Александр Бондаренко - Москва на линии фронта
Кстати, в Москве в те дни серьезно опасались, что просоветский характер демонстраций еще более ухудшит советско-германские отношения. Сталин учитывал, что Лондон ведет в Югославии свою игру, ускоряя втягивание Москвы в военный конфликт с немцами, к которому СССР еще не был готов. Поэтому Молотов дал указание Георгию Димитрову, генеральному секретарю исполкома Коминтерна, прекратить уличные демонстрации, иначе «англичане воспользуются этим», а руководителю компартии Югославии Иосипу Брозу (партийный псевдоним «Тито») поручили следить за «разнузданными поджигателями войны — англичанами и великосербскими шовинистами, толкающими страну к кровопролитию своими провокациями».
В свою очередь, секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов дал следующую ориентировку Коминтерну: «Балканские события не меняют общей установки… Германскую экспансию на Балканах мы не одобряем. Но это не означает, что мы отходим от пакта с Германией и поворачиваем в сторону Англии».
Некоторыми позициями в югославской армии советские разведслужбы, возможно, располагали. По утверждению профессора Габриэля Городецкого, тайные контакты советской стороны с югославскими военными начались в Париже в конце сентября 1940 года, то есть еще при регенте Павле Карагеоргиевиче. Начальник югославского генштаба представил тогда Москве список требуемых вооружений, нового югославского военного атташе приняли нарком обороны маршал Тимошенко и начальник Генерального штаба генерал Мерецков, подчеркнув особое внимание к нему.
Мартовский переворот вызвал у Гитлера приступ ярости: срывалось его намерение в ходе короткой военной кампании помочь итальянским войскам справиться с греческой армией и к началу боевых действий против СССР (в середине мая) иметь на Балканах надежный тыл. Его больше всего беспокоила безопасность нефтяных месторождений в Румынии, без которых снабжение Германии топливом стало бы затруднительным.
Как докладывал 2 апреля из Берлина резидент советской внешней разведки Амаяк Кобулов («Захар»), «по сообщению “Старшины”, в германских руководящих и военных кругах события в Югославии восприняты чрезвычайно серьезно. Воздушный штаб проводит активную подготовку действий против Югославии, которые должны последовать в ближайшее время.
Для этого воздушный штаб с русского вопроса временно переключился на Югославию. В воздушном штабе считают, что военные операции против Югославии займут 3–4 недели, этими действиями отодвигается нападение на Советский Союз и этим самым вызывается опасение, что момент акции против СССР будет упущен.
В результате событий и переворота в Югославии немцы отсрочили полностью подготовленную операцию против Греции. В Грецию прибыло до 90 тысяч человек английских войск с авиацией и танками, что вызвало озабоченность в воздушном штабе Германии».
27 марта 1941 года, спустя всего несколько часов после известия о перевороте в Белграде, Гитлер вызвал к себе группу военачальников и министра иностранных дел в рейхсканцелярию. Совещание было назначено в большой спешке, фон Риббентроп и начальник генштаба сухопутных войск генерал Гальдер даже несколько опоздали вопреки свойственной им пунктуальности. Как потом вспоминали участники того совещания, Гитлер вошел в зал совещаний, потрясая телеграммой, полученной из Белграда, и уже с порога, буквально брызгая слюной, истерично закричал: «Немедленно атаковать Югославию!»
Начальник штаба верховного командования вермахта генерал-фельдмаршал Кейтель пытался объяснить своему фюреру, что сосредоточение войск на границе с СССР уже идет полным ходом и нападение на Югославию сорвет график подготовки операции «Барбаросса». Как вспоминал он после войны, «я заметил, что дату начала войны на Востоке переносить нельзя, так как сосредоточение войск по максимально уплотненному графику уже идет полным ходом и мы не сможем взять оттуда никаких сил…» Но Гитлер был неумолим: немедленно проучите югославов.
В протоколе совещания, который вели офицеры штаба верховного командования вермахта, зафиксировано решение фюрера: «Начало операции по плану “Барбаросса” придется отодвинуть на более поздний срок — в пределах четырех недель».
То было роковое для нацистского режима в Германии решение. «Русский поход» пришлось начать не во второй половине мая, как планировалось самим Гитлером, а во второй половине июня. Выведенный из себя переворотом в Белграде фюрер забыл свою же фразу, произнесенную им в ноябре 1940 года: «Я не сделаю такой ошибки, как Наполеон. Когда я пойду на Москву, то выступлю достаточно рано, чтобы достичь ее до зимы».
