Александр Музафаров - Забытые битвы империи
Так было до 2010 года, когда два исследователя Д.К. Николаев и О.В. Чистяков не опубликовали в Военно-историческом журнале статью «“Порт-Артур”. Неожиданные результаты литературно-архивного поиска»[17]. На основании архивных документов, прежде всего послужных списков, они проанализировали биографию автора «Порт-Артура» и пришли к поразительным выводам.
Во-первых, реальная биография Александра Николаевича Степанова заметно отличается от публиковавшейся в советское время. Он действительно был сыном офицера-артиллериста и в соответствии с семейной традицией продолжил дело отца и деда. Свое образование автор получил не в Технологическом институте, а в Михайловском артиллерийском училище, откуда в 1913 году был выпущен офицером в гвардейскую артиллерию[18]. В годы Первой мировой войны Александр Степанов неоднократно отличался в боях, был удостоен шести (!!!) боевых орденов и золотого георгиевского оружия. Последний чин в старой армии — штабс-капитан гвардейской артиллерии. Технологическое же образование было получено им во время учебы на ускоренных курсах артиллерийской академии, Относительно участия в Гражданской войне — никаких документов, подтверждающих службу Степанова в РККА, не обнаружено.
Во-вторых, и это самое интересное, отец писателя, артиллерийский офицер Николай Николаевич Степанов, никогда не служил в Порт-Артуре и на Дальнем Востоке вообще. Во время Русско-японской войны капитан Степанов проходил обучение в Офицерской артиллерийской школе под Санкт-Петербургом, которую окончил в сентябре 1904 года с отметкой «Успешно», за что и был произведен в подполковники. Ни он сам, ни его сын Александр никогда не были в Порт-Артуре.
Обнаруженные исследования материалы частично раскрывают методы, которыми автор собирал сведения для своего романа. Так, в переписке с участниками обороны крепости он использовал псевдонимы, выдуманные биографические данные и т. д. Например, переписываясь с известным врачом-хирургом С.Р. Миротворцевым, который в Порт-Артуре работал в госпитале Красного Креста, Степанов представился настоящей фамилией, но выдал себя за стрелка 25-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Разумеется, врач не смог через тридцать лет после событий вспомнить будто бы прооперированного им солдата (во время штурмов крепости Миротворцеву приходилось делать до 15 операций в сутки — разве всех упомнишь?), но охотно поделился с мнимым стрелком своими воспоминаниями о Порт-Артуре.
Открытие Николаева и Чистякова заставляет по-новому оценить писательский талант Александра Николаевича Степанова. Ведь почти никто из тех, кто читал эту книгу, не усомнился в том, что роман написан очевидцем событий. Даже те, кто реально участвовал в обороне Порт-Артура, хотя и отмечали явные несоответствия романа и реальности, но не подвергали сомнению — участие автора в обороне крепости. Среди русских эмигрантов-участников обороны крепости было высказано следующее мнение:
«Фантазия Степанова безгранична. Это тем более печально, что в его романе действительно имеется столько мелочей артурской жизни и такая осведомленность о бесконечных сплетнях того времени, сохранившихся в памяти артурцев до сего дня, что для него, как несомненного участника Порт-Артурской эпопеи, не было надобности выдумывать факты. В Париже, на одном из обедов уцелевших защитников говорили, что Степанов в период осады был еще мальчиком, много наслышался, много видел, но всё перепутал».
Но чем больше сила писательского таланта, тем больше и ответственность писателя, берущегося за создание исторического художественного произведения. Ведь, в отличие от историка, автор не связан строгими нормами научной достоверности, он имеет возможность домысливать и переосмысливать прошлое. Живописное полотно исторического повествования отличается от сухой научной статьи, как компьютеризированная модель динозавра от его окаменелого скелета в музее. Публика охотно посещает разного рода «парки юрского периода», но не всегда понимает, что живые симпатичные или ужасонаводящие модели могут не совпадать с реальными животными.
Как конструктор модели динозавра волен выбирать, в какой цвет ее окрасить (достоверных данных на этот счет все равно нет), так и автор исторического романа может наделять своих персонажей любыми человеческими качествами, как хорошими, так и дурными. Приписывать им слова и поступки, как могущие быть в реальности, так и не могущие иметь место в принципе.
