Николай Гродеков - Хивинский поход 1873 года. Действия кавказских отрядов
Так как инструкции, данные начальнику мангишлакского отряда, указывали главным и первым делом на то, чтобы войти в связь с отрядами оренбургским и красноводским, посредством посылки нарочных, то Ломакин еще из Киндерли послал в тот и другой отряды нарочных с письмами: в первый — за неделю до выступления отряда в поход, а во второй — 16 апреля. Сообщив генералу Веревкину о составе своего отряда, о довольствии, которое будет поднято и маршруте движения, Ломакин просил его уведомить: какие меры приняты оренбургским ведомством для обеспечения довольствием мангишлакского отряда по соединении с оренбургским и доставить маршрут этого отряда, а также указать пункт и время соединения с ним[169]. Что касается красноводского отряда, то Маркозову тоже сообщен был маршрут мангишлакского отряда и состав его, а от него просилось уведомление о числительности красноводского отряда, маршруте его и указание пункта, на котором мангишлакский отряд мог бы оказать ему и какого именно рода, в случай нужды, содействие. Отправляя нарочного к Маркозову, Ломакин сомневался, чтобы он нашел красноводский отряд, так как между туркменами, находившимися при мангишлакском отряде не было таких, которые знали бы те. места, по которым следовал этот отряд. Принимая же во внимание рассказы лиц, приехавших из Красноводска, что из этого пункта выступила кавалерия без верблюдов, подняв на себе большие тяжести, вследствие чего с первого же шага в пустыне казаки стали облегчать их, оставляя на пути грузы, то нарочному туркмену, отправленному в красноводский отряд, сказано было, чтобы он ехал в Красноводск, откуда уже может попасть и в отряд, по следам, оставленным конницей[170].
По полученным из Оренбурга сведениям, отряд Веревкина, сосредоточившись на Эмбе 23 марта, должен был выступить оттуда не ранее 1 апреля и прибыть в Ургу 1 мая. Так как от этого пункта до оконечности бывшего Айбугирского залива 8–9 дней пути, то мангишлакскому отряду для своевременного присоединения к оренбургскому отряду у Айбугира или в другом пункте, назначено было выступить между 12 и 15 апреля. Но на всякий случай, как относительно времени выступления, так и самого движения отряда, князь Меликов предлагал то и другое рассчитать и сообразовать так, чтобы не заставить оренбургский отряд ожидать себя, для чего лучше иметь время в запасе[171]. Последние войска прибыли в Киндерли 12 числа; к тому же времени приведены верблюды, откуда только можно было их достать, и привезено все количество довольствия, которое предназначено в отряд; поэтому на 14 апреля назначено было выступить первому эшелону, а в следующие дни второму и третьему.
Последние дни пред выступлением отряда в поход, в лагере кипела усиленная деятельность: войска принимали из продовольственного склада довольствие и увязывали его в вьюки; ширванские роты, привезшие с собою довольствие из Чекишляра, сдавали его в магазин; выгрузка с судов шла днем и ночью; одновременно с выгрузкою устраивали пристань; рыли колодцы; починяли верблюжьи седла; шили легкую обувь; добывали из ближайшего озера соль и разрабатывали подъем на плоскую возвышенность, отстоящую от берега в пяти верстах по направлению на колодцы Он-каунды. Верблюды, пригнанные в отряд, паслись верстах в 8 от лагеря, так как в окрестностях его корму совсем не было. Верблюдов прикрывала сотня кавалерии и на ночь они не пригонялись в лагерь. Из желания доставить им возможность кормиться, т. е. поправляться от зимней бескормицы и изнурения, верблюды были раздаваемы в войска лишь в самый день выступления эшелонов. Напутственное молебствие для всего отряда было назначено на 14 апреля, т. е. в день выступления первого эшелона. Рано утром, верблюды, пригнанные в лагерь, были розданы в войска этого эшелона и за тем они приступили к навьючке верблюдов. Здесь повторилось то же, что и при выступлении передового отряда Бек-Узарова для занятия Биш-акты. Верблюды, как за ними ни ухаживали в последние дни, мало поправились; было много таких, которые не только не могли поднять никакого вьюка, но даже подняться с седлом. Между тем войска получили приказание вьючить верблюдов 12-пудовыми вьюками, каковой груз определен на основании практики на Мангишлаке — «Здешние верблюды обыкновенно поднимают от 15 до 20 и даже 25 пудов, писал Ломакин командующему войсками Дагестанской области[172]: соображения же полковника Маркозова основаны на расчете тяжести, поднимаемой обыкновенно верблюдами атрекскими и юмудскими, от 8—10 пудов на верблюде; поэтому 1,000 здешних верблюдов