Так, заговор против югославского регента Павла Карагеоргиевича смешал карты Гитлера, выигранные Советским Союзом пять недель затруднили реализацию блицкрига — к осенней распутице вермахт был еще далеко от Москвы.
Николай ЕФИМОВ.
ОПЕРАЦИЯ «СНЕГ»
В истории Второй мировой войны еще немало тайн. Завесу над некоторыми из них приоткрыл в своей книге «Разведка Великой Отечественной. Нетрадиционный взгляд на мастерство разведки советской госбезопасности» ветеран отечественных спецслужб капитан 1-го ранга в отставке Анатолий Борисович Максимов (работа вышла в 2010 году в московском издательстве «ВеГа»). Автор, в частности, упоминает о практически неизвестной общественности, да и многим историкам операции советской разведки, нацеленной на предотвращение нападения Японии на СССР.
Возможно, как ни в какой другой акции тайного влияния наступательный характер действий советской внешней разведки сказался в уникальной операции по упреждению начала военной конфронтации между США и Японией. Случилось это в особенно значимое для советской стороны время — в период трудностей начального этапа Великой Отечественной войны… Резкое обострение японо-американских отношений осенью 1941 года, повлекшее за собой начало Тихоокеанской войны, было инспирировано советской разведкой.
Операция по «коррекции» американской политики и втягиванию США в затяжной военный конфликт с Японией была разработана и реализована в результате строго секретной акции с целью ликвидации угрозы возникновения советско-японского фронта на Дальнем Востоке.
Акция провоцировала чрезвычайно резкое обострение напряженности между этими двумя странами. Сам план операции готовился в условиях повышенной секретности и курировался лично наркомом госбезопасности, определившим начало оперативных мероприятий на октябрь 1940 года. «Повышенной» означало, что никаких документов по этой операции в стенах НКВД не велось и следов по ней там не оставлено. Такова была практика в этом ведомстве еще со времен активизации работы «Дезинфбюро» (1923 г.).
Один из организаторов операции будущий генерал-лейтенант В.Г. Павлов, окончивший ШОН (Школы особого назначения НКВД СССР) в 1938 году, начал работу в госбезопасности в американском отделении разведки и был назначен куратором резидентуры в Америке (книга Павлова «Операция “Снег”» была выпущена в 1996 году московским издательством «Гея» небольшим тиражом. — Сост.).
Через полвека он вспоминал: «Операцию придумал в недрах Лубянки профессиональный советский разведчик Исхаак Ахмеров, работавший за рубежом под кличкой Билл. Именно он когда-то познакомился с Гарри Уайтом, обладавшим серьезными связями в руководящих кругах США. Ахмеров предложил использовать своего американского приятеля, как говорят в разведке, “втемную”… Начальство предложило мне съездить за океан и ознакомиться с работой разведчиков на месте. Было решено, что мне нужно будет встретиться с Уайтом, постараться убедить через него Белый дом жестче реагировать на агрессию Японии на Дальнем Востоке… Мистер Уайт принял меня радушно, и после того как я (по легенде, сын белогвардейского офицера, проживающего в Китае) изложил ему мысли, которые приписал Биллу, он сказал, что они полностью совпадают с его собственными. Уайт считал, что Вашингтону настало время предупредить зарвавшихся японцев и потребовать от них в ультимативной форме прекратить агрессию и вывести войска… Уайт в 1941 году изложил мысли (в том числе и наши) о том, что японскую агрессию пора остановить, в записке на имя своего шефа — министра финансов США. Тот, в свою очередь, послал президенту Рузвельту следующее: «К маю 1941 года было бы целесообразно довести до сведения Токио нашу позицию — США никогда не согласятся с японским доминированием на азиатском континенте…»
Справка. Гарри Дэкстер Уайт, выходец из Литвы, участник Первой мировой войны. Окончил Стэнфорд и Гарвард, экономист. С 1934 года начал работу в исследовательском отделе министерства финансов США. Современники отмечали, что он был великолепным экономическим стратегом и блестящим аналитиком. Его усилиями был создан Вексельный и Валютный фонды и Всеамериканский банк. Будучи заместителем министра, он получил в свое кураторство все валютные операции, финансовое обеспечение действий американских ВМС и сухопутных сил в период Второй мировой войны.