Талант писателя превращает созданные им образы в стереотипы массового сознания читателей, и чем более талантлив писатель, тем более широкую аудиторию он охватывает и более прочные стереотипы создает. И они порой оказываются куда убедительнее, чем аргументы историков. Сколько статей и монографий доказывают невиновность Бориса Годунова в смерти царевича Дмитрия Ивановича, но они бессильны перед одной фразой Пушкина: «Все мальчики кровавые в глазах».
Впрочем, что читатели, сами специалисты историки не всегда могут выйти из-под влияния запечатленного, порой еще в детстве, стереотипа. И не всегда это плохо. Романы Генрика Сенкевича пробудили интерес к истории своей страны у тысяч польских юношей, и их роль в формировании современной польской исторической науки трудно переоценить. Любой студент-полонист знает: чтобы понимать польских историков, надо быть знакомым с творчеством Сенкевича.
То же самое можно сказать о романе «Порт-Артур» применительно к советской и постсоветской историографии Русско-японской войны. Для многих, если не для большинства, современных историков этого периода роман Александра Степанова стал первой книгой, прочитанной об обороне Порт-Артура[19]. Стереотипы, сформированные романом, оказывали влияние на работы профессиональных историков и в советское время, и порой в наши дни.
Но, может, ничего плохого в этих стереотипах нет? Новые факты из биографии автора не отменяют несомненных достоинств книги. Ведь, в конце концов, очень немногие авторы исторических повествований были свидетелями описываемых событий. Может, и здесь немудреная мистификация автора не играет большой роли?
Попробуем рассмотреть роман в контексте эпохи, но эпохи не описываемых в нем событий, а времени создания, т. е. конца 30-х годов XX века. Выше уже говорилось о том, как историки советского времени обязаны были сверять свои работы с творениями классиков марксизма-ленинизма. Писателям в этом отношении было несколько проще — никто не требовал вставлять в художественный роман цитату из Маркса или Ленина, если они ничего не писали об описываемых в книге событиях. Конечно, в предисловии «идеологически подкованный» редактор издательства находил подходящее высказывание из классиков, а то и выносил хлесткую фразу в эпиграф. Но не более того. Однако из этого правила было одно исключение — если у основоположников имелась работа, посвященная событию, то содержание книги никоим образом не должно было ей противоречить. Иначе автор мог быть обвинен в ревизионизме, а такое обвинение в 30-х годах было смертельно опасно.
Между тем среди изрядного по объему наследия «вождя мирового пролетариата» В.И. Ленина есть маленькая заметка, которая так и называется: «Падение Порт-Артура». Впервые она была опубликована 1 января 1905 года во втором номере большевистской газеты «Вперед», выходившей в Женеве. Поскольку деньги на издание газеты большевики получили от представителей японской разведки (тезис поражения своего правительства во внешней войне всегда был близок Ленину и его партии), то статья содержит восторженные дифирамбы в адрес победителей японцев:
«Прогрессивная, передовая Азия нанесла непоправимый удар отсталой и реакционной Европе. Десять лет тому назад эта реакционная Европа, с Россией во главе, обеспокоилась разгромом Китая молодой Японией и объединилась, чтобы отнять у нее лучшие плоды победы. Европа охраняла установившиеся отношения и привилегии старого мира, его предпочтительное право, веками освященное исконное право на эксплуатацию азиатских народов. Возвращение Порт-Артура Японией есть удар, нанесенный всей реакционной Европе. Россия шесть лет владела Порт-Артуром, затратив сотни и сотни миллионов рублей на стратегические железные дороги, на создание портов, на постройку новых городов, на укрепление крепости. которую вся масса подкупленных Россией и раболепствующих перед Россией европейских газет прославила неприступною. Военные писатели говорят, что по своей силе Порт-Артур равнялся шести Севастополям. И вот, маленькая, всеми до тех пор презираемая Япония в восемь месяцев овладевает этой твердыней, после того как Англия и Франция вместе возились целый год со взятием одного Севастополя».
Ей-богу, японский журналист не написал бы лучше! Но поскольку газету должны были читать не только японские спонсоры, но и агитируемые подданные Российской империи, для них был приготовлен тезис, который, с одной стороны, определял виновных в поражении, а с другой — утешал национальное чувство русских: «Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению».
