенского передачи в ведение Верховного главнокомандующего всех войск, находившихся в районе Петрограда и в Финляндии. Но Керенский по понятным причинам хотел сохранить за собой контроль над войсками в столичном регионе. Тогда Корнилов вызвал Долгорукова в Ставку и добился от него заверений в личной лояльности.
Для создания обстановки, оправдывавшей ввод войск, в Петрограде готовилась инсценировка большевистского выступления. Этой работой занималась некая офицерская организация, получавшая субсидии от предпринимательских кругов. Связанная с этим история достаточно темна, но «серьезность» этой подготовки довольно ярко высвечивается следующими фактами. Никакие «переодетые большевиками» провокаторы на улицу так и не вышли, а офицеры, руководившие организацией, были арестованы, когда в буквальном смысле «отмывали» полученные средства в пьяных притонах.
Вообще, история единственного в российской практике XX века государственного переворота, во главе которого попыталась встать армия, донельзя трагикомична. Сам Корнилов слабо разбирался в политической обстановке. Он не видел разницы между «умеренными» социалистами и большевиками, а под конец причислил к последним и Керенского. Он заявлял своему начальнику штаба генерал-лейтенанту Лукомскому, что «пора немецких ставленников и шпионов во главе с Лениным повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать, да так, чтобы он больше нигде и не собрался», видимо, полагая это дело очень легким для выполнения. Недаром в военных кругах кто-то (по всей видимости, сам генерал Алексеев) пустил крылатый афоризм, что у Корнилова «львиное сердце, а голова овечья»{113}.
Двусмысленной видится роль элитных финансово-промышленных кругов, вначале толкавших Корнилова на радикальные действия, но в решающий момент отказавших Корнилову в какой бы то ни было поддержке. Вероятно, главную роль здесь сыграло то обстоятельство, что события повернулись не совсем так, как хотелось им вначале. Верховный главнокомандующий и законное правительство, вместо сотрудничества по наведению порядка, оказались по разные стороны баррикад. Буржуазия не решилась поддержать мятежного Главковерха. Впрочем, и до попытки переворота элитные круги больше на словах выражали свою солидарность с Корниловым. Своими материальными средствами они жертвовать не спешили.
