Александр Пинченков - Ржевская дуга генерала Белова

1. Донести, что вам известно об этих командирах.

2. Киселеву приказано их до выяснения арестовать.

О подобных радиограммах, уважаемый читатель, не ищите в книгах, воспевающих ныне «Маршала Победы». Да и в советские годы было то же самое, и вот именно потому-то сам П.А. Белов, — несмотря ни на что, — привел-таки ее в своих мемуарах.

Анализ процитированного текста полученной Беловым радиограммы рождает вопросы. Первое. О Киселеве в штабе фронта почему-то знают, а о Воронченко — о «каком-то командире партизанской дивизии», взявшей вместо этого фронта город Дорогобуж, — делают удивленные гпаза, более того: …арестовать! Вот это по-нашенски! «Командир батальона» арестовывает пытающегося послать его в бой командира своей же дивизии — Жуков повелел! Вот и отбивай с такими райцентры.

С такими Киселевыми.

И с такими командующими фронтами.

Второе. Майора П.И. Зубова, за три дня до того явившегося в Дорогобуж с полномочиями представителя штаба (не кавкорпуса, подчеркиваем, а) Западного фронта, начальник оперативного отдела генерал-майор Голушкевич, правда, не величает «каким-то», но и не признает, ведь:… что вам известно об этих командирах, так ставится вопрос перед Беловым. Может быть, Белов мистифицировал полномочия Зубова перед дорогобужцами, а Запфронт был не в курсе дел? Но ведь само дело, представляемое Зубовым, как лакмусовая бумажка — взять станцию Дорогобуж, и это превыше всего: Зубов предлагает Киселеву не отсидеться, а перехватить важнейшую на ржевско-вяземском выступе коммуникацию врага. И что же? Окрик из штаба фронта: да кто они такие, «дающие Киселеву задания, противоречащие приказу главкома»™

Но Киселев все-таки не рассчитал — он поставил, среди иного, под сомнение и сопровождающие действия Воронченко решения бюро Дорогобужского РК ВКП(б), а это уж слишком! В «разработку» вопроса по Киселевской субординации партийцы и штаб Белова включили нужных лиц. Авторитетнейшей в подобной ситуации фигурой на тот момент являлся бригадный комиссар А.В. Щелаковский — комиссар бело-вского корпуса, — и он разобрался по Киселеву «от и до», выявив и разбив аргументацию, создав предпосылки, само собой, и по кадровому решению в отношении В.А. Киселева, по определению дальнейшей судьбы его партизан. Командование фронта мягко отказалось от продолжения поддержки Киселева, радировав Белову что-то невнятное о необходимости задерживания вредящих делу подозрительных лиц.

Мудрых советчиков у рядового Воронченко перед штурмом Сафоново не оказалось, приходилось полагаться на непроверенных, по существу, командиров и их отряды. На войне и мелочь иногда играет ключевую роль. «Подозрительных лиц, вредящих делу», дорогобужским партийным вожакам и штабу Воронченко следовало бы выявить до привлечения их к совместной боевой операции. Не только навести справки и вести переписку, а лично познакомиться, посмотреть, что у него в голове и в душе, узнать о имеющейся у Киселева радиосвязи со штабом фронта и учесть это на перспективу. А так — подлинное проявление жуковско-киселевского тандема было материализовано в германском бронепоезде, не жалевшем снарядов.

Потом, конечно, «недоразумение» было нивелировано, разобрались, утрясли, наказали. А вот упоминаний В. А. Киселева в дальнейшей боевой документации полка и всего соединения больше не было. Не доверяя полноте сообщаемого с советских времен книгах о дорогобужских партизанах, проверяем по документам «Дедушки»: на составленной в марте 1942 г. детальнейшей «Схеме управления партизанского отряда “Дедушка” за подписями начальника главного штаба “Дедушки” Иванова и комиссара главного штаба Богунова, где указаны и отдельные партизанские батальоны издешковского участка, — ни отдельный батальон “Дед” (допустим и такое) в составе 1-го полка, ни иной батальон под командованием В.А. Киселева в составе 1-го полка не обозначен». Само собой, фамилии Киселева среди комсостава батальонов и спецподразделений соединения на указанной «Схеме управления…» нет.

Станция Дорогобуж и районный центр Сафоново остались в немецких руках. Отошедшая из-под Москвы германская войсковая группировка окружена не была и получила от главкома Жукова 23 февраля 1942 г., сама того не ведая, неплохой подарок: возможность биться на востоке Смоленщины и рядом у Ржева еще целый год — до марта 1943 г.

НЕ ВОРОШИЛОВСКИЙ СТРЕЛОК

Пока Советское государство неуклюже занималось попытками самоспасения любой ценой за счет народа («Мы за ценой не постоим!»), германские государственники постигали природу своего главного, настоящего врага. Ветцель, начальник отдела колонизации имперского министерства по делам оккупированных восточных областей, бил в точку, когда в замечаниях к плану «Ост» писал: «Речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве… Дело заключается скорей всего в том, чтобы разгромить русских как народ…»{54}. Разгромить русских как народ! Сказано не нами — врагом. О Великой войне Советского Союза мы знаем. А как насчет Великой войны русского народа (а может быть, с больших букв: Русского Народа) — настоящей-то войны, именно так и определяемой нашим противником войны? В этой глупейшей затее служителей фюрера пришлось не постоять за ценой уже им самим, германским офицерам и солдатам.

