Рафаил Мельников - Полуброненосный фрегат “Память Азова” (1885-1925)
Но главную долю работ составила порученная Балтийскому заводу замена цилиндров главных машин. Для этого приходилось вскрывать, а затем собирать заново броневую, батарейную и жилую палубы. Кроме того, с разрешения управляющего и с согласия главного командира Кронштадтского порта завод выполнял работы “по приспособлению машинных фундаментов” и переносу части переборок поперечного угольного ящика со стороны машинного отделения.
Разрешенные только 11 января 1893 г., эти работы, по-видимому, задержали планировавшуюся на 1 апреля готовность корабля к походу в Америку. Пришлось отказаться от увлекательной идеи продемонстрировать миру в Нью-Йорке русский георгиевский корабль. В результате в Америку вышли 21 мая крейсер “Адмирал Нахимов”, а 30 мая, после особенно авральных работ, — броненосец “Император Николай I”. Ко дню парада международной эскадры и открытию Колумбовской выставки от русского флота 13 апреля успели прийти в Нью-Йорк крейсера “Дмитрий Донской”, “Генерал-Адмирал”, “Рында”. На “Памяти Азова” при всех усилиях Кронштадтского порта и Балтийского завода (часть его работ планировали отменить) работы затянулись до июня 1893 г. Их ход контролировали еженедельными записками, форсировали, как умели, но объем их оказался неподъемно велик.
Только 15 апреля Балтийский завод завершил установку на место носовых канатных клюзов и приделку полок для минных сетей, а к 8 мая — пригонку ставень орудийных полупортиков, снятых для их подкрепления, и изготовление ящиков для 6-дм и 8-дм картечей. Тогда же занимались перестановкой 10 из 11 башмаков шестов сетевого заграждения, которые оказывается, мешали повороту близ расположенных 6-дм орудий. В середине мая ставили стопора Легофа, 3 июня меняли оборжавевшее кольцо левой отливной трубы от главных холодильников. А еще ставили новые дельные вещи и продолжали другие работы по обширным их перечням. В июне 1893 г. Балтийский завод закончил все возложенные на него судостроительные работы и завершил сборку машин. 20 июля машины испытали в действии в море.
Но еще предстояло установить прикрытие рулевого привода и телеграфа в машинном отделении. Чертежи 21 июля разработал главный корабельный инженер Кронштадтского порта старший судостроитель Н.И. Комов (1845-?), а рассматривающий их в МТК Н.Е. Кутейников (1845–1906) в своем заключении напомнил, чтобы кожухи этих устройств к деревянному настилу не крепили.
Г. П. Чухнин
Фактически ничем закончилась титаническая борьба с перегрузкой. На ее пути стояло по крайней мере четыре непреодолимых системных препятствия. Это были, во-первых, сохранившееся отсутствие системного подхода к проектированию, отчего в проектах упорно не предусматривался запас водоизмещения, во-вторых, слабость материальной базы судостроения и особенно судоремонта (отчего задерживались или вовсе срывались сроки работ), в-третьих, неудовлетворительная организация работ в МТК, виновника едва ли не половины причин всех задержек, и, в-четвертых — чиновничья вялость и неповоротливость высшей власти, неспособной добиться осуществления ею же принятых принципиальных решений.
Сначала великий князь генерал-адмирал, изучив представленный ему журнал о борьбе с перегрузками и вообразив себя завзятым морсофлотом, “изволил приказать оставить существующий на крейсере рангоут”. Он счел себя безусловно более опытным моряком, чем командир Г.П. Чухнин. А затем и сам МТК, мучительно перебирая возможные варианты разгрузки крейсера, пришел к удручающему выводу о весьма ничтожной их эффективности, едва оправдывающей немалые требующиеся для их осуществления расходы.
Чуть ли не единственной осязаемой мерой (журнал № 29 от 23 февраля 1893 г.) стало запрещение устроить помещение для 300 пуд. пакли. В конечном счете остановились на том, что, сняв до 106 т груза (уменьшение осадки на 3 дм) и добавив 35 т снарядов и зарядов, корабль сможет уменьшить переуглубление всего лишь на 2 дм. Об увеличении же боезапаса речи и вовсе быть не могло.
Спустя год 30 июля 1894 г. подтвердились опасения командира Г.П. Чухнина. По его донесению, “вследствие перегрузки крейсера и недостатка помещения, он не может взять полного запаса” и имеет только половину снарядов и зарядов для крупных орудий и только одна треть — патронов для скорострельных пушек.
После проведенных в доке осмотра и притирки кингстонов, перемены шага винта корабль, все еще не поспевавший в Америку даже к завершению торжеств, начали с прежней поспешностью готовить к новому назначению. 7 июля, когда “Адмирал Нахимов” и “Император Николай I” еще находились на пути в Нью-Йорк, в министерстве с одобрения генерал-адмирала было решено, что “Память Азова” возглавит эскадру Средиземного моря под флагом контр-адмирала Ф.К. Авелана (1839–1916). Эскадра пойдет в Тулон для ответного визита, который в Кронштадт в 1891 г. совершила французская эскадра контр-адмирала Жерве.