поднимут тяжестей более, чем рассчитано было на 1,500 верблюдов». Но при тех перевозочных средствах, какие имелись в отряде, войска не смели и думать, чтобы поднять то количество довольствия, которое определено приказом по отряду, и тем более еще, что верблюды назначены в войска только по расчету количества довольствия; затем под воду не было назначено ни одтавшихся свободными подняли воду и прочее довольствие, сколько его можно было поднять. Не взятое довольствие оставлено в магазине. Таким образом первый эшелон мангишлакского отряда, состоявший из шести рот апшеронского полка, 4-й сотни владикавказского и 4-й сотни кизляро-гребенского казачьих полков, под начальством Майора Буравцова, поднял довольствие на людей на один месяц и три недели, а фураж для лошадей на полтора месяца: на один месяц — на верблюдах и на полмесяца — на строевых лошадях. С первым же эшелоном выступил повозочный транспорт и вьючные лошади апшеронского и самурского полков, с месячною пропорцией овса для 1-й сотни Сунженского полка, назначенной следовать во втором эшелоне, и восьмидневным запасом овса для самих себя. Так как при подъеме на плоскую возвышенность, отстоящую от берега моря в пяти верстах, лежат глубокие пески, то в предвидении, что в день выступления первого эшелона повозки и вьючные лошади могут по этим пескам замедлить его движение, все тяжести, которые должны были быть подняты этими перевозочными средствами, накануне вечером, т. е. 13 апреля, были свезены на эту плоскую возвышенность и там сложены под прикрытием роты, из числа предназначенных к оставлению на опорном пункте в Киндерли.
Солдаты мангишлакского отряда выступали из Киндерли в гимнастических рубахах и имели на себе, кроме вооружения, четырехдневный запас сухарей, мундир, шинель, сапоги и собственные вещи, так как для этих последних верблюдов назначено не было. Офицеры могли взять с собою несколько смен белья, мундир, пальто и запас чаю, сахару и табаку; о походных кроватях никто не помышлял: сам начальник отряда спал всегда на простом войлоке; все пехотные офицеры шли пешком; питались тем же, что и солдаты; маркитанта не было.
14 апреля жара стояла весьма сильная, около 30° R. Такие жары начались уже с 9 апреля. До этого числа дни были прохладные, а ночью холода пронизывали насквозь; дули холодные ветры и по временам шел дождь. 9 числа совершилась резкая перемена погоды: 9 и 10 апреля дни были ясные и теплые, а 11-го началась жара, до того сильная, что весь лагерь освежался по несколько раз в день в море. В такую то жару предстояло выступать в далекий поход. Всякий чувствовал, что будет тяжело, но далеко в будущее не заглядывал; надежда и уверенность не покидали те части отряда, которым выпало на долю достигнуть Хивы.
Войска, составлявшие мангишлакский отряд, были вполне надежны. Пехота принадлежала старейшим полкам нашей армии, считающим свое существование более столетия. В эту долгую службу знамена их видели и во Франции, и в Италии и в Швейцарии, и в Турции, и в Персии, и в Германии. Славные имена: Париж, Лейпциг, Требия, Берлин, Ахалцих — вписаны в их историю; они покорили Кавказ; имеют все отличия, какие только даются войскам за совершенные подвиги: надписи на шапках, серебряные трубы и рожки георгиевские знамена и гренадерские бои. Кавказская война была хорошею школою, и в рядах этих полков есть много офицеров, участвовавших в этой многотрудной войне. Предания славного прошлого живо сохранились и в молодом составе солдат. Зачастую приходилось слышать от них: «Бог даст, не посрамим наш полк».
Кавалерия состояла из казаков и горцев Дагестанской области. О кавказских казаках говорить нечего: они известны в русской армии. Дагестанский же конно-иррегулярный полк представляет часть, подобной которой не встречается в нашей армии. Основан он был в самый разгар кавказской войны, из горцев, недовольных порядками, заведенными Шамилем, и с первого же раза зарекомендовал себя беззаветною храбростью и преданностью России. В рядах его и теперь еще сохранилось много участников кровавой эпохи; они уже старики, но так сжились с полком, который заменяет им все, что не могут с ним расстаться. Дагестанский полк не имеет ни вьючного обоза, ни повозок; они ему не нужны; с несколькими фунтами муки и с чесноком он пройдет несколько сот верст, и люди будут, как всегда, веселы, беззаботны, зурна не умолкнет и пляска начнется тотчас же, как остановят полк. Нужно было видеть общее одушевление и соперничество между сотнями, когда объявили, что части полка пойдут из Дагестана в Хиву: все просились перевести их в сотню, назначенную в поход.