Степан Огурцов, 65-летний старик из села Кулево, к 1942-му пережил и помнил многое. Генералу армии Г.К. Жукову, что называется, в отцы годился. Один из людей старой России, до всяких революций проживший большую часть жизни. Были войны. Бывал голод. Бывало безвластие. Но никогда еще Степану пока не случалось увидеть, как бодренькой деловитой походочкой к родной его усадьбе приближаются цепями солдаты чужой армии. Германцы — недобитые, недоученные Российской империей четверть века назад. Советское государство с его армией хозяйничать врагу здесь, на русской земле, позволило. А чтобы защитить твой дом и тебя, старик, сейчас здесь будут погибать молодые ребята, добровольцы-партизаны, роющие у тебя на глазах траншею в талом мартовском снегу. Было это утром, 21 марта 1942 года.

Партизан в Кулеве было мало — одной ротой сотни и сотни метров не прикрыть. Старик попросил у бойцов винтовку, хорошо известную ему мосинку, и к ней патронов. Уж свой-то дом, договорился он с партизанами, Огурцов будет держать сам. Долгих тут разговоров не было, заговорили винтовки и автоматы. Первая же немецкая цепь на подходе к дому Огурцова захлебнулась в крови после внезапных метких выстрелов. Пытались обойти — безуспешно, опять потери. Стрельба не стихала, русские держались упорно, от этого дома даже под пулеметным огнем почему-то не отошли. Зажигательными пулями немцы избу подожгли. Тогда русский «снайпер» перебежал от сильного жара в сторону и опять встретил атакующих смертельными выстрелами. Пришлось приостановить атаку этого участка, ждать поддержки артиллерийского орудия. А стрельба продолжалась, к догоравшему дому подойти так и не удалось. Только после сосредоточенного артогня по усадьбе убитый осколками русский старик упал в снег. Снег зашипел под горячим винтовочным стволом.

Иосиф Джугашвили вынужден был в тот страшный год произнести: у нас в резерве Гиндснбургов нет! В «переводе» на простонародный язык мысль эту надо понимать так — коль генералитет РККА гениальности не проявил, поставив страну на грань поражения, то придется за победу в этой войне платить народной кровью.

…Немцы же, у которых-то Гинденбурги были, хороня убитых после боя в Кулеве, имели основания плакать не из-за досаждавшего им Г.К. Жукова и подобных советских «Гинденбургов». Они-то знали: гораздо страшнее генералов РККА — сражавшиеся за Родину… Русские как народ… Те, кому уходить из дому было и некуда, и не по душе. Как тот кулевскии старик, навсегда остановивший на подступах к своему дому 17 молодых германских парией.

5. ПРОВАЛ ДЕБЛОКИРОВАНИЯ АНДРУСЕНКО

Дивизия полковника К.М. Андрусенко, 329-я стрелковая, полями Подмосковной битвы и в последующей «Ржевско-Вяземской операции», да и позже, в мае—июне 1942 г. по Смоленщине прошла такой уникальный боевой путь, что уж о ней-то и писать бы книги. Но победы 329-й «положили под сукно» в результате не се командирских ошибок и коллективного малодушия, но ее последовавших поражений, ее расплаты за авантюризм генералов. Мы обязаны хотя бы вкратце рассказать о первой трагедии в судьбе этой дивизии, первой ее гибели. Март 1942-го.

4 марта 1942 г. в ходе масштабного наступления двух вражеских группировок, ударивших по флангам вяземского выступа опергруппы П. А. Белова, противнику удалось отрезать, окружить советские части этого выступа. Перечисление множества населенных пунктов, коими в этот день смогли овладеть германские части, наводит на мысль о беспроблемном их продвижении после первоначального прорыва советской обороны. Во-первых, следуя тексту оперативной сводки № 64 Генерального штаба Красной армии на 8.00 5 марта 1942 г., в немецких руках оказались: Горки, Никольское, Селище, Юрино, Папоротное, Колодезное, Старые Нивки. Взгляд на карту позволяет существенно дополнить указанный список скромничающих советских генштабистов. Ведь выйти от Старых Нивок с запада, от Никольского с востока к району Юрино можно не иначе, как овладев (помимо указанных) следующими деревнями: Малое Жуково, Жуково, Холм, Шишково, Нов. Моксино, Тишино, Сидеряты. Вот тогда в этом лесном районе, где зимой так важны дороги между деревнями, образуется единая цепь, с центральным звеном в Юрино. Вот тогда среди звеньев такой цепи оказываются и перечисленные оперсводкой Генштаба Никольское, Селище, Юрино, Папоротное, Колодезное, Старые Нивки. Длина такой цепи — иными словами, расстояние, пройденное 4 марта боевыми группами врага на участке Старые Нивки, Никольское, — не менее 18 километров. И это за один зимний (самое начало марта) день[12], в незнакомой местности, причем в «лесисто-болотистой местности», которую так любили упоминать в академических изданиях советские оправдыватели тогдашних наступательных неуспехов Красной армии. А вот немец прошел. И окружил!