Корабль должен был к 10 августа прибыть в Кадикс, чтобы там соединиться с возвращавшимися из США крейсерами “Адмирал Нахимов”, “Рында” и броненосцем “Император Николай I”. Прежний же их начальник — командующий эскадрой атлантического океана вице-адмирал Н.И. Казнаков (1834–1906) должен был на крейсере “Дмитрий Донской” вернуться в Кронштадт. “Генерал- адмиралу” назначили отдельное плавание с квартирмейстерами по Атлантическому океану. В состав эскадры Средиземного моря включалась состоявшая в Пирее стационером черноморская канонерская лодка “Терек”.
Задержанный все еще незавершенными работами “Память Азова” вышел из Кронштадта только 21 августа. Разными путями совершалось и сосредоточение эскадры, прибывшей 17 августа в Лиссабон. “Император Николай I” вместе с “Рындой” 27 сентября вышел из Кадикса в Тулон. “Адмирал Нахимов” I 28 сентября вышел из Картахены, чтобы на широте Барселоны соединиться с поджидавшей его эскадрой. Как писал А. Балтимор, “по неясно поднятому сигналу “Адмирал Нахимов” вместо того, чтобы вступить в кильватер крейсеру “Память Азова”, для чего “Рында” оставил место за крейсером, пытался вступить в кильватер броненосцу “Император Николай I”, то есть идти впереди крейсера” (с. 46). Дело могло кончиться таранным ударом, а, может быть, и потоплением “Памяти Азова”. Катастрофа была предотвращена исключительными искусством, опытом и самообладанием Г.П. Чухнина. Как говорилось в резолюции состоявшегося впоследствии суда, “Благодаря правильным и решительным действиям командира крейсера “Память Азова”, столкновение ограничилось легким прикосновением и незначительными повреждением”.
Сами тулонские торжества, знаменуя спасительный для Франции союз с Россией, прошли в непревзойденной атмосфере нескончаемых и самых горячих чествований русских моряков. Газеты переполнялись восторженными репортажами о русских моряках и русско-французской дружбе, радость и оживление царили везде, где появлялись моряки с эскадры. Все слои французского общества с присущей нации экспрессией словно бы соревновались в выражении самых теплых восторженных дружеских чувств к экипажам кораблей. Дождь наград, как в Сиаме и Японии, пролился на офицеров. Ф.К. Авелан к командорскому кресту ордена почетного легиона, полученному в 1891 г., прибавил теперь большой офицерский крест. Г.П. Чухнин, как и остальные командиры, получил офицерский крест Ордена. Изящно выполненным значком с изображением незабудки (его автору приходилось видеть в заметном, а ныне давно распавшемся собрании профессора В.В. Ашика (1905–1985), женщины Франции выражали обуревавшие их чувства сердечности, любви и привязанности к русским.
“Празднества следовали беспрерывно. Начальник эскадры с командирами и многими офицерами посетил Париж, где также были устроены блестящие праздники в честь наших моряков”, — говорилось в отчете по Морскому ведомству за 1890–1893 года (С.Пб, 1895, с. 35).
По окончании ставших едва ли не изнурительными торжеств эскадра перешла в порт Аяччо на о. Корсика, откуда 22 октября направилась к традиционному месту дислокации русских эскадр в Средиземном море — греческий порт Пирей. Оттуда, чтобы “показать флаг”, или, как говорят сегодня, обозначения военно-морского присутствия своей страны в бассейне Средиземноморья, корабли уходили для посещения его портов. Здесь в исторической Саламинской бухте или на рейде острова Порос (не путать с о. Парос в Эгейском море) занимались повседневной боевой подготовкой и корабельными учениями.
Остров Порос тогда был почти что собственностью России. На нем еще сохранились остатки строений, возведенных в 1828–1829 гг., когда остров служил базой прославившейся в 1827 г. в Наваринском сражении эскадры графа Л.П. Гейдена (1772–1850), в составе которой корабль “Азов” заслужил свои георгиевские отличия. Теперь с этими святыми для русского флота реликвиями смогли вплотную соприкоснуться моряки нового “Азова”. Зримо прочувствовали они память о героях Наваринского сражения — М.П. Лазареве (1788–1851), П.С. Нахимове (1802–1855), В.А. Корнилове (1806–1854), В.И. Истомине (1809–1855). История не знает такого собрания имен героев, кто свое боевое крещение получил на одном корабле. И, наверное, никто на “Памяти Азова” — носителе их славы, не мог остаться равнодушным к тем урокам героики и патриотизма, которые давали общение с историческими местами корабля “Азов”.
